Слова «красный» и «красивый» в России не напрасно долго оставались синонимами. Красный для нас и есть красивый – своей резкой яркостью, эффектностью, броскостью, своим жаром и внутренним свечением, противостоящим русским холодам, черно-белости долгой зимы.
Конечно, не мы одни падки на красный цвет, его ценили и ценят в самых разных культурах – и в Китае, где это цвет счастья, удачи и нового года, и в Индии, где это цвет любви и свадебного сари, и – довольно долго – в Европе, где он был цветом могущества и власти.
Как появился кумач
Носить яркие нарядные одежды, поднимающие настроение и заметные издалека, всякому лестно, но долгое время настоящий насыщенный красный оставался недоступен большинству. Конечно, можно было использовать – и использовали – кошенильного червеца, которого прежде водилось на Руси немало. Это такое насекомое, из которого добывают сырье для получения кармина – впечатляющего багряно-красного красителя. Но на изготовление такого красителя требуется огромное количество насекомых, процесс окрашивания непростой, так что карминовая была по карману лишь настоящим богачам.
А нам сегодняшним, замечу в скобках, этот краситель близко знаком под именем Е120 – именно им придают аппетитный розовый цвет йогуртам, мороженому и прочим продуктам. И да, он все еще делается из насекомых.
В России красный любили и ценили всегда, но настоящий красный долго был доступен лишь элите. Народ же носил так называемую крашенину – льняное или конопляное домотканое полотно, крашенное подморенником, которое можно было назвать красным весьма условно – скорее, это был цвет кирпича или ржавчины. Да и он после нескольких стирок вымывался из волокон, оставляя лишь бурое воспоминание.
Где умели производить настоящие красные ткани, так это в Турции. Яркий, пылающий и неубиваемый оттенок хлопкового полотна делали в городе Эдирне, бывшем Адрианополе. В Европе его так и называли – адрианопольским красным. А еще – адским красным, поскольку процесс крашения был чрезвычайно трудоемок, занимал не один месяц, а в процессе использовались довольно жуткие ингредиенты, вроде овечьего навоза и бычьей крови.
Именно за этим полотном в России закрепилось название кумач (хотя само это тюркское слово означало в принципе любую ткань). Как же она горела на фоне русских снегов, как светилась, как мечтали о ней русские щеголихи! Но цена такому товару была слишком высока. И даже когда производство кумача освоили казанские татары, он все еще оставался слишком дорог для простого люда.
Но в 1874 году в Киржаче Владимирской губернии на предприятии Петра Соловьева наконец начали производить первый в России синтетический ализариновый краситель, дающий этот самый вожделенный ярко-красный цвет, но в разы быстрее и дешевле. А совсем неподалеку, в Александровском уезде, другой промышленник, Асаф Баранов, имевший инженерно-технологическое образование и владевший передовыми методами создания и обработки тканей, выстроил технологию крашения хлопкового полотна новым красителем.
И что это вышло за полотно! Живого, словно горящего оттенка, мягкое, гладкое, чрезвычайно приятное к телу с легким шелковистым блеском, появлявшимся благодаря обработке ткани маслом – и доступное! Доступное настолько, что деревенские красавицы, имевшие хоть какие-то амбиции, моментально стали раскупать его на сарафаны и платки, а парни – на щегольские косоворотки.
Оно, правда, слегка приванивало – ализариновое масло давало горклый синтетический запах. Но это было сущими пустяками по сравнению с достоинствами ткани.
Так, в последней четверти XIX века кумач стал неотъемлемой частью деревенского быта, традиций и даже пейзажа – особенно в праздник, когда любая деревенская толпа пламенела всполохами кумача.
А Асаф Баранов в короткое время стал одним из крупнейших производителей хлопковых тканей в стране и, вероятно, крупнейшим из тех, кто выпускал этот самый кумач. Выпускал, знать не зная, во что со временем превратится его продукция.
Социально ответственный город Струнино
Асаф Баранов родился в 1834 году в древнем городе Александрове, в состоятельной семье купца первой гильдии, а редкое библейское имя (в полной версии – Иоасаф) получил в честь деда-фабриканта. Семья специализировалась на производстве тканей; по этому пути пошел и Асаф-младший. Выучился в Московской практической академии коммерческих наук, затем осваивал самый передовой опыт в странах Европы, где изучал новые технологии мануфактурного производства.
Унаследовав вместе с братом Троицко-Александровскую мануфактуру в селе Карабаново Александровского уезда, они основали совместное товарищество. А в 1875 году Асаф Иванович открыл уже собственное производство рядом с деревней Струнино. Первой появилась красильно-набивная фабрика, работавшая первоначально на покупных холстах – та самая, на которой он отладил технологию окрашивания кумача. Затем к красильням присовокупил и ткацкое производство, так что постепенно скомпоновался весь комплекс Соколовской мануфактуры (название было образовано от названия самой ближней деревни). Продукция мануфактуры была представлена в Москве, на Нижегородской и Ирбитской ярмарках, в Закавказье и Средней Азии.
Барановские ситцы стали известны по всей стране, спрос на них был огромен: яркие, качественные и недорогие, с нарядными рисунками, они сами просились в руки и неоднократно брали призы на престижных выставках в Париже, Антверпене, Бостоне и т.д.
