«Остаюсь любящий вас иерей Иоанн Бойков»

«Я не изменник»

В 1929 году храм, где служил отец Иоанн (1891-1934), закрыли. Жена, родные, знакомые уговаривали отца Иоанна не просить у епископа назначения на другой приход, – в то время начались массовые аресты священнослужителей: «Отец Иван, ведь уже и в Москве все раз­ру­ша­ют, хра­мы взры­ва­ют, оставь слу­же­ние…».

Священник ответил: «Нет, я не из­мен­ник Бо­гу. Мо­ре пе­ре­плы­вешь – на бе­ре­гу уто­нешь!»

Чтобы обезопасить жену и детей, о. Иоанн стал жить отдельно от семьи, – матушка попросила его оформить развод и о. Иоанн согласился. Служил в церкви в селе Бошарово Тверской области. В деревне было много монахинь, так как местные монастыри позакрывала советская власть. И отец Иоанн совершал богослужения по монастырскому уставу.

«Не выношу плача детей»

В Бошарово крестьяне оказались очень дружными: они не записывали друг друга в кулаки, а, наоборот, защищали и заступались друг за друга. Однажды власти распорядились, чтобы крестьяне заплатили чрезмерно высокий налог, а, когда крестьяне не заплатили, их обложили высоким штрафом. Штраф тоже никто не заплатил.

Тогда председателя сельсовета обязали изъять все имущество у должников. Председатель не смог выполнить жестокий приказ, а, когда у него начальство спросило, почему он не изъял имущество, он ответил:

«Я не вы­но­шу кри­ка и пла­ча де­тей, и по­это­му от­ка­зал­ся ид­ти, но я не го­во­рил дру­гим чле­нам сель­со­ве­та, чтобы и они не хо­ди­ли, а по­че­му и они не по­шли, я не знаю».

Ночные свидания

Изредка отец Иоанн по ночам навещал своих родных в Залужанье: днем боялся навлечь на них беду. Жена сообщала самым близким о приходе священника, и они приходили встретиться с другом. Дочки запрыгивали на руки к исхудавшему и утомленному, но радостному отцу и долго не выпускали из своих объятий.

ОГПУ обязало соседей следить за семьей священника. И те не раз сообщали, что отец Иоанн в деревне.

ОГПУ поручало местному милиционеру арестовать о. Иоанна, но он не арестовывал, говорил – «информация не подтвердилась».

Милиционер уважал отца Иоанна и жалел его семью. А о. Иоанн каждый раз прощался с родными «навсегда», понимая, что любая встреча могла быть последней.

«Я глуховат и болезненный»

В очередной раз, когда соседи донесли о приходе священника, сотрудники ОГПУ пришли в дом, где жила семья о. Иоанна, сами. Батюшка был там. Отца Иоанна арестовали, обвинив в организации группы, противостоящей созданию колхозов. Вместе со священником были арестованы и некоторые прихожане.

Отец Иоанн не признавал свою «вину». Во время допроса старался по мере сил оградить от угрозы ареста своих родных и знакомых: «В се­ле За­лу­жа­нье я не слу­жил с ок­тяб­ря ме­ся­ца 1929 го­да вви­ду то­го, что цер­ковь за­кры­ли. Там я слу­жил во­семь лет. Осо­бой друж­бы мне с кем-ли­бо ве­сти не при­хо­ди­лось по той при­чине, что я глу­хо­ват, бо­лез­нен­ный.

…С мо­мен­та мо­е­го отъ­ез­да в се­ло Бо­ша­ро­во, то есть с 1 но­яб­ря 1930 го­да, я ни с од­ним при­хо­жа­ни­ном За­лу­жан­ско­го при­хо­да не ви­дал­ся и ни­ка­кой свя­зи не имел, как пись­мен­ной, так же и жи­вой. При­е­хал я в се­ло За­лу­жа­нье 11 мар­та и, так как в Бо­ша­ро­ве уво­лил­ся со­всем, при­вез де­тям кар­то­фе­ля два уз­ла и хо­тел на дру­гой день ехать на Крас­ный Холм в го­род Бе­жецк к прео­свя­щен­но­му епи­ско­пу Гри­го­рию про­сить­ся ку­да-ни­будь на служ­бу в дру­гой при­ход. Боль­ше до­ба­вить ни­че­го не мо­гу».

Задержанные прихожане вслед за своим духовным отцом не признавали себя виновными, несмотря на давление со стороны следователя.

