Помочь порталу
Православный портал о благотворительности

«Мы пустили волонтеров в ковидные реанимации, это одно из лучших наших достижений»

Чему научились врачи за время пандемии, как в больницу пришли волонтеры, и как в результате изменились отношения врачей и пациентов, рассказывает заведующий отделением рентгенхирургии московской городской клинической больницы № 52 Ванюков Александр Евгеньевич

– В обычной жизни я занимаюсь рентгенхирургией. Это хирургические вмешательства внутри просвета сосуда под рентгеннавигацией. Сейчас мы перепрофилированы под ковид и операционная активность крайне низкая. Поэтому я занимаюсь всем – отправкой выписанных пациентов домой, например, или координацией работы больницы и волонтеров. Ну и иногда оперируем. Но редко.

– Ваша история с волонтерами с чего начиналась? Некому было помогать справляться с потоком больных?

– Весной я начал ходить на собрания штаба, чтобы понять, куда себя приклеить. И везде лейтмотивом звучало, что не хватает рук, не хватает рук! Не хватает не в том, что касается лечения, а скорее дополнительного ухода и внимания.

Я предложил найти волонтеров, людей, которые бы нам эту брешь закрыли. Написал в Фейсбуке, и оно как-то полетело сразу. За первые три дня пришли 400 человек.

Кто-то пришел именно потому, что это была возможность выйти из дома. Кто-то занимался раньше волонтерством, но из-за того, что те же хосписы стали недоступны для посещения, сидели без дела. Кто-то пришел посмотреть, а правда ли это все.

Я не ожидал, честно, что будет такой отклик, и что придется придумывать, что же со всеми ними делать. Потому что в голове у всех есть задачи, а человеку со стороны объяснить это нормальным языком достаточно сложно.

Оказалось, что мы не умеем ставить четкие, емкие задачи – сколько человек нужно, в какое время и что конкретно делать. Вот это было самым тяжелым.

– Что конкретно надо было делать?

– Работы много. В начале нужно было помочь приготовить корпус к перепрофилированию. Разнести наборы еды – разгрузить три грузовых машины, все это как-то распределить по отделениям. То же самое со всей благотворительной помощью.

Потом возникла необходимость передавать передачи пациентам от родных. Потом мы сделали колл-центр. Ведь у нас есть специальная информационная система в больнице, и если там все правильно прочитать и произнести, то у людей снимется основной вопрос: а как мне узнать, что там с моими родными вообще происходит.

И мы пытались это настроить так, чтобы, во-первых, можно было дозвониться, а во-вторых, чтобы после такого звонка не возникло немедленное желание оборвать телефон лечащему врачу.

Тогда было совсем не до телефонов всем, и вот это ощущение, что человек попал в больницу и пропал там…Нам это удалось, и жалоб практически не стало. То есть вместо «состояние тяжелое, что вы хотите, ждите» людям говорили что-то более человеческое. 

Затем, хоть и сильно сомневались поначалу, мы пустили волонтеров в красную зону. Почему нет, если люди сознают все риски и ответственно к этому подходят? Там было нужно очень много помощи.

Сначала волонтеры помогали больным просто заполнять анкеты, где те были и с кем встречались, чтобы ограничить контакты заразившихся. Это муторно и долго, но очень помогало врачей разгрузить. Затем мы придумали…была проблема, что врачи не успевали приходить к каждому пациенту раз в час, так как поначалу не всегда было понятно в какой момент начинается обвальное ухудшение.

Мы придумали чек-лист, где любой человек с руками и ногами может идти, задать три простых вопроса, измерить температуру, отметить насыщение крови кислородом. И отдали это волонтерам.

Номер один жалоба в любой больнице – ко мне никто не приходит, врача своего я не вижу. А тут все время вокруг тебя люди, которые поболтают, спросят, как дела, проявят человеческие эмоции. И больные начали по-другому себя чувствовать.

