Посадить лежачую бабушку и усыпить буйного: что может музтерапия

Пока в России нет специальности «музыкальная терапия» и не предвидится даже возможности начать подготовку специалистов, волонтеры просто играют и поют в детских больницах, хосписах, домах престарелых. Как умеют. Американский музыкальный терапевт Алиса Апрелева уверена, что даже на таком уровне возможно терапевтическое использование музыки.

В Союзе волонтерских организаций и движений 7 марта прошел круглый стол «Музыкальное волонтерство в России». На встречу пришли музыканты-волонтеры, те, кто организует музыкальные события в социальных учреждениях, координаторы мероприятий от волонтерских сообществ. Тема оказалась интересной тем, кто работает с самыми разными людьми — от бездомных до клиентов хосписов. Разговор шел о том, какую роль могут сыграть волонтеры в развитии музыкальной терапии в России.

Россия: волонтеры на амбразуру

В России специальности «музыкальный терапевт» нет, как и всеобщей веры в то, что музыка может помочь. Если человек получил образование дефектолога или психолога вдобавок к музыкальному, он может читать англоязычную литературу по музыкальной терапии, может экспериментировать, может «снизу» договариваться о концертах с администрацией больниц, детских домов, коррекционных школ, домов престарелых… Но он не может получить диплом, не может предъявить администрациям учреждений одобренную Минздравом методику (ее нет).

И неважно, что в США таких методик — многие тома, а высшее образование по специальности существует с 1960-х годов. Наши музыканты и психологи пока не могут быть уверены, что наилучшим образом приложили американский опыт к российским реалиям. Да и «концерты», понятные администрации больниц, — это еще не музыкальная терапия в собственном смысле слова.

По мнению профессионального музыкального терапевта Алисы Апрелевой, получившей специальность в Бостоне, волонтеры все же могут хоть как-то заполнить брешь, пока нет достаточного количества профессиональных музыкальных терапевтов. А со временем именно они могут стать музыкальными терапевтами. В США тоже начиналось так: музыканты играли в госпиталях, наполненных ветеранами первой и второй мировых войн, и все — от соседей по койкам до врачей — видели эффект, так что было решено взять музыкантов в штат больниц.

Многие волонтерские организации в России уже сейчас регулярно проводят концерты для своих подшефных — больных, престарелых, бездомных — и играют музыку вместе с ними. Уже есть музыканты, которые постоянно общаются с нуждающимися и могут делиться своими размышлениями о том, как им помогает музыка, опираясь на российскую действительность.

В социальной сети «В контакте» уже есть сообщество «Музыка помогает», где музыканты-волонтеры могут узнавать друг о друге и координировать выступления перед нуждающимися. Здесь же будут обсуждаться перспективы терапевтического использования музыки в России. Более специализированная информация размещается на сайте МузТерапевт.ру.

— Мы различаем музыкальную терапию и терапевтическое использование музыки, когда волонтер просто знает, как войти, как обратиться к пациенту, как музыку применять эффективнее, чего нельзя делать. Он не становится от этого музыкальным терапевтом с высшим образованием, он просто помогает людям, — рассказывает Алиса Апрелева. — В России можно пока провести курс не о музыкальной терапии, а именно о терапевтическом использовании музыки. При этом нужен жесткий отбор кандидатов для обучения: нужны люди не только с музыкальными способностями, но и психологически устойчивые и даже физически устойчивые. Даже после жесткого отбора люди потом «отваливаются» и прекращают работу с пациентами из-за выгорания и житейских причин в течение пары лет.

Кто играет «помогающую музыку» сейчас

На встречу в Союз волонтерских организаций и движений пришли волонтеры, координаторы фондов, просто любопытные. Делились накопленным опытом участники содружества авторов поэтического рока «Даждь» (они регулярно играют в Боткинской больнице, провели пока один концерт в Хосписе, регулярно выступают в реабилитационном центре для детей с ДЦП). Татьяна Городенцева из движения «Доктор Клоун» рассказывала, что больничные клоуны проходят специальное обучение и, конечно, иногда используют музыку — «но не очень вдумчиво, а просто для веселья», так что хотели бы узнать о музыкальной терапии побольше.

Наталья Каменева рассказала, что в «детской» деревне Шаблово Костромской области, где взрослые просто жили вместе с приемными детьми и трудными подростками, не только ходили в походы и копали огороды, но и занимались музыкой. Конечно, это не было музыкальной терапией. Дети выросли, проект фактически завершился. Сама Наталья Каменева закончила консерваторию по классу флейты и теперь заинтересована в развитии музыкальной терапии.

