Страсти по Матвею

Разум и чувства

Произошедшая в тульском роддоме трагедия с мальчиком Матвеем не только разожгла огонь соревнования усыновительниц (среди которых заботливые и хорошие женщины), но и трансформировалась в опасную истерику со стороны множества активистов и участников из разнообразных организаций, движений и фондов.

Активисты устраивают митинги в российских городах, настаивая не только на справедливом суде над виновными, но и требуя отдать Матвея одной маме и не отдать другой. Они проводят флешмобы под хештэгом #‎непрощайматвей в пользу той или иной усыновительницы, перечисляя ее лучшие качества, пишут бесчисленные посты в соцсетях с разбором – какая кандидатка, по их мнению, имеет право усыновить Матвея, а какая нет. Они собирают подписи и пишут стихи о Матвее-«божественном Фениксе». Наконец, они строят конспирологию и теории заговоров о том, что тульские власти вместе с уполномоченным по правам ребенка хотят мальчику плохого – запихнуть в детский дом или отдать в ту семью, где он пропадет.

В этой сетевой истерике и спорах о том, кому в итоге достанется право ухаживать за искалеченным ребенком, о кровной маме Матвея – 20-летней Кате, сначала отказавшейся от малыша из-за ужаса случившегося (сыграло роль и давление опеки, посоветовавших отказаться от малыша – «Молодая, родишь еще»), а затем забравшей свой отказ, – почти забыли. И кроме штампов «предательница» от участников сетевой истерики в адрес родной мамы Матвея мы ничего не слышим.

Возникает вопрос: почему глас народа в поддержку Матвея забыл о женщине, которая его родила, хотя та забрала заявление? К слову, та же опека и чиновники не предложили Кате никакой помощи. А ведь активисты, которые сейчас выходят на митинги, могли бы потребовать от властей поддержать Катю, выделить ей, наконец, жилье в Москве, в реальной близости от ожогового центра Сперанского, лучшего в стране, где Матвею придется лечиться очень долго. Тогда жизнь и история Матвея и его мамы, вполне возможно, получились бы иными.

Ответ: потому, что тогда не на чем было бы разгореться страстям. Гласу народа скучно участвовать в правильных разговорах. Там надо думать, а стихия «гласов» – чувства.

Но вот появились разные претендентки на роль мамы Матвея, создалась возможность соревнований между ними, а значит, можно записаться в группу поддержки. Оформился «виновник» в виде нехорошей власти. И глас народа окреп, почувствовав свою стихию. Теперь можно «обвинять», «разоблачать», «мочить», или, наоборот, «обожествить».

В правильном разговоре разум и чувства находятся в связи и в балансе, чувства проверяются разумом.

Но когда круг обсуждения расширяется, контроль разума ослабевает и, если предмет обсуждения горяч, эмоции могут стать неуправляемыми. Здесь начало любой истерики. И каждый эмоционально заряженный, вовлеченный в ситуацию человек вольно-невольно становится ее провокатором и передатчиком.

Признак истерики – нагнетание эмоций и их отрыв от разума 

Как предупредить превращение здорового обсуждения с нормальными чувствами, нормальной вовлеченностью, – в истерику, которая, разжигая страсти, не дает видеть правду? Да и правда становится не важна, главное – «поддержать», сказать «свое слово», внести «свою лепту».

Посмотрите, какой ужас

Психолог Мария Капилина:

– В ситуации с Матвеем фактически задействованы три стороны. Первая – ребенок и его близкие взрослые (кровные родственники, хоть и лишенные юрправ, и те, кто собирается стать близкими, – кандидаты в приемные мамы), то есть те, кого ситуация касается непосредственно.

Другая группа – правозащитники, которые стараются помочь мальчику практически: найти средства и обеспечить лечение, добиться льгот, помочь обрести семью и т.д. Органы опеки в этой группе тоже.

И третья группа – все, кто обсуждает эту ситуацию под девизом: «посмотрите, какой ужас». Они и придают нормальному обсуждению истерический привкус.

Целью этих людей является суждение и осуждение, поиск правых и виноватых. Никак практически они Матвею не помогут, да и не собираются. Они азартно и темпераментно обсуждают степень вины врачей, родных мальчика (за то, что отказались), «пригодность» кандидатов в приемные родители и пр. Сюда относятся и некоторые СМИ, и рядовые граждане, которые смотрят-читают-дебатируют в разных студиях и на кухнях. Истерика раздувается именно в этой группе и ради нее.

В основе истерики – игра страстей любопытства и осуждения других под маской сочувствия.

Собственно, большинство ток-шоу на ТВ построено на этом.

