Часть первая. МЫ
Все началось три года назад. Бесконечным осенним вечером я искала в Интернете «усыновить ребенка». Позади было ежемесячное замирание и огорчение — опять нет, позади было краткое ощущение полета и счастья внутри, позади были горькие слезы о маленьком неродившемся человечке. Позади был краткий разговор с мужем, который был не против мысли об усыновлении. Среди найденной кучи пустых слов было ценное зерно — конференция «Приемный ребенок». И глупый вопрос на радостях «А нам дадут ребенка?» Утешили, что дадут. Но муж охладил мой пыл, предложив выждать полгода, чтобы принимать решение спокойно и обдуманно. Но вернуться к разговору через полгода не удалось, по некоторым важным причинам. Как решил муж «К вопросу вернемся позже». За токсикозом, вязанием приданного и прочими радостями я не переставала иногда читать конфу, радуясь за детей и родителей. Костя рос и все настойчивей становилось желание иметь еще одного ребенка, приемного ребенка. Нам очень хотелось маленькую беленькую голубоглазую девочку, но попозже, следующей зимой, когда Косте будет два, чтоб они погодки были.
Активно читая конфу, все примеривала и примеривала на себя детей — а такого взяла бы? Было страшно. Я понимала, что мы не будем выбирать ребенка, а возьмем того, который сам нас найдет или которого опека предложит первого. И боялась не полюбить. О чем думал муж — не представляю. Иногда показывала мужу фотографии детей, которым ищут родителей. Только почему-то вместо годовалых девочек это были трехлетние мальчики, как на подбор с карими глазами и темными волосами 🙂 Муж спокойно говорил «угу» и не проявлял никакого желания развивать тему этого конкретного ребенка.
И однажды меня царапнул по душе Наташин рассказ о детях в очень маленьком городке за 850 км от Москвы, о том, что есть трое, у которых так мало шансов, которым видно так и жить в казенных домах. С этим огорчением пришла к мужу, пожаловалась, что не могу уснуть, деточек жалко. Говорю «Вот. Никто детей не берет. И не возьмет никогда, троих-то. Мы же, например, не можем взять троих?!» «Почему???»– удивился муж. «Ну как, трое же, сразу…»– растерянно лепетала я. «Покажи детей. Хорошие дети. Узнай завтра же какие документы нужны.» Потом были и сомненья, что справимся, и обсужденья — надо ли, можно ли, стоит ли? Говорили с мамой(свекровью) — поддержала, брат мужа покрутил пальцем у виска, но документы подписал. Поддержал духовник, сказал собирать документы и ехать к детям. Документы собрались легко. Опека пыталась пугать генами, уходом мужа, всякими ужасами, но после знакомства с решительным-внушительным папой-священником растаяла. Люди привозили все новые фотографии, мы как-то все больше мысленно привыкали к детям. Я все ходила и прикидывала — а как бы я сейчас с четырьмя, а в этой ситуации? Вроде ничего, не помрем. Документы были готовы в первых числах отпуска и мы поехали.
Часть вторая. ЗНАКОМСТВО
Дорога. Деревни Костиково, Данилино, Александровка, Сынково — все будет хорошо? Маленький городок, грязные улицы, люди провожают долгими взглядами нашу «роскошную иномарку». Серый дом под дождем. Илья Алексеевич, директор Дома ребенка — почти молодой мужчина с глубокой печалью в глазах. Зачитывает нам карты — бронхит, орз, бронхит, пневмония, еще бронхит, еще, еще… Неврология у Саши – неприятно, до конца его диагноз мы осознали уже дома, но кажется, что возьмем любых детей, мы с ними уже свыклись, они уже наши. Едем в опеку за направлением, директор ДР едет с нами, помочь убедить опеку, что мы не верблюды и детям будет хорошо у нас. Полчаса препирательств и направление есть. В кабинете Ильи Алексеевича ждем, когда проснутся дети. В группе заканчивается полдник, все дети повернулись и смотрят на нас во все глаза. Уже не страшно, уже запредельно. Костю угощают казенным полдником. Кисель у него не вызывает ассоциаций с пищей, творог закончился, а банан (подарок детям от нас) он уже сегодня ел. Соня с Женей дружно проглатывают эту еду. Наш папа надувает шарики, а дети с визгом носятся по группе. Нам приносят испуганного Сашка. Сердечко этого невесомого птенчика колотится под рукой, распахнутые глаза передают все смятение его души. Ни писка, ни вздоха, ни улыбки. С трудом верится, что ему больше года, мои руки уже забыли, когда Костя был таким крохотным. Старшие к Саше подошли, погладили по голове — у меня отлегло — к малышам хорошо относятся. Даже к Косте, который уже вооружился кеглей и наводил свои порядки в группе. Потом Сашу отдали в его группу, со старшими пошли в игровую, знакомиться. Не удалось — дети зажались, молчали, играли друг с другом. Мы смотрели.