На встрече были представители Общественного фонда Владимира Смирнова, «Клуба волонтеров», «Творческого партнерства», фонда «Старость в радость», а также музыкальный терапевт Анастасия Бельтюкова из центра социальной реабилитации «Турмалин», руководитель ансамбля «Ихтис» Адриан Гусейнов, президент общественного фонда «Инициатива по улучшению паллиативной помощи» Марина Бялик, музыкант Даниил Атавеков и другие. Союз волонтерских организаций и движений (СВОД) представлял его директор Владимир Хромов.

Как войти и что сыграть, чтобы утешить

Кирилл Мурышев, участник содружества «Даждь», играет на концертах сообщества «Музыка помогает» для людей с ДЦП и в домах престарелых. «Раньше мы играли «что вспомнится», а в последние полгода стали поднимать особый репертуар — старые советские песни для домов престарелых, что-то из русского рока для центра реабилитации людей с ДЦП», — сказал Кирилл.

— Пока в России нет профессиональных музыкальных терапевтов, обычно в больнице или доме престарелых музыканты просто играют свой репертуар, люди получают удовольствие, иногда подпевают. Мы занимаемся не лечением, а утешением и развлечением людей. Может, мы затрагиваем какие-то струны в памяти, люди слышат песню, которую слушали 50 лет назад, и у них теплеет на душе, — считает Кирилл Мурышев.

Для Кирилла — музыканта-волонтера — важно, чтобы появилось популярное пособие, где были бы описаны базовые вещи: как с каким человеком общаться, что можно делать, чего нельзя. Брать ли за руку бабушку в доме престарелых? А ребенка в онкологическом отделении? А больного в хосписе? Каковы особенности психологической ситуации в детской онкогематологии или в колонии общего режима? Необходимо и сценическое руководство: как входить в помещение, стоять или сидеть, как выбрать инструмент и репертуар.

Такую памятку уже начала писать для российских музыкантов Алиса Апрелева. Начатую в США на русском языке работу она временно приостановила, понимая, что плохо знает российские реалии. Поездка по России, в которой она увидела разные типы социальных учреждений, от психоневрологического интерната до дома престарелых, позволит вернуться к написанию пособия.

Правда, признается Алиса, раньше она настолько плохо представляла себе ситуацию и потребности разных людей в России, что текст придется писать практически заново: здесь у людей часто не удовлетворены базовые потребности, в разные группы пациентов вложены совсем другие, чем в США, усилия и деньги. Также Алиса планирует записывать краткие видеоуроки по 7–10 минут, посвященные каждому вопросу от выбора инструмента до опасностей, связанных с тем или иным диагнозом у пациента. Пока вопросы по музыкальной терапии можно задавать на сайте «Музтерапевт.ру», где на них отвечает Алиса Апрелева.

Есть и направления, где мало будет популярной памятки, а работать должны только профессионалы. Например, в неонатальной интенсивной терапии передозировка музыки может даже навредить. Зато в США есть статистика, что там, где музыкальные терапевты работают, недоношенные младенцы выписываются из интенсивной терапии на 10-14 дней раньше.

Чудо в ПНИ

Музыкальный терапевт на хорошем исполнительском и импровизационном уровне владеет гитарой, голосом, перкуссией и фортепьяно, получает знания по психологии и даже медицине. Он знает, что музыка задействует весь мозг человека, поэтому можно «достучаться» до пациента, чей мозг поврежден, например, инсультом или деменцией. Волонтеры начинают играть больным, старикам и детям, часто зная лишь несколько гитарных аккордов и действуя по наитию. Но и им доступно сотворить маленькое чудо.

— Люди с болезнью Альцгеймера очень отзывчивы к музыке: в одном из интернатов мы посадили в кровати бабушку, которая вообще не могла двигаться уже несколько лет. Это кажется чудом: музыка помогает даже не на психологическом, а на физиологическом уровне. В США музыкальные терапевты работают в штате больниц разной направленности (ожоговая, хирургия, онкология), ходят по детским палатам (причем у ребенка и родителей есть право отказаться от занятий), ведут группы. Музыкальные терапевты есть во всех аналогах домов престарелых, — рассказала Алиса Апрелева. — За время поездки по России три дня подряд я работала с пожилыми людьми: сначала мне казалось, что это провал, надо собираться и уезжать, а потом стало получаться очень хорошо, мы успешно применили приемы, которые я бы ни за что не применила с пожилыми в Америке. Один дедушка в тот день прекрасно сформулировал: это отличается от того, как к нам приезжают другие музыканты, потому что вы приезжаете «для нас, а не для себя».