Лишенцы

20 апреля 1931 года отец Иоанн был приговорен к пяти годам лагерей. Как только священник был арестован, власти выгнали из дома его семью. Дочерям отца Иоанна было 8 и 4 года. У семьи забрали абсолютно все вещи и продукты. На них осталась только та одежда, в которой они были.

Как будто предчувствуя свой арест, отец Иоанн на одном из последних свиданий взял у матери обещание, чтобы, если его арестуют, она помогла его семье. В доме у матери отца Иоанна Александры Васильевны в Бежецке в то время уже ютилось много родственников. Нашлось место и для семьи сына.

Жена о. Иоанна просила милостыню, нередко вместе с детьми, на работу ее нигде не брали. В горе матушка Евфросиния пыталась попросить о помощи сестру, жившую в Москве. Сестра принимала ее украдкой: угостит едой и отправит быстрей домой, чтобы никто не знал.

Испытания, помощь, снова испытания

Когда в очередной раз Евфросиния ехала в Москву, то всю дорогу проплакала. Стоящий рядом человек спросил: «Да что вы пла­че­те-то? Что у вас слу­чи­лось?»

Евфросиния, ни о чем не думая, рассказала незнакомому попутчику, что живет без мужа, на работу не берут, дети голодные.

Незнакомый добрый человек почему-то сказал: «По­ез­жай­те в Ива­но­во-Воз­не­сенск, есть та­кой го­род – Ива­но­во-Воз­не­сенск. И там вас в пра­вах вос­ста­но­вят. Устро­и­тесь ра­бо­тать на ком­би­нат …»

Евфросиния, нисколько не сомневаясь, поехала в Иваново-Вознесенск, никого там не зная, но встреченные по пути добрые люди сказали: «Иди­те по та­ко­му-то адре­су. Там жи­вет оди­но­кая ста­руш­ка, она вас пу­стит».

Евфросиния с трудом отыскала дом, больше похожий на хижину: в нем жила старая женщина, никогда не выходившая замуж. Старушка сама рубила дрова, топила печь, стряпала, убиралась и даже свой домик построила без посторонней помощи.

Евфросиния тихонько постучала в двери, а, когда старушка отворила, стала мямлить: «Да вот я… мне по­со­ве­то­ва­ли…» Хозяйка ее речь прервала: «Про­хо­ди, про­хо­ди!

Ты зна­ешь, ка­кой мне сон се­го­дня при­снил­ся? Уви­де­ла я, как ко мне в окош­ко свя­щен­ник по­сту­чал. Про­хо­ди, ма­туш­ка! И де­тей при­во­зи, устра­и­вай­ся…»

Добрая улыбка, добрые слова совершенно утешили Евфросинию. У нее даже не возникло сомнения, какой священник снился доброй старушке.

Ефросинья устроилась на меланжевый комбинат уборщицей – как лишенная прав. И все же работа давала возможность кормить детей. А вскоре удалось и восстановиться в правах.

Тогда Ефросинья с дочками вернулась в родной Бежецк, чтобы преподавать в школе. А потом опять потеряла работу. Всю жизнь пришлось ей скитаться, от перенесенного она заболела, стала инвалидом. Но всегда рядом оказывался человек, который помогал.

Два брата-священномученика

О. Иоанн Бойков в ссылке пробыл три года – заболел туберкулезом и умер 1934 году. За все благодарил Бога и старался приободрить родных в своих письмах.

Позже был арестован и умер в заключении младший брат отца Иоанна, священник Иаков Бойков. Они оба причислены к лику святых новомучеников и исповедников Российских на Архиерейском соборе в 2000 году. Память священномучеников Иоанна и Иакова (Бойковых) 19 апреля.

«Обо мне не расстраивайтесь: я, слава Богу, сыт, нахожусь в благоприятных условиях»

Из писем священномученика Иоанна (Бойкова), 1931- 1934 год.

«9 но­яб­ря 1931 го­да.
До­ро­гая ма­ма и все род­ные! Будь­те здра­вы и бла­го­по­луч­ны!
Не по­лу­чая дол­го от Вас пи­сем, я ду­мал, что Вы обо мне по­за­бы­ли или не хо­ти­те мне на­пи­сать. Спа­си­бо Вам, что не оста­ви­ли де­тей и по­за­бо­ти­лись о них.

