Чего только о ней не судачили – и при жизни, и после. Дмитрий Мережковский вообще считал ее глуповатой. Писал в романе «Александр I»: «Лицо плоское, круглое, красное, веснушчатое, как у деревенской девушки. Росту большого – гренадер в юбке. Лет под сорок, а умом ребенок».
А этот «ребенок» в семь лет говорил на пяти языках: кроме русского, Анна знала английский, немецкий, французский и итальянский.
Веселое Нескучное
Графиня Анна Алексеевна Орлова-Чесменская родилась в 1785 году в Москве. Матери своей она не помнила – Евдокия Николаевна, урожденная Лопухина, скончалась через полтора года после рождения дочери. Обоих родителей и вообще весь мир ей заменил отец – легендарный Алексей Григорьевич Орлов-Чесменский.
Один из богатейших обитателей империи, он, к тому времени отошедший от придворных дел, жил практически безвылазно в своем Нескучном и видел в дочери единственную радость.
Литератор Степан Жихарев писал: «Герой Чесменский доживал свой громкий славой век в древней столице. Какое-то очарование окружало богатыря Великой Екатерины, отдыхавшего на лаврах в простоте частной жизни, и привлекало к нему любовь народную. Неограниченно было уважение к нему всех сословий Москвы, и это общее уважение было данью не сану богатого вельможи, но личным его качествам».
На всю Россию славились орловские пиры. Один из современников писал, что ужин у вельможи на покое «весь состоял из домашней провизии, ветчины, баранины, кур, гусей и пр., приправленный домашними напитками, квасами, настойками, наливками и медами; иностранные виноградные напитки были исключены».
Славился орловский воздушный театр – огромная крытая галерея, в которой вместо декораций были настоящие деревья и кусты. Спектакли, по традиции, заканчивались фейерверками.
Известны были и так называемые карусели. Журнал «Вестник Европы» сообщал добропорядочным российским обывателям: «В последней половине минувшего июня в Москве, у Калужской заставы, посреди нарочно устроенного обширного амфитеатра, два раза дано было прекрасное и великолепнейшее зрелище каруселя… Благородные рыцари показывали искусство свое в верховой езде, меткость рук и умение управлять оружием.
Богатый убор церемониймейстеров и кавалеров, устройство кадрилей, порядок шествия, все это выше всякого описания, все достойно обширности, многолюдства и пышности древней столицы величайшей в мире империи».
Участники забавы на обширной территории, окруженной ребрами китов, танцевали верхом на конях, рубили картонные головы, протыкали копьями мячи. Василий Львович Пушкин, дядюшка поэта Пушкина, посвящал каруселям стихи (и за это был прозван «карусельным пиитой»). Победителей же награждали золотыми перстнями, кубками, блюдами и прочими дорогостоящими сувенирами.
Центром всей этой роскоши была, безусловно, дочь Анна. Она вместе с подругами, такими же юными княжнами – Гагариной, Урусовой, Щербатовой, скакала в карусели, протыкала мячи и нанизывала кольца на копье. Она опережала сверстников в своем развитии (вспомним четыре иностранных языка в семь лет). Получила прекрасное домашнее образование. Была, вероятно, красивой. Гавриил Державин посвятил ей строки:
Ты взорами орлица,
Достойная отца;
Душою голубица,
Достойная венца.
Приятности дивятся
Уму и красотам,
И в плясках все стремятся
Лишь по твоим следам.
Явишься ль в Петрополе, –
Победы поженешь:
Как флот отец твой в море,
Так ты сердца пожжешь.
Насчет внешности, впрочем, единого мнения не существовало. Фрейлина Фредерикс писала об Орловой: «Была высокого роста, очень полная, представительная особа, никогда не была красива, даже в молодости, но у нее было удивительно светлое и доброе выражение лица».
Однако, судя по портретам, очень даже хороша.
В одиннадцать лет Анну представили императрице. По словам кабинет-секретаря Екатерины II Адриана Грибовского, «государыня приласкала ее рукой за подбородок, похвалила и в щечку поцеловала. Когда они вышли, то государыня сказала бывшим тут: «эта девушка много доброго обещает».
Завидная невеста, Анна не имела недостатка в женихах. Будущий московский губернатор Федор Ростопчин писал: «У Орлова полон дом претендентов на дочь; к прежним приехали два Голицына, сын князя Сергея Федоровича и славный князь Борис Вестрис».
Он же обращал внимание на способы, к которым прибегали женихи и их родители: «Иван Петрович Салтыков не думает идти в отставку и старается, напиваясь с графом Орловым, успеть в женитьбе сына на его дочери».
Выбор барышни в конце концов остановился на генерале от инфантерии, графе Николае Каменском. Дело уверенно двигалось к свадьбе.
Но пришла беда. Скончался Алексей Орлов.
Монастырь вместо карусели
Это было первое серьезное потрясение в жизни 22-летней девушки. Мир фактически рухнул, все утратило смысл. Свадьбу, конечно, отменили (несостоявшийся жених умрет спустя три года от осложнений лихорадки).
Узнав о смерти отца, Анна Алексеевна долго лежала без памяти, потом пришла в себя, подошла к красному углу и произнесла перед иконами: «Господи! Ты взял мою мать, которой я не знала, теперь Тебе угодно взять моего отца, будь мне вместо матери и отца, руководствуй всеми поступками моей жизни».
Анна Орлова-Чесменская совершает паломничество. Сначала в Киево-Печерскую лавру, а затем в ростовский Спасо-Яковлевский монастырь. Там она знакомится с гробовым старцем Амфилохием. Отца Амфилохия так называют за то, что он каждый день по несколько часов стоит перед ракой святителя Дмитрия Ростовского.