Такое чудо может воодушевить волонтера-музыканта, однако не отменит проблемы выгорания, разнообразных страхов, напряженности в общении с администрацией и персоналом учреждений.

— В психоневрологическом интернате во время семинара для персонала у меня было ощущение полного провала, — рассказывает Алиса Апрелева. — Может быть, потому, что сотрудников собрали не на добровольной основе. Мне не удалось убедить даже тех, кто остался до конца презентации. Но затем меня все-таки пустили показать, как это работает на практике, в самую тяжелую палату к людям со значимыми неврологическими нарушениями — и случилось чудо. Во-первых, люди, которые ни на что до этого не реагировали, начали реагировать, во-вторых, из коридора приковыляли еще четверо, была позитивная аура, а самый буйный пациент просто лег на кровать и заснул под колыбельную с флейтой.

А те самые сотрудники, которые на лекции сидели с каменными лицами, смотрели на это из коридора, и лица их сияли. Они почувствовали на себе и музыку, и как она влияет на их подопечных, и на выходе мы обнимались. Так что семинары и презентации не всегда работают, нужно практическое применение. И я думаю, что если бы сессия в той палате не сработала (такое тоже бывает), сотрудники остались бы не убеждены. В высшем образовании музыкального терапевта практика также занимает огромное место. Если ты не пережил, как села парализованная бабушка или заснул буйный дедушка, ты забудешь все теоретические понятия.

Диалог с министерствами и департаментами

Директор СВОДа Владимир Хромов предложил перевести разговор в практически-бюрократическое русло: включить заинтересованные организации надо в постоянную среду взаимодействия (такую функцию может выполнять даже группа «в контакте» или гугл-рассылка). Каждое НКО должно выделить из своей среды человека, который будет эту тему вести, помогать в чем-то (администрировать интернет-страницы, искать переводчиков, операторов, верстальщиков, деньги). Иначе НКО будут только «потреблять», т.е. просить, например: нам нужно 50 концертов на ближайшие месяцы, организуйте нам их, пожалуйста.

Также Владимир Хромов отметил проблему согласования с врачами и популяризации музыкальной терапии среди врачей. Разговор о музыкальной терапии нужно завернуть в такую «обертку», в которой его смогут воспринять и чиновники.

— Мы можем провести «снизу» сколько угодно мероприятий, но музыкальную терапию это не сдвинет в России ни на шаг. В больницах нас обычно с порога просят заниматься только чем-то «нешумным», «не возбуждающим психику». Нужно инициировать обсуждение проблемы в позитивном ключе на уровне Департамента здравоохранения, или даже Министерства здравоохранения, потому что пока не будет команды сверху, врачам проще все запрещать, потому что они ничего не знают о музыкальной терапии, в том числе какую музыку можно их детям-пациентам, а какую нельзя.

Мы можем создать план семинаров и вебинаров, и подготовки методичек, выпустить видеоуроки, но это только одна часть работы. Пока, если мы приходим к директору и говорим, что мы музыканты и хотим провести концерт, нас пускают в учреждение. Если мы скажем, что хотим работать системно для снятия определенных проблем у пациентов, нас спросят: кем вы лицензированы, на чем основаны ваши методики, а почему собственно вы пришли. И пока у вас будут личные связи с администрацией, вас будут пускать, а потом перестанут.

Обсуждение музыкальной терапии в России с Минсоцразвития, разумеется, предлагается вести параллельно с накапливанием опыта снизу, через волонтеров различных НКО. Также важно, чтобы на базе российских вузов, где однажды начнут обучать музыкальной терапии, не появились непонятные теоретики из числа местных «профессоров», которые будут учить студентов тому, чего сами в жизни не пробовали применить, предупреждает Владимир Хромов.

Координатор содружества «Даждь» Анна Студеная считает, что нужна памятка и для волонтеров-немузыкантов, чтобы они знали, что есть возможность приглашать к подопечным музыкантов.

Пока координационной площадкой развития музыкальной терапии и терапевтического использования музыки в России станет проект «Музыка помогает» в социальной сети «В контакте». Будет составлен список того, что нужно сделать для развития музыкальной терапии с России, включая перевод зарубежных пособий и передачу накопленного в отечественных учреждениях опыта. Через сообщество в работу могут включиться все неравнодушные люди.