…«Родители, которые рождают детей и дают им тело, должны, насколько возможно, содействовать их духовному возрождению.
То, что родители не в силах сделать для своих детей сами, им следует впоследствии возложить на учителей.
Поэтому наша Церковь и молится «о родителех и учителех»…
Старец Паисий Святогорец
Школа моего детства – это большое трёхэтажное здание в два корпуса c переходом между ними. Множество классных комнат, оснащённых всем необходимым для учёбы. Огромный актовый зал с большим белым экраном, в котором легко размещалось 1500 учащихся. Не уступающий по размерам спортивный зал для занятий любым видом спорта. Школьный стадион с футбольным полем и дорожками, который зимой превращался в великолепный каток. Единственный в нашем районе компьютерный класс (тогда в Москве ещё не было округов), в который каждый день приезжали учащиеся из других школ. Учёба в две смены – в каждой параллели по пять классов. Словом, такая «образовательная кузница», оснащённая всем передовым, что могло быть в московской школе в 1985 году и призванная на выходе давать лучшие плоды советского образования.
До шестого класса у меня не было никаких проблем, училась на 4 и 5, участвовала во всём, в чём было возможно. Была проблема со здоровьем – я заикалась. Но это мне не мешало.
И вот в шестом классе один мальчик очень грубо надо мной посмеялся в то время, когда я отвечала на уроке. Посмеялся именно над тем, что я заикаюсь. Потом ещё раз, и ещё…
В какой-то момент я, как моллюск, захлопнула створки своей раковины. Я перестала отвечать на уроках. Мне было легче промолчать и получить «двойку», чем терпеть насмешки своих одноклассников. Постепенно съехала на «тройки», стала прогуливать устные предметы. В школе эти перемены, я думаю, списали на переходный возраст. Классный руководитель не пыталась разобраться в ситуации, с ней вообще контакта не было. Родителям я не признавалась в истинной причине. Отчего-то было стыдно…
Но мама обо всём догадывалась. В начале восьмого класса она всеми правдами и не правдами (в том числе и взятками) добилась того, чтобы меня без очереди взяли на лечение в неврологический диспансер всесоюзного значения. Там работали с такими детьми, как я. Только с более тяжелыми. Со мной в палате лежали девочки из Казахстана, Владивостока и Саратова.
Я провела в диспансере четыре месяца. Нас отпускали на субботу-воскресенье домой. А в остальные дни – занятия с утра и до вечера. При диспансере была своя школа, в которой мы учились. Бесконечные кружки на мелкую моторику (макраме, бисероплетение и т.д.). Каждые две недели маленькие спектакли и сценки. Ежедневные двухразовые занятия с логопедами. В итоге, за четыре месяца меня научили говорить так, что сейчас, через 25 лет после тех событий мало кто замечает, что я заикаюсь.
Меня выписали. Врачами были даны рекомендации, говорилось, в том числе, о необходимости повторного прохождения курса через год для закрепления результата.
Мама разговаривала с классным руководителем, объяснила суть проблемы. Я вернулась в школу и… продолжала молчать. Я не смогла в одиночку преодолеть психологический барьер. В этот момент была необходима помощь именно школы. Родители сделали всё, что могли. Сейчас я понимаю, что меня нужно было втянуть в какое-нибудь дело, и потихоньку я бы разговорилась, наладилось бы общение с классом. Но этого не произошло. Всё вернулось «на круги своя».
В то время восьмой класс был выпускным. И из пяти восьмых формировали один девятый. Мне необходимо было поступить в девятый класс, несмотря на «тройки», чтобы продолжить лечение в диспансере (госпитализировали только школьников и предоставляли возможность обучения в школе). Естественно, директор школы был категорически против. Моё присутствие в 9 классе портило всю статистику.
Мама написала заявление в РОНО, приложила к нему мед.заключение. Ответ был положительным и директора школы обязали взять меня в 9 класс. Сообщая об этом моей маме, он произнёс следующую фразу: «Я беру Вашу дочь в школу, но она её не закончит».
На выпускных экзаменах в 10 классе мне поставили две «двойки» на устных предметах: по литературе и истории. После последнего экзамена, в тот же день я уехала с мамой на дачу. Я считала себя недостойной придти на выпускной вечер. В гардеробе осталось великолепное выпускное платье, пошив которого сокрушил семейный бюджет и первые в жизни взрослые туфельки на каблучке.
В день выпускного бала весь десятый класс покинул актовый зал после торжественной части и пришёл к нам домой… Дверь никто не открывал…
С тех пор минуло почти четверть века. Многое изменилось в жизни. Теперь уже мои дети учатся в школе. Совсем в другой школе, нежели училась я – в православной. В каждой параллели по одному классу. Камерное образовательное учреждение, всего 160 детей. Но проблемы те же самые.
Ребёнок как монетка – родители видят его с одной стороны, учителя с другой. И ни те, ни другие обратную сторону увидеть не могут. У родителей своя правда, у учителей своя. Во всех неудачах своих детей родители обвиняют учителей, учителя родителей. Родители и учителя требуют друг от друга святости и подвига при исполнении своих обязанностей. И также единодушно обвиняют друг друга в нежелании заниматься детьми.
А тем временем ребёнок, из-за которого весь «сыр-бор», брошен и поставлен в одиночку решать свои проблемы, пока мы спорим о том, кто же должен ими заняться.
Давайте, наконец, обратим свои взоры на это маленькое существо. Возьмём эту монетку в руки, повертим, внимательно рассмотрим с двух сторон, попробуем на зуб, в конце концов.
Никто не задумывается о том, что только с родителями и учителями ребёнок общается каждый день. Других взрослых в его жизни практически нет (поездка к бабушке раз в полгода не в счёт). Но когда мы в последний раз разговаривали со своим ребёнком о чем-то по душам? Когда мы в последний раз, проведя очередной урок, вышли на перемену и просто, по-человечески поговорили с кем-то из детей о чём-то для них насущном?
История, которая произошла со мной, стала результатом того, что родители уже не знали, что ещё можно сделать, что бы мне помочь. А школа не захотела в этом разобраться.
Господь управил мою жизнь. Я пришла к Богу (в том числе, и благодаря этой истории). У меня любимый муж, большая семья, интересная работа. По роду своей деятельности я много разговариваю, общаюсь, выступаю. У меня хорошее образование.
Но я не хочу, чтобы ни мои ни чужие дети не пережили в школе то, что пережила я…
Е.
