Словесная икона праздника
Дева днесь Пресущественного рождает,
и земля вертеп Неприступному приносит;
Ангели с пастырьми словословят,
волсви же со звездою путешествуют:
нас бо ради родися Отроча младо, превечный Бог.
Русский перевод:
Дева в сей день Сверхсущественного рождает, и земля пещеру Неприступному приносит; Ангелы с пастухами славословят, волхвы же за звездою путешествуют, ибо ради нас родилось Дитя младое, Предвечный Бог!
Главные краткие песнопения всякого праздника, указывающие на его суть, – тропарь и конда́к – можно называть словесными иконами: они, как и иконописное «богословие в красках», создают образ события (икона и образ – синонимы, в греческом это вообще одно слово). Но словесная икона не всегда, и даже редко, прямо соотносится с живописной. А вот кондак Рождества Христова полностью соотносится!
Преславные парадоксы
Богослужение и богослужебная поэзия в частности призваны вместить невместимое, выразить невыразимое, ибо вся наша вера в Распятого и Воскресшего Богочеловека, в Бога-Троицу – для иудеев соблазн, для эллинов безумие (1 Кор.1:23). В основе жизни Церкви лежат учрежденные Христом таинства, также непостижимые логикой, но реальные и действенные. Ирмос 9-й песни Рождественского канона поет:
«Таинство странное вижу и преславное: Небо – вертеп, престол херувимский – Деву, ясли – вместилище, в нихже возлеже невместимый Христос Бог, Егоже воспевающе, величаем».
«Преславное», так часто повторяющееся в церковных молитвах, не просто «очень-очень славное», как слышится носителю русского языка; по-гречески это звучит как «парадоксальное», идущее вразрез с мнениями и представлениями. Можно было бы перевести начало ирмоса как «таинство странное вижу и сверхстранное». И в этом великая Божья слава! Между сотворенным и нетварным, между Богом, объемлющим вселенную, и творением Его, человеком, – неодолимая, казалось бы, бытийная пропасть. Но для Бога нет неодолимого, и эта пропасть преодолевается силою Его любви.
Основная мощь кондака Рождества заключена в соединении противоположностей – причем космических, первоосно́вных, бытийных! Их в этих пяти строках как минимум пять:
Дева – рождает;
Рождает днесь (то есть сегодня, сейчас) – Того, Кто существовал прежде существования;
Земля приносит вертеп-пещеру – Тому, к Кому приступиться невозможно;
Отроча Младо, младенец – он же Превечный Бог – бывший прежде веков;
И этот Превечный Бог – родился, стал Человеком ради нас, смертных Своих творений.
Столкновение этих противоположностей и порождает невероятную энергию кондака.
Разберем каждую из них.
Днесь – Пресущественнаго
Христос «от Отца рожден прежде всех век», как твердим мы в Символе веры: до творения мира, до начала времен, в вечности. Все ве́домое нам существование – временно и тварно, Он – вечен. Пресу́щественный – Пред-существовавший, Превышающий всякое существование, Высший сущности, более чем существующий, Сверхсущественный – так можно перевести это слово.
Слово «днесь» особое, ключевое в церковной поэзии. Им начинаются тропари или кондаки многих праздников. Никогда мы не поем о том, что вот тогда-то произошло то-то и то-то, мы не вспоминаем событие двухтысячелетней давности, мы в Церкви соприсутствуем событию, живем им. Парадокс нашего бытия, что мы можем реально, а не воображаемо и воспоминательно, соприсутствовать и Рождеству, и Страстям, и Воскресению и причащаться единственной и неповторимой, неповторяющейся Тайной Вечери вместе с апостолами. В богослужении, в храме Вечность входит во время и может побеждать его для нас.
Христос рождается сегодня, днесь. В истории, в тварном мире. «Воплотившись от Духа Свята и Марии Девы», по Символу веры. И после проходит весь земной путь человека…
Дева – рождает
Богородица – Приснодева («присно» по-церковнославянски значит «всегда»): до рождества, в рождестве и по рождестве Дева.
В иконографии эту идею отражают три звезды на мафории (головном покрывале) Богоматери – одна на челе и две на плечах.
Неприступному – приносит
«Светом неприступным» именует Христа кондак праздника Крещения (Богоявления). Это выражение восходит к посланию апостола Павла Тимофею: «Бог – Царь царствующих и Господь господствующих, единый имеющий бессмертие, Который обитает в неприступном свете, Которого никто из человеков не видел и видеть не может» (1 Тим. 6:15–16). Святитель Феофан Затворник поясняет: «Чтобы показать нам непостижимость Божеского естества, сказал Апостол, что Бог живет во свете неприступном, – настолько изъясняя учение о Боге, насколько это было для него возможно…».
«Естеством Неприступным» именуют Бога некоторые другие песнопения.
А вот кондак Рождества называет Господа просто Неприступным, без добавлений. То есть Недоступным, Недосягаемым, в старообрядческой традиции – Неприкосновенным. В Крестопоклонную Неделю мы тоже поем: «Днесь Неприкосновенный существом прикосновен мне бывает…».
Творец неба и земли, времени и пространства, «содержащий небо дланию», принимает дар земли – пещеру. А люди не принесли Ему ни дворца, ни храма, ни даже простой хижины…
Нас ради родился Превечный Бог
К тому, что Бог родился ради нас, мы привыкли так, что редко воспринимаем это как нечто невероятное. А на этой невероятности, можно сказать, висит едва ли не все богословие.
Невероятность эту, необъяснимость любви Бога к человеку ощущал еще древний псалмопевец, восклицая в изумлении: «Что есть человек, яко помниши его; или сын человечь, яко посещаеши его?» (Пс. 8:5). И в другом псалме такое же вопрошение: «Господи, что есть человек, яко познался еси ему; или сын человечь, яко вменяеши его?» (Пс.143:3).
Оказалось, что Бог не только помнит человека, придает ему значение (вменяеши его), посещает его, но и – невероятное – ради человека принимает смертность и смерть, и всю человеческую природу. Он Сам становится Человеком, и вот этим крошечным Младенцем рождается на свет после девятимесячного возрастания в Материнской утробе, – рождается в холодной пещере, в яслях для скота Отроча Младо, Превечный Бог!
За этим стоит важное богословское понятие ке́нозис (от греческого «опустошение, истощение»), то есть Божественное истощание. Нерв этого понятия – в предельном противопоставлении величия и могущества Божества и состояния, которое добровольно принял Господь Иисус Христос для спасения мира.
А начинается это Божественное истощание с вифлеемского вертепа.
И об этом с предельной силой говорит (поет и вопие́т) кондак праздника.
Помните, еще в Ветхом Завете в продолжении 143-го псалма псалмопевец с невероятным дерзновением взывает: «Господи, преклони небеса и сни́ди!» (Пс. 143:5).
И Бог преклонил Небеса – и сошел к людям.
