Под окнами больницы
Храм в честь иконы Богородицы «Всех скорбящих радость» в Ессентуках построили в память жертв теракта 5 декабря 2003 года. Тогда смертник взорвал бомбу в утренней электричке, погибло 46 человек. Екатерина Стацюк ехала в соседнем от взрыва вагоне и тоже пострадала – испуганная толпа пассажиров опрокинула ее на пол и побежала прямо по ней.
После этих событий в епархии решено было ставить памятный храм в память о жертвах теракта. Город долго не давал место для строительства, в конце концов, храм поставили на территории местной больницы, а его настоятелем стал отец Екатерины, протоиерей Алексий Стацюк. Расположение рядом с больницей привело в храм родителей особых детей – в Ессентуках вся медицинская помощь детям сложнее уколов идет через взрослые больницы. А что такое особые дети, настоятелю о. Алексию объяснять было не нужно – в его семье есть особый ребенок.
В итоге таких вот «совпадений» очень скоро при храме был создан Центр поддержки детей и молодежи с ОВЗ. Врачи в больнице шутят: «У нас пациенты телевизор не смотрят. С утра в сторону вашего футбольного поля открывают в палатах окна и наблюдают, как вы гоняете в футбол. Это лучше всяких фильмов работает!»
«Я помню, как поменялась наша жизнь»
Эта история началась еще в 1998, когда у отца Алексия Стацюка родилась младшая дочь Лиза. Синдром Дауна, ДЦП, врожденный порок сердца, и это не все диагнозы, которые поставили ребенку.
«Не знаю я, для чего у людей рождаются больные дети, – говорит отец Алексий, – много лет задаюсь этим вопросом и до сих пор не знаю.
Когда Лиза родилась, я даже спросил об этом ныне покойного митрополита Ставропольского Гедеона (Докукина), он тогда был нашим правящим архиереем. Он тогда сказал: «Мы ведь не знаем, как жизнь обернется. Может быть, и в утешение». Пока я точно понял, что на терпение. Потому что ребенок-инвалид в семье очень развивает терпение. Сколько лет прошло, а Лиза – до сих пор главная наша с супругой боль и забота».
«Мне тогда было 13 лет, – вспоминает Екатерина, – и я помню, как поменялась наша жизнь. Конец 90-х, информации о синдроме Дауна в провинции – 0,0%. Нашей маме уже в роддоме сказали: «Это будет овощ! Пишите отказную!»»
Потихоньку из круга Стацюков стали пропадать друзья и знакомые семьи. «Родители все силы и внимание отдавали Лизе. Помню, каждую ночь, когда она засыпала, они вместе становились на молитву. Понятно, что сил на общение с окружающими у них стало меньше. Видимо, многие тогда просто не поняли, как теперь с нами общаться», – рассказывает Екатерина.
Старшим детям родители говорили, что Лиза – дар Божий и благословение. «Мы понимали, что сестра как-то особенно выглядит, но нас это не смущало».
«Дорогие прихожане! Сегодня с нами на службе наши особые дети»
Постепенно вокруг семьи священника сформировался кружок родителей с особыми детьми.
«Специально отец никого не собирал, – говорит Екатерина. – Не было возможностей, да и понимание того, что это нужно, пришло позже. Просто, когда Лиза пошла в коррекционную школу, папа иногда забирал ее после уроков в подряснике, и однажды у нас на приходе появилась семья ее одноклассника. Потом таких семей в храме стало больше».
После 2003 года, когда отец Алексий стал служить в Ессентуках, семей с особыми детьми среди прихожан стало много.
«Поначалу то, что особые дети ходят по храму, могут раскричаться или кого-то неожиданно обнять, нравилось не всем, – вспоминает Катя. – Батюшка мог иногда остановить литургию и сказать: «Дорогие прихожане. Сегодня с нами наши особые дети. Прошу отнестись к этому с пониманием». Потом говорил: «Особые дети у нас на приходе – дома. Это их дом. И в девять утра в воскресение они стоят на службе, а не спят, как многие другие».
Бог пять лет не давал детей
Екатерина, между тем, выучилась на экономиста – специалиста по налогообложению. Работала в финансовом управлении, потом – в судебной экспертизе. В 2008 году вышла замуж, но в первые пять лет у супругов не было детей. И все внимание Катя отдала младшей сестре. Сейчас, когда у Кати сын и дочка, 23-летняя Лизавета – их лучшая няня.
«Я отвозила ее на учебу и забирала после уроков. И скоро поняла, что кроме интернатов и коррекционных школ у нас на Ставрополье для особых детей совсем нет площадок, где они могли бы просто встречаться, общаться. Но без этого развиваться им сложно. А без общения семей друг с другом очень сложно семьям».
