Священник Алексей Тимаков несколько лет служит в храме при бывшей Боевской богадельне, сейчас здесь находится Городской научно-практический центр борьбы с туберкулезом, а до революции были два храма: один при богадельне, храм святителя Николая, а второй при инфекционной больнице, в честь иконы Матери Божией «Утоли моя печали», который изначально был устроен при морге, и его первостепенной задачей было отпевание усопших.
В настоящее время то помещение, которое раньше принадлежало Никольскому храму, поделено на два этажа. Храм располагается в алтарной части второго этажа, а остальное помещение разбито на принадлежащие клинике ординаторские, кабинеты заместителей и руководителей Центра, рентгенологический кабинет, конференц-зал на первом и столовую на втором этаже.
Так что службы в храме проходят в буквальном смысле под стук ложек. А на месте храма в честь Матери Божией произведена реконструкция, и все помещение предназначено исключительно под морг.
Сам отец Алексей был врачом анестезиологом-реаниматологом в Центральной клинической больнице РАН, работал на скорой помощи, спасал людей в отделении интенсивной терапии. О том, как верующему человеку вести себя во время эпидемий и болезней, он рассказал порталу «Милосердие.ru».
– Самый первый вопрос: что такое служить в храме, где каждый день можно заболеть?
– Опасность заражения, конечно, есть, хотя я искренне считаю, что заразиться в троллейбусе или трамвае гораздо проще, чем в туберкулезном центре, где все моют, драют, освещают ультрафиолетовыми лампами.
Здесь действительно работают великие специалисты, которые прекрасно знают свое дело. У нашего Никольского храма в туберкулезном центре сложная судьба. Вообще, он закрыт для посещения «извне», хотя администрация все же разрешает приходить верующим, которые прикипели душой к этому святому месту и многие из которых сами успели пролечиться в этой великой клинике.
Когда мы служим литургию в будний день, может прийти человек 16, из них непосредственно больных 2-3 человека. И два-три сотрудника, что, конечно, тоже великое дело.
В детском отделении иногда нужно причастить до 15-20 человек детишек. Это случается раз пять-шесть в год… Моим предшественником здесь был отец Владимир Соколов – честное слово, праведный человек.
Когда ему предложили окормлять этот храм, он сказал своей супруге: «Мы с тобой живем долго, детей у нас с тобой нет, значит, и заражать некого».
Она согласилась и во всем помогала своему супругу. Прослужили год, и у них родился ребенок. Прослужили еще один, и родилась двойня. Сейчас у него четверо детей. Он покинул этот храм по состоянию здоровья, не связанному с профилем данного медицинского учреждения.
Когда здесь служишь, чувствуешь необыкновенную благодать. Понимаете, те, кто приходит в больничный храм, приходят туда и, чаще всего, тихо и беззвучно рыдают. Молодые крепкие люди, которых вдруг судьба больно ударила, и они внезапно обнаружили, что хрупки и беззащитны. Куды бечь? К Богу и бегут.
И стены храма наполнены этими их внутренними рыданиями. Я прихожу и все это слышу. И это не описать словами.
– К вам приходят врачи?
– Многие из них часто довольно скептически относятся к Евхаристии. Часто они считают, что из общей Чаши можно заразиться инфекцией. На службу приходит чаще средний медперсонал, вера у медсестер крепче, да и времени свободного немного больше.
Я прекрасно понимаю, что пока Господь Сам не привлечет человека к Себе, в храм никто не придет. Можно орать, кричать, махать платом и епитрахилью, но без движения их сердца ничего не получится.
А с другой стороны, я тоже работал врачом. И прекрасно знаю, как это – после смены еще куда-то идти и еще что-то слушать, и стоять на натруженных ногах на службе. Да у меня вот такая пачка историй болезни! По нынешним меркам, я вообще в раю работал, сейчас гораздо больше бумаг, и просто некогда лечить.
