Сельский доктор Тезяков: его любили крестьяне, но сначала хотели убить

Происки коварного лу-мурта

Николай Иванович Тезяков родился 10 декабря 1859 года в рабочем поселке Верхние Серги Красноуфимского уезда Пермской губернии. Отец его был крепостным, однако же принадлежал не помещику, а Верхнесергинскому железоделательному заводу. Этот завод был основан Никитой Демидовым еще в 1743 году и, собственно, являлся градообразующим предприятием для поселка. Вся верхнесергинская жизнь крутилась, так или иначе, вокруг этого завода.

Коля окончил обычную земскую школу – все там же, в родных Верхних Сергах. Этого образования, однако, показалось мало, за школой последовали Екатеринбургская казенная гимназия и весьма влиятельный в то время Казанский университет. В студенчестве будущий доктор отдавал предпочтение тем дисциплинам, которые связаны с общественной гигиеной.

И вот, в 1884 году перед нами молодой участковый земский врач, просим любить и жаловать.

Первое назначение – Аряжский сельский врачебный участок Осинского уезда Пермской губернии. 25-летний доктор сразу показал себя неравнодушным. Медицинскими обязанностями не ограничивался.

Участвовал в губернских врачебных съездах, проходивших в 1886 и в 1887 году в Перми. Там он не просто так отсиживался, рассказывал о состоянии земской медицины в Осинском уезде, о санитарном положении в уездных учебных заведениях. Доктора, несмотря на его молодость, слушают с интересом. Сразу видно: он знает, о чем говорит.

Тогда же Николай Иванович принялся активно публиковаться. В первую очередь, естественно, это были узкопрофессиональные труды, посвященные земской медицине, санитарии и гигиене. Но не только об этом.

Аряжский крестьянин был для него не просто биологическим существам с некой температурой, пульсом и диагнозом. Это была живая и одухотворенная личность, человек сказочной и завораживающей удмуртской культуры, со своими религиозными, бытовыми, кулинарными традициями, но и с чудовищными недостатками своего быта.

Именно Тезяков стал автором первого этнографического и антропологического труда, посвященного так называемым куединским удмуртам (или вотякам, как их в то время называли). Деревня Куеда была совсем недалеко, всего лишь в семи верстах от Аряжа, и входила в Аряжский врачебный участок.

Свои заметки Николай Иванович сначала публикует в журнале «Земский врач», а после издает отдельной книгой.

Доктор не то чтоб влюбился в своих пациентов, но всерьез заинтересовался ими.

Николай Иванович писал: «Все прошлое воспитывало вотяка в недоверии к своим соседям. Характер вотяка делался все более и более замкнутым. Вотяк редко перед кем выскажется по душе, так велико в нем недоверие к людям другой национальности. К своим соседям – русским, поселившимся здесь много позднее вотяков, последние относятся с еще большим недоверием, чем прежде относились к своим вотчинникам-башкирам.

Да и русские соседи мало заботятся о своем нравственном воздействии на вотяков, как на нацию, несомненно способную к восприятию всего хорошего. Трудолюбие и честность замкнутого в себя вотяка-язычника мало ценится, «собака», «поганый» – вот обычные эпитеты для вотяка на языке русских соседей».

Николай Иванович пытался делать антропологические измерения удмуртов, их сопротивление было немыслимым. К тому же кто-то пустил слух, что следом за доктором приедут священники и всех насильно окрестят. Депутация от вотяков пришла жаловаться самому губернатору. Исследования пришлось прекратить.

Было одновременно и смешно, и грустно. Когда доктор Тезяков прибыл в одну из отдаленных деревень, чтобы осмотреть больных цингой, там был какой-то праздник, молодежь водила хороводы. Но, увидев Николая Ивановича, все моментально разбежались по домам и заперлись.

«Глуп молодой народ, – пояснил староста. – Не видал еще дохтура, оттого и прячется».

Крестьяне жили в невероятной грязи, окна не открывали, ели всякую гадость, с двухлетнего возраста пили кумышку – желтую, совершенно не очищенную самогонку. Но считали, что болезни не от этого всего, а из-за гнева лу-мурта, злого полевого человека.

Самой же распространенной из болезней был сыпной тиф.

Врач страшнее болезни

В 1889 году доктора Тезякова переводят на очередное место службы, в Херсонскую губернию. До 1896 года он трудился в должности уездного санитарного врача, одновременно с этим руководил Елисаветградской лечебницы Красного Креста.

К жизни обитателей губернии он испытывает такой же интерес, как к вотякам.

Народ южный, приморский, открытый. И при этом новый, непонятный. Николай Иванович писал: «Все здесь было ново, для человека, выросшего в горах и лесах, и эти бесконечные безлесные степи, и многочисленные помещичьи владения с массою наемных пришлых рабочих, и само население края с преобладанием украинцев, с их ласкающим, но чужим для меня языком, и, наконец, само земство – дворянское по преимуществу».

Тезяков ездит по селам, посещает многочисленные паровые молотилки и не устает удивляться. Всему – обилию пришлых работников, казарменному быту, семнадцатичасовому рабочему дню, однообразной пище – каша, черный хлеб и щи с таранью. Его поражают артели, собранные исключительно из детей 12-14 лет.

И доктор принимается создавать по всей губернии так называемые лечебно-продовольственные пункты: «В основе такого пункта лежали оказание рабочим бесплатной медицинской помощи и выдача дешевой горячей пищи в специально открываемых амбулаториях и столовых. Конечной целью открытия таких пунктов была поголовная регистрация по специальным составленным картам всех приходящих на рынок рабочих с учетом, куда и сколько из них нанялось, на какие сроки и за какую плату».