На­прас­но Вы обо мне бес­по­ко­и­тесь. Я, сла­ва Бо­гу, до­во­лен всем. Хле­ба мне хва­та­ет, и во­об­ще пай­ком и пи­та­ни­ем я до­во­лен и го­ло­ден не бы­ваю. Здо­ро­вье мое по­ка, сла­ва Бо­гу, бла­го­по­луч­но. Ра­бо­тать хо­жу по-преж­не­му на про­до­воль­ствен­ный склад. Ра­бо­та не тя­же­лая… За­ве­ду­ю­щий скла­дом че­ло­век хо­ро­ший, ста­рик-свя­щен­ник из Ко­стро­мы.

Во­об­ще мне жа­ло­вать­ся ни на что не при­хо­дит­ся, и я от Вас ни­че­го не скры­ваю: жить, сла­ва Бо­гу, мож­но, а даль­ше что бу­дет, не знаю. Я очень рад, что Фро­ня на­шла ме­сто, – сла­ва Бо­гу, что обес­пе­чи­ла се­бя и де­тей кус­ком хле­ба. По­лу­чив Ва­ше пись­мо и узнав про се­мей­ные де­ла мои, я успо­ко­ил­ся и по­бла­го­да­рил Бо­га за то, что Он не оста­вил мое се­мей­ство без кус­ка хле­ба. О том, что Фро­ня бу­дет се­бе ис­кать ме­сто, я пред­по­ла­гал, а так­же твер­до уве­рен в ее пре­дан­но­сти мне и де­тям. По­мо­ги ей Бог устро­ить­ся в даль­ней­шей жиз­ни.

По­ка до сви­да­ния, же­лаю Вам здо­ро­вья и вся­ко­го бла­го­по­лу­чия, а род­ным всем по­сы­лаю свой при­вет.
Оста­юсь лю­бя­щий Вас сын, мно­го­греш­ный иерей Иоанн Бой­ков»

«5 ав­гу­ста 1932 го­да.
До­ро­гая ма­ма, сест­ра Нюта, Фро­ня, Ни­на, Ве­ра, брат Яша и все род­ные!
По­сы­лаю вам свой при­вет и же­лаю здо­ро­вья и вся­ко­го бла­го­по­лу­чия в жиз­ни. Спа­си­бо вам боль­шое за за­бо­ту обо мне. Из одеж­ды ни­че­го не шей­те и не при­сы­лай­те, а так­же и ва­лен­ки не нуж­ны. Все с ног и до го­ло­вы вы­да­ют ка­зен­ное, а у ме­ня, кро­ме то­го, есть еще ват­ное паль­то и те­ло­грей­ка.

…Ураль­ский на­род очень чи­сто­плот­ный, но в об­ра­ще­нии гру­бее на­ше­го. При­ро­да очень кра­си­вая…
Оста­юсь лю­бя­щий вас сын, отец и брат иерей Иоанн Бой­ков»

«8 фев­ра­ля 1933 го­да.
До­ро­гая ма­ма, Фро­ня, Ни­на, Ве­ра, сест­ра Нюта и брат Яша!
Шлю вам свой при­вет и же­лаю вам от Бо­га здо­ро­вья, сча­стья и вся­ко­го бла­го­по­лу­чия в жиз­ни. Что же ка­са­ет­ся ме­ня, то я, сла­ва Бо­гу, жив, здо­ров и бла­го­по­лу­чен.

Фро­ня! бе­ре­ги, по­жа­луй­ста, Ни­ну и Ве­ру, не оби­жай их. Вот уж два го­да про­шло мо­ей раз­лу­ки, и за это вре­мя Ве­ра уже ста­ла боль­шая, а про Ни­ну и го­во­рить не при­хо­дит­ся. Ес­ли, Гос­подь даст, при­ду до­мой, мне их и не узнать, да и им ме­ня то­же бу­дет труд­но узнать, так как ме­ня остриг­ли на­го­ло и обри­ли. Здесь в ла­ге­ре каж­дый ме­сяц стри­гут и не поз­во­ля­ют от­ра­щи­вать во­ло­сы на го­ло­ве и бо­ро­ду всем во­об­ще за­клю­чен­ным, за ред­ки­ми ис­клю­че­ни­я­ми. Я, сла­ва Бо­гу, жив и здо­ров, че­го и всем вам же­лаю.
Адрес мой преж­ний, по­ка про­щай­те.
Оста­юсь лю­бя­щий вас иерей Иоанн Бой­ков»

«1933 го­да фев­ра­ля 27 дня.
Здрав­ствуй­те до­ро­гие род­ные: ма­ма, Фро­ня, Ни­на, Ве­ра, сест­ра Нюта и брат Яша!
Шлю я вам с лю­бо­вью свой низ­кий при­вет и же­лаю вам от Гос­по­да Бо­га по­лу­чить ми­ло­сти, здо­ро­вья и вся­ко­го бла­го­по­лу­чия в жиз­ни. До­ро­гим доч­кам Нине и Ве­ре по­сы­лаю свое ро­ди­тель­ское бла­го­сло­ве­ние и же­лаю им рас­ти здра­вы­ми и мо­лю Гос­по­да Бо­га, чтобы Он, Все­ми­ло­серд­ный, да­ро­вал им сча­стье, здра­вие и вся­кое бла­го­по­лу­чие в жиз­ни. Я по­ка, сла­ва Бо­гу, жив и бла­го­по­лу­чен, здо­ро­вье мое улуч­ши­лось.