Перед глазами девушки разворачивается совершенно иной, раньше не виданный, неведомый мир. Именно он ей теперь кажется прекрасным, а карусели и пиры уже не привлекают.
Гробовой старец становится духовником Анны Алексеевны. Она каждый год проводит в монастыре Великий пост, празднует Пасху. В другое время постоянно переписывается с отцом Амфилохием. И, конечно, жертвует на монастырь. В общей сложности на нужды обители она передала 300 000 рублей.
Нет, Анна Орлова-Чесменская отнюдь не становится религиозным фанатиком. Ее пожертвования не ограничиваются монастырями. В Отечественную войну 1812 года Анна Алексеевна приобретает 4300 ружей, 4000 пик, 4000 касок, 300 штыков, 40 пудов свинцу, 20 пудов пороху и еще много всего, не имеющего отношения к монастырской жизни. И вооружает всем этим московское ополчение, не забыв приложить еще деньги – сто тысяч рублей.
Да и со светской жизнью окончательно не порвано. Духовная дружба с отцом Амфилохием не мешает Орловой принять в 1817 году звание камер-фрейлины, а спустя еще одиннадцать лет совершить продолжительное путешествие в свите императрицы Александры Федоровны. Она дает приемы и балы, а поданное угощение не уступает тому, что стояло на столах покойного Алексея Григорьевича.
Просто смещается оптика. И то, что раньше составляло смысл жизни, теперь отходит на вторые, третьи и четвертые места.
Орлова стала как бы живым мостиком между миром духовным и светским. Графиня Дарья Федоровна (Долли) Фикельмон писала: «Эта душа, целиком посвященная Богу, вносила в придворные салоны, где она вынуждена обитать, такую нежную терпимость, такую чарующую веселость, столь благородную и элегантную манеру держаться, озаряла всех такой чудесной улыбкой, что рядом с ней всегда чувствуешь себя спокойно!»
Золотые годы Юрьева монастыря
А между тем Анна знакомится с иеромонахом Фотием, в миру Петром Никитичем Спасским. В ее глазах это герой, пострадавший за веру. Орлова-Чесменская пишет: «Он возбудил во мне внимание тою смелостию, тою неустрашимостию, с какими… стал обличать господствующие заблуждения в вере. Все было против него, начиная со двора. Он не побоялся этого. Я пожелала узнать его и вступила с ним в переписку. Письма его казались мне какими-то апостольскими посланиями».
Фотий выступает против увлечения мистическими практиками, охватившего в том числе высший свет и даже высшее духовенство. Как он сам говорил, «против масонов, иллюминатов, методистов, Лабзина, Сионского вестника и прочих».
За это выступление его фактически ссылают, назначают настоятелем в нищий, полуразвалившийся Деревяницкий монастырь в Новгородской губернии. Таким образом, у Анны Алексеевны появляется еще один объект для добрых дел – в монастырь поступают сначала три тысячи, потом десять тысяч, за ними идут два обоза – хлеб, вино, свечи, ладан.
Впрочем, в скором времени – не без протекции Орловой – Фотий делает завидную карьеру. Он возведен в сан архимандрита, принят императором, назначен настоятелем новгородского Юрьева монастыря.
Теперь деньги Орловой направляются в Новгород. А через некоторое время туда перебирается и сама благотворительница. Покупает рядом в Витославлицах большой кусок земли и обустраивает там себе усадьбу. К тому времени уже не Амфилохий, а Фотий становится ее духовником, и они вместе восстанавливают Юрьев монастырь. Средств Анна Алексеевна, ясное дело, не жалеет.
Это было золотое время для обители. В считанные годы там как будто сами собой выросли Спасский собор, западный корпус с церковью Всех Святых, восточный, он же Орловский корпус с кельями, северный корпус с храмом Воздвижения Креста и южный, с церковью иконы Божией Матери Неопалимая Купина, церковь Архангела Михаила. А новая монастырская колокольня была выстроена по проекту самого Карла Росси.
Энциклопедия Брокгауза и Эфрона сообщала: «Монастырь неоднократно подвергался разорению и опустошению то от неприятеля, то от пожаров. В начале XIX столетия монастырь пришел в упадок, и нынешним своим блестящим состоянием обязан щедрости графини Ан. Ал. Орловой-Чесменской и стараниям ее духовника архимандрита Фотия».
* * *
Фотий скончался в 1838 году. Анна Алексеевна похоронила своего духовного отца в подземной, катакомбной церкви Похвалы Богородицы. Там же приготовила гробницу для себя. Останки своего отца и его не менее знаменитых братьев она перевезла сюда еще в 1831 году. Годом позже был продан дворец в легендарном Нескучном.
Ничто ее теперь не связывало ни с Москвой, ни с Петербургом.
Жизнь состояла большей частью из церковных служб, молитв, паломничеств в Киево-Печерскую лавру.
Денег все так же не жалела – пожертвовала лавре новый иконостас за миллион рублей, а 50 тысяч дала просто деньгами. Всего же за всю свою жизнь Орлова пожертвовала на церковные нужды 25 миллионов рублей.
Крепостных крестьян перевела частью в Удельное ведомство, а частью в вольные хлебопашцы. Среди них были чуваши-язычники – тех лично обращала в христианство, и притом успешно.
Анна Алексеевна скончалась в 1848 году. После нее осталось завещание, в котором все отписывалось храмам и монастырям. Родственникам достались лишь неплодородные, степные земли под Воронежем.