Но скажу, чтобы поставить точку, мы и во время чумы будем причащать! Однозначно будем причащать в чуму. Это Тело и Кровь Христовы! В принципе, сам факт бытия священства в современном мире, когда на протяжении семнадцати веков, батюшки не просто причащались из одной Чаши, но и обязательно потребляли все то, что оставалось в ней после причастия всех мирян, не поддается никакому объяснению.
Простите за натурализм, но все слюни тех, кто пришел на причастие… то есть понимаете, да, ты человека причастил, лжицу (ложечку) в чашу погрузил, следующего, опять погрузил, следующего, снова, снова, в некоторых храмах не одна тысяча человек! Сколько бы ни пришло пациентов в наш храм, а у всех у них – палочка Коха, и меня не интересует, открытая у них форма или нет, но я обязан после последнего осмаковать (облизать) лжицу, чтобы, не дай Бог, капнуть Кровь Христову на пол!
И сколько может быть болезнетворных микробов в этой Чаше в итоге? Особенно во время эпидемий. Помереть вполне хватит, если что. И если бы можно было таким образом заразиться, то священство давно бы исчезло.
Но когда в больнице объявляют карантин, то службу отменяем. В любом случае, не стоит искушать Господа Бога твоего, как говорится в Писании. Я же ведь больше даже смущу тех, кто в карантине находится, сам-то я всеми ветрянками давно переболел и мне это совсем не страшно. Но это порядок, а порядок в медицине необходим.
Тем более, есть другой храм, где можно совершать богослужение, и, слава Богу, туда могут прийти все желающие. Нарочитость тут, по-моему, неуместна.
– В Тюменской области, куда российские власти эвакуировали соотечественников из охваченного коронавирусом Китая, чуть не началось гражданское противостояние. Местные даже запустили флешмоб в защиту находящихся в карантине от панических идей. Как вести себя православному человеку, когда вокруг все страшно и непонятно?
– Что касается поведения людей в Тюмени, то, возможно, там не достаточно четко была проведена эпидемиологическая работа с населением. Людей не успокоили. Ведь смертность от этой болезни не очень высокая, особенно если сравнить с чумой или оспой. Здесь же умирали только достаточно пожилые люди, как нам говорят, да? То есть, достаточно ослабленные.
К тому же противоэпидемическая работа проводится: карантины и устраиваются для того, чтобы препятствовать распространению инфекции, а тут – протесты населения? От гриппа умирает немало людей, просто мы привыкли и нам как будто не страшно. Хотя, возможно, я недостаточно информирован о действительном положении дел?
А что до того, как вести себя верующему во время эпидемии, то есть прекрасные слова: «Твори Бог волю свою». Я других рецептов для христианина не знаю.
Мы вот обычно как молимся? «Да будет воля Твоя»? Но при этом подсознательно прибавляем «…но только так, как я хочу». И пока это не изменится, мы и христианами-то толком не станем. Простите, какая последняя книга в Священном Писании, и какими словами она заканчивается? Правильно Апокалипсис. И последние слова там: «ей, гряду скоро! Аминь. Ей, гряди, Господи Иисусе!» (Откр.22:20)
Как перевести это на русский? – верно: скорее бы конец света! Это последние слова Священного Писания. А мы что говорим? Господи спаси меня, но только не теперь, так говорил блаженный Августин, иронизируя над собственным маловерием. Мы же так живем!
Нормальное состояние православного человека – это когда под ногами разверзается земля, а он говорит «слава тебе, Боже!» Но фанатизм должен быть исключен, и грамотная работа медиков тому порука. Искушать Бога не нужно. Нужно мыслить по-христиански, вот заболел человек, что его, в чистое поле выкидывать? А при нормальном грамотном эпидемиологическом режиме и правильном выполнении требований все риски сильно минимизируются.
– Может ли человек чудесным образом исцелиться от болезни? Вы встречали такое в своей врачебной практике?
– Мой отец, протоиерей Владимир Тимаков, трижды: в 1970, 1997 и в 2016 годах, по всем медицинским прогнозам, должен был умереть. В двух последних случаях в самых критических ситуациях мы его соборовали в реанимации и привозили из храма икону великомученика и целителя Пантелеимона с мощами, так что эта икона у нас считается чудотворной.