…Пи­та­ние в 27-й ро­те по­пло­ше, чем в 1‑й, но, сла­ва Бо­гу, я до­во­лен тем, что по­лу­чаю. На зав­трак здесь не да­ют ни­че­го, но я, как болев­ший цин­гой, по­лу­чаю утром ви­не­грет. Обед из двух блюд: пер­вое – щи или суп (пост­ные), вто­рое – немно­го кар­то­фе­ля и до­ля ры­бы, на ужин да­ют суп или что-ни­будь в этом ро­де. Хле­ба да­ют толь­ко 550 грам­мов.

…Ес­ли мож­но, то при­шли­те мне су­ха­ри­ков и ма­лень­ко яб­лок су­ше­ных; бе­лых су­ха­рей не на­до, при­шли­те толь­ко чер­ных, и са­ха­ру то­же не на­до по­сы­лать, де­нег не по­сы­лай­те, их все рав­но не вы­да­ют. Хлеб здесь очень до­рог.

Су­ха­ри­ки, ко­то­рые вы мне при­сла­ли в но­яб­ре, я все бе­рег и не тро­гал, а те­перь, с пе­ре­во­дом на дру­гое пи­та­ние, стал упо­треб­лять. Во­об­ще, че­го нель­зя до­стать и что силь­но де­фи­цит­ное из съест­ных про­дук­тов, то­го не при­сы­лай­те, а толь­ко при­шли­те чер­ных су­ха­ри­ков.
Пи­ши­те мне, как ва­ше здо­ро­вье и как жи­ве­те. Очень я за­бо­чусь, до­ро­гая ма­ма, о Ва­шем здо­ро­вье и мо­лю Гос­по­да, чтобы Он, Все­ми­ло­серд­ный, про­длил Ва­шу жизнь и укре­пил те­лес­ные си­лы Ва­ши.

Обо мне не рас­стра­и­вай­тесь: я, сла­ва Бо­гу, сыт, на­хо­жусь в бла­го­при­ят­ных усло­ви­ях. Мо­жет быть, по ми­ло­сти Бо­жи­ей, не от­пу­стят ли да­же до­мой. По­го­да здесь сто­ит очень хо­лод­ная, мо­ро­зы до­хо­дят до 50 гра­ду­сов. На­вер­ное, и у вас то­же не теп­ло.
Оста­юсь лю­бя­щий вас иерей Иоанн Бой­ков»

«Март 1933 го­да.
Хри­стос вос­кре­се!
До­ро­гие род­ные: ма­ма, Фро­ня, Ни­на, Ве­ра, брат Яша, сест­ра Нюта!
По­здрав­ляю вас с празд­ни­ком Свет­ло­го Хри­сто­ва Вос­кре­се­ния и же­лаю встре­тить и про­ве­сти его в ра­до­сти и ду­шев­ном спо­кой­ствии, а так­же же­лаю вам здра­вия и всех ми­ло­стей от Гос­по­да Бо­га.

До­ро­гих до­чек Ни­ну и Ве­ру креп­ко це­лую, по­сы­лаю им свое бла­го­сло­ве­ние и же­лаю им сча­стья и ра­до­стей в жиз­ни. Хо­те­лось бы мне узнать, как вы все по­жи­ва­е­те, все ли жи­вы и здо­ро­вы и нет ли че­го у вас но­во­го в жиз­ни. Но, к со­жа­ле­нию, пи­сем от вас не по­лу­чаю вот уже три ме­ся­ца.

… В пись­ме, по­слан­ном мною в фев­ра­ле, я про­сил вас при­слать мне чер­ных су­ха­рей. …На­прас­но не тратьтесь на до­ро­го­сто­я­щие про­дук­ты, без них мож­но обой­тись: не то те­перь вре­мя, чтобы ку­шать бул­ки да са­хар, они сто­ят очень до­ро­го.