Между тем, работа, престижная и денежная, Екатерине не нравилась. В итоге, по благословению настоятеля и своего отца Катя занялась приходской социальной службой. «Я хотел сделать при храме что-то вроде гостиницы, – вспоминает отец Алексий. – Насмотрелся, как в больнице ночуют те, кто приехал ухаживать за родными. Край у нас большой, в краевую больницу люди иногда едут за 500-600 километров.
Ухаживать за родственником приезжают на несколько дней – каждый день обратно домой не наездишься. Но, если больница переполнена, ночует такой родственник-сиделка на стульчике!
Вот и думалось мне: при больнице – храм, а при храме – социальный центр с гостиницей, где усталые родственники пациентов смогли бы помыться, отдохнуть. А вырос из такой мысли целый «Солнечный городок»».
«Давайте попробуем… только я еще не знаю, что»
Решение о том, что детям с особенностями нужны свои площадки для общения и развития, складывалось у Екатерины постепенно. Сначала в 2014 году провели летний лагерь – на две недели собрали вместе нескольких человек с ЗПР, ДЦП и синдромом Дауна и обычных детей. Среди инвалидов пытались охватить, прежде всего, тех, кому больше восемнадцати.
«Малыши с особенностями у нас заняты – они ходят в специализированный садик. А вот для старших занятий на лето, когда нет школы, совсем нет, – рассказывает Екатерина. – Мы понимали, как сложно нашим ребятам летом сидеть дома, и как сложно с ними дома сидеть их родителям. И пригласили родителей в лагерь. Здесь они хотя бы чаю могут попить и пообщаться, пока волонтеры занимаются с детьми».
Первый год лагерь работал всего два-три часа в день; не было даже обеда. «Мы тогда действовали по принципу «давайте попробуем, что получится, по методу проб и ошибок», – вспоминает Екатерина. А нужность и востребованность тех или иных занятий она проверяла… на сестре, – Лиза на всех приходских мероприятиях присутствовала обязательно.
«Самым неожиданным стало, как восприняли особых детей прихожане-родители нормотипичных детей. Помню, прихожанка, которая помогает на клиросе читать, приходила вместе со своей внучкой лет 6 и занималась с ребятами, пока ее внучка прыгала во дворе на мячике».
Оказалась, попытка лагеря нравится всем – и детям, и родителям, и на приходе постановили – лагерь делать. После лагеря попробовали открыть «комнату дневного пребывания» для родителей, которым нужно оставить ребенка на 2-3 часа. Открывали ее, если просил кто-то из родителей.
«Работа комнаты не привязана к церковным службам, – уточняет Катя. – У нас ведь нет большого числа прихожан в храме – иногда заходят пациенты из больницы или бабушки, так что проблем «как занять на время службы двадцать особых детей» нет. Даже обычные дети, которых мы пытались на время службы посадить в отдельную комнату, минут через 15 начинали проситься в храм и иногда бежали туда прямо с фломастерами».
Волонтер в 12 лет
На следующий год в летний лагерь для детей с особенностями неожиданно приехали студенты, будущие психологи и соцработники из Пятигорска. А из местного центра по работе с молодежью приехала в помощь еще одна волонтерская группа … подростки 12-15 лет.
«Когда я их увидела, просто хлопала глазами, – вспоминает Екатерина. – Моей сестре на тот момент было 16, а тут приходит 15 человек двенадцатилетних и, топая ногами, кричит: «Мы хотим помогать!» Я говорю им: «Поймите, я не могу взять тех, кому нет 14!» А они в ответ – реветь в голос».
Пришлось придумать серию предупредительных мер – Екатерина отправила юных волонтеров к родителям за письменными разрешениями. (Наутро такие бумаги с телефонами и подписями родителей принесли все). Потом включилась договоренность:
«Если кто-то в лагере начнет плакать от жалости, выбывает из волонтеров, и с тех пор просто приходит помогать на 1 час в день». Сорвались две девочки.
«В итоге случилось невероятное, эти двенадцатилетние стали для восемнадцатилеток с ОВЗ старшими товарищами. Они брали взрослых особых за руки и сопровождали на занятиях, например, слушали объяснения педагога по рисованию и потом объясняли особым, как правильно рисовать». На следующий год Екатерина уже придумала схему: ко всем подопечным прикрепить маленьких «шефов», а над ними поставить студентов. Всем раздать задания, к часу дня проверить выполнение. Схема заработала, как часы.
Дальше – больше. Екатерина поехала к архиепископу Пятигорскому и Черкесскому Феофилакту (Курьянову):
– Владыка, благословите сделать епархиальные курсы по работе с инвалидами?
– Сама будешь их вести, – ответил архиепископ.
Все нормально, это Кавказ
«Я даже испугалась, – вспоминает Катя. – Надо преподавать, но нет даже программы!»
