Дела «отписывают» бывшие секретари
– Какую роль в судьбе обвиняемого играет личность судьи, и откуда в современной России берутся кадры судей?
– Подбор судей идет в основном из секретарей судебных заседаний и других работников аппарата суда. Эти люди получают очень маленькую зарплату и терпят, ожидая, пока их не назначат судьями. Они привыкли к дисциплине, ответственности и подчинению руководству.
Другой источник – бывшие сотрудники правоохранительных (следственных, прокурорских) органов. Если помощник прокурора стал судьей, то работа в прокуратуре засчитывается ему в судейский стаж, и это очень выгодно. Проработав два-три года, он получает пожизненное содержание, равное 80% жалованья судьи.
Совершенно мизерный процент судей – бывшие адвокаты. А в Англии, например, единственный способ стать судьей – это лет двадцать проработать адвокатом.
В юриспруденции была точка зрения, что судья – это говорящий закон, а закон – это молчаливый судья. Тем не менее, без участия суда закон работать не может. Суд оценивает доказательства по «внутреннему убеждению» – эта формулировка присутствует по всех процессуальных кодексах. Если закон содержит пробелы или противоречив, судья должен, исходя из общего смысла и духа права, восполнить этот пробел и истолковать закон.
– Правда ли, что адвокатов в российском суде никто особо не слушает, а судьи руководствуются даже не обвинением, а выводами полицейского при задержании? Слышала такое мнение.
– Один далеко не последний человек в судебной системе говорил: «Прокурор взятку судье не понесет». Мол, прокуроры работают с нами постоянно. А адвокаты, по мнению того же человека, нарушая Конституцию и закон, борются за то, чтобы их доверитель ушел от заслуженной уголовной ответственности. То есть адвокат – это кривая душа, считает он.
Полицейскими протоколами руководствуются, главным образом, в делах об административных правонарушениях. Скажем, задерживают митингующих. В суде на каждого из них отводится минуты две, от силы пять. Рапорты написаны, словно под копирку: «Выкрикивал лозунги, оказывал неповиновение». При этом люди заявляют: «Я гулял, а меня схватили», «Я не сопротивлялся, когда работник полиции требовал, чтобы я прошел в воронок». Но судья свидетелей не допрашивает, ему и так все ясно. Он работает как оформитель. Отсюда и название функции, замещающей у нас правосудие, – «отписывание дел».
В уголовном процессе бывает примерно то же самое, потому что один из показателей работы судьи – это скорость, количество дел, которые он «отписал» в единицу времени. Чтобы сократить время разбирательства, придумывают разные способы, в том числе берут куски из обвинительного заключения и вставляют в текст приговора. Большая часть уголовных дел рассматривается в «особом порядке», когда свидетелей в суд даже не вызывают.
Свою семью судья любит больше, чем подсудимого
– Обвинительный уклон в российском судопроизводстве как-то связан с погоней за скоростью? В 2018 году количество оправдательных приговоров составило всего 0,25%.
– В России отменяется меньше 1% обвинительных приговоров и более 30% оправдательных – в тех делах, где участвует государственный обвинитель, то есть прокурор. (Бывает еще частное обвинение, когда речь идет о побоях, легком вреде здоровью и клевете). Значит, судья должен понимать, что если он кого-то оправдает, шансов на отмену приговора в 30 раз больше, чем если он кого-то обвинит.
А если он хочет продвижения по карьерной лестнице, хочет при аттестации получить более высокий квалификационный класс, в его характеристике не должно быть упоминания про отмены и изменения приговора. Ради чего рисковать карьерой и пожизненным содержанием? Свою семью судья любит больше, чем подсудимого.
Обвинительный уклон в уголовном судопроизводстве наметился при Н. С. Хрущеве, когда появилось правило, что судья, вынесший оправдательный приговор, должен написать донос на самого себя в управление юстиции, чтобы там проверили правильность его решения. Одновременно он должен был написать в прокуратуру области докладную записку на следователя и прокурора: один составил, а другой утвердил обвинительное заключение, оба плохо поработали. И все, количество оправданий за пять лет снизилось с 10% до 2% и продолжило снижаться.
Следователь и прокурор для судьи – свои люди, а подсудимого он видит в первый раз. Недавно мы встречались с коллегами, 35 лет было нашему выпуску. Один приятель ко мне подошел: «Сережа, а помнишь, как ты мне дело на доследование вернул?» Он обиделся и до сих пор этого не забыл. «Ты же его из-под стражи освободил, и он с наглой мордой пришел ко мне: отдайте паспорт, гражданин следователь», – говорит.