Дети хорошие, чувств — никаких, только жалко их. Отвели обратно в группу. Остальные дети в глаза глядят, с тоской, с надеждой, а они как не видят. Вышли, помолчали. Берем? Берем. В опеку — подписывать, и на выходные к друзьям. Нам было стыдно уехать в Москву на пару недель (как хотели изначально), решили брать сразу, как документы будут готовы. Уехали к друзьям на три дня — провожать «почти холостую» жизнь, покупать вещи для детей. В понедельник приехали в опеку, сказали подождать. Сидели в машине три часа, наливаясь ужасом от того, что вот, сейчас будет уже все, поздно что-то менять. Приехали в ДР с вещами, дети на прогулке. Ждем. В группу первая, бодрым шагом, входит Соня, видит нас — в глазах такая смесь страха, надежды и любопытства. Воспитательница в слезы — «Уже увозите? Я их только сегодня спрашивала — поедите домой? Соня уточнила: А Данила тоже? Тогда поедем!» Быстро переодеваем детей в домашнее, в машину и вперед, домой. Правда через 15 минут выясняется, что Соню укачивает, сильно укачивает, у Данилы энурез, а Саша срыгивает. А еще мы не разбираем ни слова из их разговоров. Опускающаяся ночь покрывает мою душу холодным ужасом. Я уже не понимаю, зачем мы все это затеяли, чем нам было плохо только с Костей, и как вообще дальше жить?! Разумом я помню, что очень хотела взять детей, что этот ужас пройдет, придет любовь, но сердцем… Зачем мне все это было надо?! Только с рассветом на душе стало светлеть, дети мирно спали вповалку и были такие тихие и беззащитные, что я улыбнулась. А потом было знакомство с домом, с бабушкой. А потом засмеялся Саша, и залопотал. А Соня и Данила знакомились с котом, пили чай, осматривались. Потом мы их крестили. Удивительное чувство, когда священник в конце крестин отдавал детей мне — их матери. Потом была дача, мы привыкали друг к другу. Становились роднее. Переживали адаптацию, рассказывали о переменах в семье друзьям и родственникам.
Часть третья. ДАНИИЛ
Моя мечта. Моя забытая хрустальная детская мечта. Мой сын Даниил, тонкий, чуткий, нежный и ранимый, с обворожительной улыбкой, с зелеными глазами, так похожий на моего мужа всем своим существом. Я когда-то мечтала, что у меня будет сын, такой сын. И однажды меня ударило — ведь он — моя сбывшаяся мечта. Он весь мой, мой родной ребенок, самый родной из всех. Он любит всех, хотя и дерется иногда. На вопрос «Чей ты?» отвечает «Мамин!» Адаптация была бурной, с визгом, истериками, киданиями на пол, но прошла довольно быстро. Он боится нас потерять, дорожит нами, не хочет огорчать нас. Хорошо ест, хорошо спит, иногда капризничает.
Часть четвертая. СОНЯ
Моя копия. Человек разума, практичная и прагматичная, упорная и самостоятельная (до упрямства и своеволия). Соня копирует все. Да это и не сложно, при таком сходстве. Любимая тема «Когда я вырасту и буду мама…» Соня чаще всех говорит что-то такое, от чего все смеются (иногда все, кроме меня — у вас зеркало когда-нибудь говорило? это совсем не смешно). Мы с ней дружим. И потихоньку приходит большая любовь, к дочке и к маме. Соня на вопрос «Чья ты?» отвечает «Сонина! И немножко папина.»
Она очень травмирована. Хорошо помнит, что их сдали в ДР. Сложная, закрывшаяся и беспомощная. Тогда рухнул весь ее мир и она до сих пор не может оправиться. Адаптация у нее тихая, внутренняя, но все еще идет. Она боится остаться одна, но не очень дорожит именно нами. До сих пор иногда в конце обеда дрожащим голосом просит «кусочек черного хлеба». В еде привереда, и не любит ложится спать.
Часть пятая. САША
Малыш. Милый, уже щекастый, веселый, с обаятельнейшей улыбкой. Он растет и развивается очень быстро, уже понемножку ходит. Он наш младшенький, о нем все заботятся, его все любят, Сашино обаяние подкупает всех, кто только его видит. Внешних явлений адаптации мы не заметили (м.б. на фоне старших). Уже через неделю жизни дома имел вид, говорящий «Мне очень хорошо! Я очень доволен своей жизнью!» Только долго при виде еды ручки дрожали :((
Часть шестая. ЖИЗНЬ
Жизнь идет вперед. Бабушка (моя мама), узнавшая о свершившемся уже после, сначала радовалась, потом негодовала, потом опять радовалась, теперь смирилась и полюбила всех. Бабушка (свекровь) живет с нами, помогает, терпит иногда от них. Мы уже не представляем, как жили раньше. Зато теперь живем хорошо, весело, насыщенно, хотя и потруднее стало. Это наши дети. Такие, какие есть. Просто наши и все. Нам страшно при мысли, что могли бы никогда не встретить наших детей.
Мама Света
Мы просим подписаться на небольшой, но регулярный платеж в пользу нашего сайта. Милосердие.ru работает благодаря добровольным пожертвованиям наших читателей. На командировки, съемки, зарплаты редакторов, журналистов и техническую поддержку сайта нужны средства.