После перенесенного им в 1997 году панкреонекроза к вере пришел его лечащий врач, и, уверяю вас, – это светило медицины. Чудо чуду рознь. Вот зачем Богу нарушать свои законы, установленные Им в мире? Он же их Сам установил, Он же Сам их особенно и не нарушает. Поэтому чудо в медицине – это чаще всего содружество врачей с Господом Богом, а вообще – это, обычно, стечение обстоятельств: почему именно в этот момент, почему именно здесь.
По случаю случайно случившегося случая, любит повторять мой отец. Так что чудо, как говорят – это псевдоним Бога. И не надо забывать – чудо редко приводит к вере.
Это четко сказал еще Вольтер: если я, стоя посреди тысячной толпы, посреди бела дня увижу чудо, я назову всех глупцами и себя в том числе, но в чудо не поверю.
Чудо просто так не работает. Сначала нужно поверить, и только потом начинаешь видеть чудеса… один из пионеров советской анестезиологии и реанимации рассказывал мне про своего друга, которого он однажды пришел сменить после дежурства. Тот сидел весь взъерошенный и в сердцах проговорил: слушай, Павлик, мы с тобой столько уже наелись в этой реанимации, но я до сих пор двух вещей в этой проклятой медицине никак понять не могу: почему больные выживают и отчего они умирают.
– Чем верующий врач отличается от неверующего?
– Прежде всего, врач должен быть профессионалом. Если он хоть и верующий, но разгильдяй, ну, простите… а такое, увы, бывает, то какой от него толк? Мы же часто на волю Божию полагаемся настолько чрезмерно, что сами забываем Ему помогать и перестаем что-либо делать.
А вот святитель Лука Крымский, который как раз и был великим профессионалом, без молитвы ничего не делал. Но и сам всегда совершенствовал свое мастерство. Конечно, нормальный верующий врач должен все пропускать через молитву, понимать, что его руками Господь управляет… знаю, что если врач с самомнением, то хуже этого ничего не придумаешь, а верующий или неверующий, уже не настолько важно.
Главное, чтобы совесть была – это и есть суть его веры. А у верующего врача совесть должна быть настроена на общение с Богом, на молитву, а, значит, особо обострена.
Кажется, что верующий врач предпочтительнее, но все-таки в первую очередь – профессионализм. Все основные врачебные ошибки происходят из-за самомнения. У нас в медицине всегда говорили, хороший человек – это не профессия. И я очень хорошо отношусь к врачам!
– Почему?
– Потому что это люди, которые хочешь, не хочешь, а в день хоть одно доброе дело обязательно сделают. Ну, приходится им!
– Вы снимали кресты с пациентов в реанимации?
– Я не снимал. Если совсем нельзя оставить его на шее, то можно же одеть его на запястье, взять в руку, положить под подушку – это уважение к свободе совести человека. Ко всему прочему, врач должен использовать любую возможность, помогающую ему врачевать.
Если вера человека способствует процессу выздоровления, а это – неоспоримый факт, то не использовать эту возможность, даже не медицинская ошибка, а врачебное преступление.
Я вспоминаю, как в начале 1990-х в клинике института Проктологии я зашел в палату, в которой лежал готовящийся к операции мусульманин. Он творил намаз. Я вышел и не стал ему мешать, и вера его меня умилила. Предоперационный осмотр пациента я провел спустя некоторое время. Вера, наверное, дает самое драгоценное, целомудренное отношение к больному, которого так не хватает, но которое должно присутствовать в жизни врача, ибо задача врача – любить пациента.
Мы просим подписаться на небольшой, но регулярный платеж в пользу нашего сайта. Милосердие.ru работает благодаря добровольным пожертвованиям наших читателей. На командировки, съемки, зарплаты редакторов, журналистов и техническую поддержку сайта нужны средства.