Мы пустили волонтеров в реанимации, что, вообще, одно из лучших наших достижений. Потому что у тех, кто там лежит, очень много потребностей, которые не видны медперсоналу в силу неловкости просьбы или занятости.

– Голову помыть?

– В том числе. Ноги накрыть. Правильно кормить. Там очень много всплыло вещей, которые в медицинской среде обычно упускаются из-за сильной загруженности. А тут человеку рассказали, какая погода за окном, и ему уже лучше. Он же плохо себя чувствует, он и так в стрессе, в больнице мы оказываемся не каждый день.

Кто-то просил его не кормить. Потом волонтеры мне говорят, а вы знаете, почему у вас не едят в реанимации? Сил нет, не хотят, отвечаю. Отчасти да. Но вы им рыбу даете. Ну, рыбу, ну и что? А вы ее есть пробовали?

Там же кости. Их и здоровый не всегда все вытащит, а тут вообще проще отказаться. И что делать? А сделайте котлеты. И все! Все едят прекрасно. А тебе это в голову не приходит, ты просто мимо проходишь.

Такой взгляд со стороны оголяет очень много нужных вещей. Система из замкнутой, которая сама в себе варится, превращается в открытую. Нам удалось добиться состояния, в котором мы не боремся с системой, не подмечаем, какие все плохие, а увидел что-то – сделай это. И это здорово работает.

Мы все время декларируем, что врач и пациент по одну сторону баррикад и борются с общей бедой. Но так происходит не всегда. А волонтеры как раз стали скрепляющим раствором, который нас всех объединил.

Появилось ощущение, что не они для тебя, – я умею оперировать и сейчас буду оперировать всех подряд, – а ты для них. Ты зачем это делаешь? Чтобы человеку было лучше.

– Возвращаясь к вирусу и пандемии все же, как ваши коллеги, сильно устали от всего этого? Не выгорают, пользуясь модным словом?

– Сильно. Очень. Конечно. Выгораний, наверное, стало меньше, потому что врачей чествуют сейчас, они ощущают отклик на свою работу. Но чисто физически они очень устали. На врачей ложится большая нагрузка.

– Чем сейчас отличается ситуация от весенней?

– С одной стороны, стало очень много заболевших. С другой – с ними стало проще работать, потому что ты уже все знаешь. Сформировались алгоритмы, это уже не новая история. Справляться мы научились.

– А чему вообще научились за это время?

– Терпению. Тому, что какие-то вещи можно и нужно претерпевать. Ведь не зря говорится, что сделай человеку невыносимо, а потом верни, как было, и он будет счастлив. Оказывается, раньше еще и хорошо было, а мы жаловались.

Но если серьезно, великодушия и милосердия стало больше. Потому что уже, наверное, никого не осталось, у кого в семье бы кто-то не поболел и не оказался вот с этой стороны. И это нас всех сблизило.

Конечно, появились люди, от которых ты не ожидал хороших или плохих поступков. Стало понятно, с кем стоит идти в бой, да, а с кем нет.

– Последний вопрос: что делать тем, кто выписывается из больниц в тяжелом душевном состоянии? Именно с ковидом это стало актуальным. Сил ни у кого нет. Тяжелые душевные переживания, расстройства…

– Вот у нас были волонтеры, которые занимались пациентами, много времени проведшими в реанимации, потерявшими мотивацию. Они с ними играли, общались, пытались адаптировать обратно к жизни, потому что реанимация выбивает насмерть человека, он в себя приходит очень долго, хотя физически может быть и здоров.

Сам вирус действительно оказывает какое-то когнитивное воздействие, и депрессий много, и расстройств тревожных, астенизации. Плюс возникают какие-то крапивницы и другие психосамотические расстройства.

Нужно заставлять себя что-то делать. Мыть посуду, если не хочется ее мыть. Гулять, звонить друзьям, пробовать жить обычной жизнью.

Для улучшения работы сайта мы используем куки! Что это значит?