Судей самих набирают из силовиков, они думают, что посадить злодея – важно, а проверять допустимость или недопустимость доказательств – неважно. (Недопустимое доказательство – документ или другой материал, полученный с нарушением закона).
Кроме того, существует кураторство. Судьи вышестоящих судов курируют нижестоящих и рассматривают жалобы на их решения. Самый простой способ – позвонить куратору и спросить, что делать. Тебе все объяснят. В таком случае судья блюдет не правосудие, а ведомственный интерес.
Формально судья несменяем, но фактически может «вылететь» из системы в любую секунду, если председатель имеет на него «зуб». Работал человек, работал, а потом не выполнил команду. И председатель областного суда пишет в представлении о прекращении полномочий судьи: «Средний показатель качества работы в регионе составляет 97,4%, а у него показатель 95,1%». 100% качество – это когда нет отмен и изменений вынесенных приговоров.
В Москве работала судья, на которую писали по 500 жалоб в год
– Ранее в одном из интервью вы сказали, что в российском суде есть много вещей, которые «выглядят как настоящие, только не работают». Какие, например?
– Например, квалифицированная юридическая помощь. Адвокаты по назначению, я многократно это видел, работают совсем не так, как адвокаты по соглашению. Доступность юридической помощи провозглашена, но она разная для богатых и бедных.
Презумпция невиновности тоже провозглашена, но любой судья скажет, что для оправдательного приговора приходится доказывать невиновность человека. А ведь она должна изначально предполагаться, и все разумные сомнения надлежит, по закону, толковать в пользу обвиняемого.
Суд присяжных существует, но у прокуратуры заведомо больше шансов проверить, кто вошел в его состав, чем у защиты. Бывает и внедрение своих людей. Ведь как происходит отбор присяжных?
В назначенный день секретарь или помощник судьи запускают генератор случайных чисел, и компьютерная программа выдает нужное количество кандидатов на данный процесс. Но стороны (защита и обвинение. – Ред.) не участвуют в этом мероприятии. То есть секретарь делает, что хочет. Получаются интересные вещи. Например, в предварительный список попадают кандидаты, которые все живут в одном городе. Может такое быть, если использовался генератор случайных чисел? Или среди них появляются люди, которых не было в списке присяжных. Откуда они взялись?
Независимость судей. Какая независимость, если судья трепещет, как бы не изменили и не отменили его решение? Он не зависит от граждан. В Москве была судья, на которую в год писали около пятисот жалоб, и она работала, все у нее было хорошо.
– Какие у гражданина есть механизмы, чтобы защитить себя от неправосудных решений?
– Адвокатура и правозащитники. Есть такие организации, как Независимый экспертно-правовой совет, который возглавляет Мара Федоровна Полякова, как «Агора», «Общественный вердикт», «Мемориал». Раньше правозащитники пикетировали суды и писали письма в поддержку жертв карательной юстиции. Сейчас они оказывают профессиональную юридическую помощь. Если дело важное, то юрист из НКО идет в суд вместе с адвокатом защищать интересы подсудимого.
Скорая полицейская помощь
– А как же справедливость для потерпевшего? Разве его страдания и обиды не в счет? Получается, справедливость к подсудимому важнее?
– Процесс ведется не по поводу потерпевшего. Процесс ведется по поводу обвиняемого. Его честь, свобода, жизнь и имущество на кону. Человека судят за то, что он нарушил государственный закон, и в какой мере в диалоге власти и обвиняемого нужно участие потерпевшего — это отдельный вопрос.
Пострадавший нуждается в защите, когда на него напали. Потом он нуждается в компенсации вреда, а не в поощрении чувства мести наказанием для обидчика. Не думаю, что цель правосудия – удовлетворение мстительности потерпевшего.
Однажды я навестил полицейский участок в Англии. Поздоровался, сказал: «I am Russian judge». Запоздало подумал: сейчас посадят, чтобы не выдавал себя за судью. Но нет, пришла блондинка в красивом мундире и повела показывать участок. Под конец я у нее спросил: «Как вы защищаете права потерпевших?» Сначала она меня не поняла. Потом показала стенд, где было написано, что в прошлом году полицейская машина приезжала на место происшествия за 1,5 минуты. Теперь они борются, чтобы она приезжала за 55 секунд. А как еще защищать жертву насилия и других посягательств?