Дикий рынок труда на глазах становился все более цивилизованным.

Зато в 1892 году, в городе Ольвиополе Николая Ивановича чуть не убили. Началась эпидемия холеры. Доктор выступал перед местными жителями, рассказывал, что уже сделано, приводил какие-то цифры. Когда же он заговорил о необходимости ранней изоляции зараженных и, соответственно, о сооружении холерного барака, поднялся настоящий холерный бунт. В Тезякова полетели стулья и скамейки. Народ закричал:

– Что их, докторов слушать!

– Они ходят по городу и травят в колодцах воду!

– Бить их, на Волге с докторами не церемонятся!

К счастью, вовремя подоспели вооруженные полицейские и отбили врача от дикарей. Он вспоминал, что пристав, который руководил его спасением, впоследствии сам ухаживал за холерными больными, заразился и умер буквально у него на руках.

И в том же Ольвиополе произошел комичный случай. К Тезякову на улице подошел обыватель:

– Здравствуйте, вы меня, наверное, не помните, вы мою жену от холеры лечили, но не вылечили, она умерла… Нет, я все понимаю, болезнь очень сложная, вы очень старались… Вы потом еще сделали у меня в доме дезинфекцию, сожгли все холерные вещи и неплохо за них заплатили. Так я эти деньги пустил в дело, и теперь у меня своя торговля, красивая молодая жена, и все это благодаря вам. Большое вам спасибо, доктор!

Именно в Херсонской губернии доктору посчастливилось опробовать новое, эффективное средство против дифтерии. Он вспоминал: «Не могу не припомнить первых своих опытов применения антидифтерийной сыворотки в Елисаветградском уезде Херсонской губ., в конце 1894 года. В уезде в то время как раз наблюдалось резкое повышение дифтерийных эпидемий с обычною для того времени огромною смертностью – в 60 и более процентов.

На мою долю выпало редкое, незабываемое счастье – произвести с другими своими товарищами первые опыты применения антидифтерийной сыворотки в русской деревне. С небольшим запасом (около 40–50 флаконов) впервые только что полученной сыворотки мы выехали в с. Благодатное Елисаветградского уезда, полные сомнений и боязни за успех нового, столь желанного средства.

Первые 20 лечебных впрыскиваний изменили не только настроение нас, врачей, но и населения. Все мы воочию убедились, что в антидифтерийной сыворотке мы получили действительно надежное, могучее средство против дифтерии».

Хотя до этого простые обыватели относились к новой сыворотке с подозрением. Как ни страшна была болезнь – зараженный умирал в страшных мучениях в течение нескольких дней – шприц в руке доктора казался страшнее.

Но Николай Иванович располагал к себе крестьян. Его шприцу они доверяли. Не в последнюю очередь, благодаря его внешности – высокого роста, полноватый, с буйно растущей – особенно по молодости – бородой и шевелюрой, в строгих очках, он из сурового доктора неожиданно превращался в доброго заботливого друга.

И, разумеется, огромное значение имело знание обычаев, фольклора, темперамента – всего того, что формирует лицо народа.

Тезяков был своим.

Во враче видят барина

Затем новое назначение – Воронеж. Там он уже, с 1896 по 1903 годы заведует санитарным отделением Воронежской губернской земской управы. И, конечно, также совмещает несколько специализаций.

Он и санитарный врач, и антрополог, и историк земской медицины. Он полностью меняет местную структуру земской медицины – открывает межуездные врачебные участки, учреждает уездные санитарные советы. Делает все для того, чтобы доктор был ближе к крестьянину. И не просто доктор, а компетентный, увлеченный, современный. Чтобы медицинские журналы были для него привычным и любимым чтением.

В 1903 году – новое повышение в должности. Николай Иванович на протяжении 12 лет руководит отделением народного здравоохранения, но на этот раз уже в Саратове, в тамошней губернской земской управе. Он объясняет своим подчиненным, таким же молодым земским врачам, каким недавно был он сам: недоверие крестьянина к доктору древнее и глубинное.

Доктор в этом недоверии совершенно не виноват. Просто медицинского работника всегда воспринимали как представителя власти, как барина. А от него добра не жди: обманет, оберет, унизит.

Именно отсюда настороженность и недоверчивость крестьянина. И эту стену надо разрушать, иначе ничего хорошего не выйдет. А уж как разрушать – каждый думает сам.

В неурожайные годы (а их в Саратовской губернии была чуть ли не половина) Тезяков организовывал лечебное питание в больницах, горячие завтраки в школах. Благодаря ему в губернии возникло 30 сельских самотечных водопроводов. Издавал лекции-методички «Беседы по гигиене в применении ее к народной школе».

Именно при нем в Воронеже открылся так называемый оспенный телятник – там животным прививали оспу, а потом использовали их как доноров для противооспенной сыворотки.

Он был много больше, чем врач.

Побывал доктор Тезяков и на войне, сначала участвовал в Русско-японской, а затем в Первой мировой. В обоих случаях, естественно, в качестве военного врача. Но поле боя все же не его стихия. Он был создан для сельской избы.

* * *

Наступил 1917 год. Как и многие товарищи Николая Ивановича по земской медицине, он приветствовал новую власть. И уже в 1920 году руководил в Наркомздраве РСФСР отделом лечебных местностей.

Еще при жизни, в 1923 году, имя Николая Ивановича Тезякова присвоили двум санаториям. Одному на родине, только не в Верхних, а в Нижних Сергах. А другому – на Черном море, в Геленджике.

А в 1925 году доктор скончался, в собственном рабочем кабинете. Его похоронили с почестями, на самом престижном кладбище страны – на Новодевичьем.