Признак истерики – нагнетание эмоций и их отрыв от разума, что проявляется как в отсутствии конструктивных предложений по решению проблем, так и практической помощи на фоне большого количества разговоров.

Подопечный не должен становиться инструментом борьбы

Руководитель психологической службы благотворительного фонда «Арифметика добра» Наталия Мишанина:

– Ситуация, которая сложилась вокруг Матвея – однозначно нездоровая. И это история уж точно не про ребенка, не про любовь, не про добро. Здесь ребенок стал объектом, инструментом борьбы с властью, способом привлечь внимание, заложником взрослых отношений и разборок.

И не надо забывать, что пока мы увлеченно следим за историей одного ребенка, устраиваем флешмобы и митинги, судьбы многих других детей по-прежнему не могут решиться.

Психолог Инна Игнатьева:

– За этой историей мы наблюдаем уже более года. И большой вопрос – кто в данном случае взял больший грех на душу: родная мама Матвея, которой всего 20, и которая, не вынеся кошмара случившегося, оказалась на грани отчаяния без всякой поддержки, или работники роддома и местное окружение «сердобольных» наблюдателей, которые и подтолкнули ее к этой мысли.

Но все об этом быстро забывают, когда речь идет о «широте духа русского народа», желании помочь советом, а чего хуже – пикетом или митингом, продемонстрировав подрыв доверия власти и вовлекая людей в информационную волну, цель которой – оказать эмоциональное воздействие на массы.

Не облагается цензурой

Информация – это товар. Его можно продать и получить прибыль. Об этом хорошо знают блогеры и админы групп. И почти любая история, уже ставшая популярной в сети, да еще отягченная архетипами борьбы «за правду», «с властями», не будет облагаться цензурой. В ход пойдут самые-самые комменты, типа:

«Боже, ты услышал наши мольбы о том, чтобы задали вопрос Путину про Матюшу, услышь, пожалуйста, наши мольбы о том, чтобы мама и Матюша – божий феникс были вместе».

Кто плюнет, кто удивится, кто возмутится, – зато дан повод к обсуждению, осуждению и перепосту, а значит, профессиональная задача админа выполнена. Интернет – это средство передачи и распространения новостей и эмоций. Ответственность и моральные фильтры дорого стоят, мало кто готов из-за них оказаться вне тренда.

Остановить истерию в сети, когда страсти уже разгорелись, практически невозможно. Теоретически лидеры, стоявшие у истоков развития историй, могут призвать свои «группы поддержки» к мораторию на высказывания. Но часто, даже желая того, они уже не в силах контролировать этот процесс.

Покричали, а что в итоге?

Мария Капилина:

– Критерий продуктивности/непродуктивности социальной дискуссии – ее результат. И это результат не только для героев истории, но и для самого общества. Что нового и полезного для людей появится в реальности? Если ничего – дискуссия была не просто бессмысленной, но вредной, поскольку подменила собой реальные действия.

Обсуждение в обществе истории Матвея могло бы быть полезным, если б в результате появлялись бы проекты по работе с родителями детей, ставших инвалидами (социальная и психологическая поддержка семей как профилактика отказов от ребенка). Если бы был организован сбор средств для поддержки реабилитационных и развивающих центров по работе с детьми с особыми потребностями – Матвею все детство и юность нужны будут особые образовательные программы и помощь в развитии.

Если бы детям в школе и дома объясняли, как сильно ранит человека с «особенностями внешности» социальное отвержение и неприязнь – Матвею теперь всю жизнь придется справляться с тем, что он «не как все»…

А помочь Матвею обрести любящую маму никакие решения властей не помогут, нужен обычный нормальный процесс подготовки и сопровождения приемной семьи и ребенка с особыми потребностями грамотными специалистами. Их сейчас немало. И вопрос отношений с кровной мамой тоже неизбежен, и даже если Матвей ее не будет видеть, все равно в течение жизни много раз будет задаваться вопросами, на которые ему надо будет помогать искать ответы тем взрослым, которые будут с ним.

Подводя итог, хочется сказать: в этой истории ОЧЕНЬ много боли. И каждый человек, который обсуждает ее, к этой боли прикасается. Просто спросите себя: «То, что я делаю, эту боль уменьшает?». Если нет, значит – увеличивает.

Инна Игнатьева:

– Я, как психолог, и в первую очередь, как верующий человек, призываю всех сочувствующих и сопереживающих горю Матвея не поддаваться истерии, не потакать массовому психозу в соцсетях.

Читателям и слушателям, чтобы не подливать масла в огонь своими переживаниями и не усугублять истерию, рекомендую не забывать, что мы все – лишь субъективные наблюдатели. И только слаженная работа психологов, местных властей и суда могут помочь Матвею обрести любящую маму.