Информацию частично взяли из семинаров Синодального отдела по церковной благотворительности и социальному служению, которых Екатерина к тому времени прослушала много, посоветовались с Москвой, что-то заимствовали из программ ПСТГУ. (Сама Катя к тому времени вдобавок к своему финансовому образованию успела отучиться на юриста, но еще не начала учиться на логопеда).
«Студенты подобрались разные, – вспоминает Екатерина, – были православные, но пришло много девушек-мусульманок. Одна девочка была в хиджабе.
И вот представьте – сертификаты об окончании курсов вручает наш владыка. Подходит выпускница в хиджабе. Во время учебы шел Рамадан; стояла ужасная жара, так я этих девочек не уговорила даже воды выпить. «Нам нельзя!» – говорят. Я к ним прониклась таким уважением… Все нормально, это Кавказ».
Ребята из окрестных домов, увидев под окнами больницы веселую компанию, сами приходили и включались в игру. Особую «миссионерскую работу» проводила Катина сестра Лизавета. Она стояла около входа и всем входящим в ворота больницы пасовала мяч. Когда мяч летит прямо в тебя, не присоединиться к игре невозможно.
В один из наборов на курсы пришли даже социальные работники из Пятигорска. «Специалисты сказали мне: «Мы не умеем общаться ни с такими людьми, ни с их родителями. Мы их не понимаем, нам страшно слышать от ментальных инвалидов непонятные выкрики. Мы хотим прожить с вами все переживания среди таких людей и понять, научите нас», – удивлялась Катя. И потом два месяца прилежно ходили на занятия.
«Это все мои беззащитные дети»
После двух лет удачного опыта лагерь преобразовали в досуговый центр для детей и молодежи с ОВЗ «Солнечный городок». Он работает круглый год, а летние занятия для детей и молодежи именуются «форумом».
«Самым старшим нашим парням с аутизмом и гидроцифалией – 38 лет, так что «детский» – понятие относительное, объясняет Катя. Отдельно есть группа младших – живчиков, которые иногда врываются в помещение для занятий, за две минуты разбрасывают там все и исчезают.
Но я поняла, что старших и младших нужно разделять. Потому что у старших уже свой круг и свои интересы. И отрадно смотреть, как 38-летний Рома с гидроцефалией ухаживает за 30-летним Илюшей, у которого ДЦП – просто берет ложку и начинает его кормить. Когда на прогулке один или двое катят Илюшу на коляске. Когда девчонки начинают накрывать на стол. Они взрослые, хотя и дети. А малышня – они и есть малышня».
На Пасху старшие подопечные впервые составляли с Екатериной подарки. Теперь подходят и просят: «Екатериночка, сделай нас, пожалуйста, волонтерами». Или кричат: «Нас сделали волонтерами!», – если их попросили накрыть на стол.
На вопрос: «Кто вы теперь?» – Екатерина теряется. «Знаете, и подопечные, и мои студенты (уже несколько лет параллельно с работой в центре Екатерина – сотрудник местного пединститута), и мои волонтеры – это все мои дети. Я за них отвечаю и переживаю, хотя я же могу и строго посмотреть, если кто-то ссорится или балуется. Самая страшная угроза у нас «кто будет так себя вести, пойдет домой». И сразу мир и тишина.
«Батюшки, вы не смотрите на мои татуировки»
А некоторое время назад мои юные волонтеры 12-15-ти лет привели ко мне подружку, на перевоспитание, жалуясь, что она стоит на учете в детской комнате милиции, и что «надо сделать из нее человека». «Ну, так делайте», – разрешила я. Потом вся волонтерская тусовка долго не могла понять, почему исправляемая подружка в центре совсем «не такая» – матом не ругается, волонтерит от души. «Так это она с вами «не такая», – объяснила я, – а здесь она просто настоящая».
Через некоторое время «не такая» девочка встречала на конференции гостей-священников, бойко рассказывая им про работу с инвалидами. Я некоторым гостям потом говорила: «Вы не смотрите на ее татуировки. Внешность – это обложка, а человек – это книга, его раскроешь, а он совсем другой, и интересный окажется».
– За прошедшие годы мне есть, что вспомнить, – улыбается Екатерина. – Когда звонит парень из армии и спрашивает, не искали ли мы уже Деда Мороза на Новый год, это дорогого стоит. «Вы не ищите, – говорит, – я к тому времени дембельнусь и обязательно приду!»»
А еще с утра ей могут сказать: «Катериночка, ты сегодня такая красивая! У тебя, что, голова болит? Ты только не нервничай, сейчас мы тебе чаю заварим».
«То, что наши инвалиды, по большей части, все равно окажутся дома – просто боль, – говорит Екатерина. – Это все мои беззащитные дети. Я так хочу, чтобы в жизни они были чем-то заняты».