Баранов искренне любил прогресс, состоял почетным членом Общества распространения технических знаний. И сам инициировал создание Общества для содействия улучшению и развитию мануфактурного производства. Его собственные предприятия были чем-то вроде кузницы кадров – там внедрялись самые передовые технологии, и работавшие у него инженеры получали уникальный профессиональный опыт.
По его же инициативе было проведено масштабное исследование: он нанял лучших из местных экономистов и статистов, которые изучили работу кустарных производств близ Александрова и в соседних уездах. Сегодня это удивительный документ, один из немногих, рассказывающих, чем жили и как работали кустари Владимирской губернии.
Практически с самого начала Баранов строил свой бизнес на принципах, как сказали бы сегодня, социальной ответственности. Он был уверен, что каждый человек независимо от происхождения должен иметь право на образование – и не жалел денег на организацию народных школ. Одна из таких школ была построена в Струнино. Она была рассчитана на 120 мест, но желающих набралось столько, что учиться стали в две смены – 250 учеников.
Со временем он построил в уезде более десятка школ для рабочих и крестьянских ребятишек, а при школах открыл ремесленные курсы, которые обеспечивали выпускников перспективными профессиями. Позже Баранов создал и собственные курсы подготовки учителей, и инициировал первый в России съезд учителей. Его задачей было дать образование как можно большему числу детей, с помощью знаний открыть для них новые возможности развития.
Фабрика Баранова стала градообразующим предприятием Струнина. В самом прямом смысле – город со временем образовался вокруг нее, и во многом – на деньги ее владельца. Баранов построил в Струнино больницу, открыл аптеку и богадельню для инвалидов. Во время очередной войны в Турции он, будучи членом Комитета общества Красного Креста, развернул госпиталь для раненых военных в собственном флигеле.
Мало того: в этом населенном пункте, который был еще чем-то вроде рабочего поселка, он построил собственный театр. Дело неслыханное! Правда, играла в нем самодеятельная труппа, но в этом еще один плюс: рабочие, как играющие на сцене, так и сидящие в зрительном зале, получали (нередко впервые!) опыт содержательного творческого досуга. Школы и театр многим давали интерес к дальнейшему самообразованию.
Во многом благодаря стараниям Баранова через Александровский уезд прошла ветка железной дороги, а станция, которая сегодня называется Струнино, долгое время именовалась Бараново.
Настало время кумача
Асаф Иванович не увидел подлинного триумфа своего знаменитого кумача. Он умер в 1905 году, когда только-только появилась мода на кумачовые банты, приколотые к груди, – так обозначали себя сторонники либеральных взглядов. Это был вызов обществу, знак принадлежности к несогласным.
Мода эта взялась не на пустом месте. Красные флаги стали символом пролетариата сначала во Франции, в период 1830–1848 годов. В России в этом же качестве красные флаги время от времени использовались во время локальных восстаний с 1861 года. Но только в 1905 году кумачовые искры стали вспыхивать на груди левых во всех больших городах страны. Нет, далеко не все, кто, оттопыря губы и скосив глаза, прикалывал перед зеркалом к лацкану пиджака или борту мундира красный бант, мечтали расстрелять семью императора. Тогда это был лишь знак принадлежности к либеральному, демократическому крылу, значительная часть которого и не помышляла о кровавых гражданский войнах. «Красные» еще не были теми красными, которые полностью перевернули жизнь страны 12 лет спустя.
Вот тогда-то, в 1917 году, оно и настало – настоящее время кумача. Время, когда красный бант носил даже великий князь, а красные флаги закрыли небо обеих столиц, И тут кумач оказался вне конкуренции: он не выгорал на солнце и не линял под дождем, он с готовностью разворачивался над головами, горя над февральскими снегами, над октябрьской слякотью, над серыми шинелями, над рабочими блузами, над крестьянскими армяками… Его оттенок был ярок и глубок, как цвет артериальной крови. И именно кровь он теперь символизировал.
«Наливалися знамена кумачом последних ран», – бодро орали революционные массы.
Кумач фигурировал в песнях и стихах тех лет уже не как цвет революционной борьбы за справедливость – это был символ жестокости, беспощадности, убийства.
Марина Цветаева:
Блещут, плещут, хлещут раны – кумачом,
Целоваться я не стану – с палачом!
Демьян Бедный:
Зашумев веселым роем,
Мы под солнечным лучом
Все дороженьки покроем
Ярко-алым кумачом.
Нет, здесь речь не о нарядных рубахах и сарафанах.
Николай Асеев:
У нас пирогами изба красна,
у нас над лугами горит весна.
И красный кумач на клиньях рубах,
и сходим с ума о красных губах.
Поэт Василий Лебедев даже взял себе слово «Кумач» в качестве второй фамилии. Якобы потому, что за рыжие волосы мама в детстве называла его Кумачонком. Подозреваю, что, скорее всего, фамилия «Лебедев-Кумач» просто лучше продавалась в советские годы.
Реки кумача текли по стихотворным страницам и по дорогам Гражданской войны.
А потом еще 70 лет кумач украшал города и портреты вождей, осенял марширующих солдат и гражданских, покрывал политические гробы. Булгаковское «взвейся да развейся» – это про него. Не берусь утверждать, но, возможно, кумача производили больше, чем какой бы то ни было другой окрашенной ткани. И среди тех, кто его производил, были в том числе предприятия Баранова. Владельцев давно не было в живых, их смыло потоками кумача. Деревенские модницы давно не зарились на горящую красную ткань. Но ее все производили и производили – главную ткань страны.