Еще на­пи­шу вам, что 2 мар­та я был на про­ку­рор­ской (так на­зы­ва­е­мой цен­траль­ной) вра­чеб­ной ко­мис­сии. Озна­чен­ная ко­мис­сия бы­ла в 27‑й нера­бо­чей ро­те. Не по­шлет ли Гос­подь ми­лость, мо­жет быть, от­пу­стят ме­ня. Ин­ва­ли­дов и во­об­ще лю­дей некреп­ко­го здо­ро­вья от­пус­ка­ют из ла­ге­ря.
Оста­юсь лю­бя­щий вас иерей Иоанн Бой­ков»

«1933 го­да мая 30 дня.
До­ро­гие род­ные: ма­ма, Фро­ня, Ни­на, Ве­ра, брат Яша и сест­ра Нюта!
Будь­те здо­ро­вы, бла­го­по­луч­ны и счаст­ли­вы в жиз­ни. До­ро­гим доч­кам Нине и Ве­ре по­сы­лаю свое ро­ди­тель­ское бла­го­сло­ве­ние и же­лаю по ми­ло­сти Бо­жи­ей жить и рас­ти здра­вы­ми и бла­го­по­луч­ны­ми в жиз­ни.

…Я все еще на­хо­жусь в Су­ян­ко­ве, ра­бо­тать хо­жу каж­дый день, за ис­клю­че­ни­ем дней от­ды­ха, ко­то­рые бы­ва­ют на седь­мой день. Ра­бо­таю те­перь в ле­су в ка­че­стве ле­со­ру­ба (а рань­ше но­сил суч­ки и дро­ва). Ра­бо­та не тя­же­лая. Нор­мы вы­ра­бот­ки нет, так что си­лы не из­ну­ря­ют­ся, а, на­про­тив, по­прав­ля­ют­ся, че­му спо­соб­ству­ет чи­стый воз­дух сос­но­во­го ле­са, солн­це и теп­ло.

Сла­ва Бо­гу, я сей­час по­ка очень до­во­лен сво­им по­ло­же­ни­ем и бла­го­да­рю Гос­по­да за Его пре­щед­рые ми­ло­сти ко мне, греш­но­му.

В мае ме­ся­це пи­та­ние мне бы­ло хо­ро­шее как ле­со­ру­бу (счи­та­ет­ся тя­же­лая ра­бо­та), вы­да­ва­ли уси­лен­ное пи­та­ние: хле­ба 750 грам­мов.

Су­ха­ри­ки еще ме­ня под­дер­жи­ва­ют, а так­же и су­ше­ные яб­лоч­ки очень хо­ро­ши. …В ап­рель­ском пись­ме я оши­боч­но на­пи­сал вам по­сы­лать по­сыл­ку мне в ме­сяц раз – луч­ше все­го в два ме­ся­ца раз, а са­мое луч­шее, по­ка я не на­пи­шу о необ­хо­ди­мо­сти по­сыл­ки. И вот та­ким об­ра­зом, ес­ли, до­ро­гая ма­ма, по­сыл­ка Ва­ми от­прав­ле­на, то бо­лее ни брат, ни Вы, ни Фро­ня, од­ним сло­вом, ни­кто, не по­сы­лай­те мне, по­ка я вам не на­пи­шу, что нуж­да­юсь в по­сыл­ке. Спа­си­бо вам, что вы ме­ня не остав­ля­е­те и за­бо­ти­тесь обо мне. За это и Гос­подь вас не оста­вит.

Же­лаю вам всех благ и ми­ло­стей от Все­щед­ро­го Со­зда­те­ля и За­щит­ни­ка на­ше­го Гос­по­да Бо­га, Ко­то­ро­го про­шу и мо­люсь о всех вас по­сто­ян­но…»

«28 июля 1934 го­да.
До­ро­гая ма­ма!
Я, сла­ва Бо­гу, жив и здо­ров, из Су­ян­ки ме­ня от­пра­ви­ли 25 июля на этап в Ви­ше­ру, а сей­час, 28 июля утром в пять ча­сов, из Ви­ше­ры от­прав­ля­ют не знаю ку­да. Обо мне не бес­по­кой­тесь. Я здо­ров и бла­го­по­лу­чен. При­вет всем род­ным. Где бу­ду на­хо­дить­ся, я на­пи­шу.
Бой­ков».

При подготовке статьи использовалась книга: 

Игу­мен Да­мас­кин (Ор­лов­ский). Жи­тия но­во­му­че­ни­ков и ис­по­вед­ни­ков Рос­сий­ских ХХ ве­ка. Ап­рель. – Тверь. 2006.