Как поиск истины может вредить правосудию
– Есть ли способы измерить, насколько весомы доказательства вины? Что такое стандарты доказанности, и чем они хороши?
– В России рассуждают про истину в уголовном процессе. Якобы мы ищем истину. А раз мы ее ищем, значит, должны восстановить событие, как оно было, создать его точную модель. Но очень часто это невозможно. Вспомните споры историков и специалистов по источникам знания – летописям, архивным документам, мемуарам. «Врет, как очевидец», – говорят порою.
В англо-саксонской системе права используются четыре основных стандарта доказанности. Самый нижний называется «разумное основание». Его используют при задержаниях полицейские, скажем, почувствовав запах марихуаны из машины. Прокурор, когда он подписывает обвинительный акт, тоже руководствуется этим стандартом.
В гражданских делах действует стандарт «преобладание доказательств». Если истец доказал лучше, чем ответчик, он выиграл. А если ответчик доказал лучше – выиграл он.
Третий стандарт – «ясные и убедительные доказательства». Он используется в семейных делах: например, с кем остаются дети в случае развода родителей.
Наивысший стандарт – «вне разумных сомнений». Он применяется в уголовном процессе судьями и присяжными.
Прокурор работает с нижним стандартом доказанности, на этом основании передает дело в суд. Представим, что присяжные оправдали подсудимого. Потому что у суда другой стандарт доказанности, наивысший. Никто из правоохранителей не виноват, полиция и прокурор выполнили свой долг! А если мы ищем истину, то за оправдание подсудимого прокурора и следователя наказывают: вы не нашли истину, за это вам по шее.
С применением стандартов связан парадокс дела О. Дж. Симпсона – чернокожего американского актера и футболиста. Его обвиняли в убийстве бывшей жены и ее любовника в 1994 году. Суд присяжных по уголовному делу оправдал обвиняемого, его не заключили в тюрьму и не казнили. Но родственники убитых подали иск в гражданский суд, и тот признал О. Дж. Симпсона «ответственным за смерть» и взыскал с него 33 миллиона долларов. Так убил он или не убил? Где истина? Высший стандарт в уголовном суде обвинением не был достигнут. А перевес доказательств в гражданском суде имелся.
Снять с судьи «противогаз»
– В каком направлении должна двигаться судебная реформа в России, чтобы суды стали справедливее?
– Надо назначать на руководящие посты в судах людей, которые не были опорочены участием в репрессиях, соглашательством с властью. Когда шла борьба с культом личности И. В. Сталина, придумали «партийный набор». Вызывали доцента и говорили: «Будешь судьей». И в Высший арбитражный суд (1992-2014 г., рассматривал экономические споры) кадры подбирались не из карьерных судей и не из правоохранительной системы, а из бизнес-сообщества.
Выборы мировых судей населением тоже могли бы изменить ситуацию. Сейчас мировые судьи рассматривают 48% уголовных и более 70% гражданских дел.
Нужна прозрачность, чтобы в залах судебных заседаний свободно присутствовали живые люди, чтобы никто их не останавливал, не спрашивал: «Куда идешь?», «Тебя вызывали?» В Америке или в Англии все, что от тебя требуется, – пройти через магнитную рамку. Люди там ходят в суд с интересом и удовольствием, как на спектакль. В Японии я видел, как на процессах присутствовали дети 10 – 12 лет целым классом.
Суд присяжных у нас рассматривает всего несколько сотен дел в год, и это позор. В Америке – 165 тысяч дел в год, в царской России в начале XX века слушалось с присяжными 40 тысяч дел в год. Вот и нам бы так.
Нужны изменения в системе юридического образования. Наши экзамены – это проверка памяти: какие законы и постановления Пленума Верховного суда ты выучил. На Западе типичная работа преподавателя – дать несколько судебных решений и предложить студентам восстановить прецедент, на основании которого они были приняты. Это творчество.
Я проводил занятия для прокуроров и судей, и с их стороны звучал лейтмотив: «Мы законов не толкуем». Я спрашиваю: «А что же вы с ними делаете?» Они говорят: «Применяем». Как же вы ухитряетесь применять норму, не истолковав ее? Ни одна норма закона не может всегда пониматься однозначно.
Судье необходимо критическое мышление. Он все время проверяет, взвешивает, думает, сомневается, он ориентирован на правовую атмосферу. А если у человека «противогаз» в виде формальных предписаний и указаний руководства, он этой атмосферы не улавливает. И глоток свежего воздуха вызывает у него панику, выводит его из строя.
Фото: диакон Андрей Радкевич
