«Очищала неразорвавшиеся бомбы в кислотной ванне». Катрин Диор прошла концлагерь и вылечила себя тем, что любила больше всего на свете, – цветами

Господин Диор, оглянитесь вокруг 

Париж, 1947 год. Зима, город продувают ледяные северные ветра. Эйфория победы прошла, вокруг слишком много горя. Люди узнали о жизни такое, о чем предпочли бы никогда не знать. 

В это время, 12 февраля 1947 года, модельер Кристиан Диор показал свою дебютную коллекцию на авеню Монтень. Среди мрака и разрухи – сказочная феерия, бунт против зловещей реальности.

Его сестра Катрин была в зале. Женщина-цветок, как называл ее брат, вдохновила мастера на создание коллекции, и ей же он посвятил знаменитые духи Miss Dior, появившиеся в том же году. Пугающе тонкие талии, пышные, как взбитая пена, юбки, вышивка, кружева, шелковые лепестки и любимый розовый цвет, цвет их семейного дома с его пастельно-розовыми, шершавыми необработанными стенами. Нежный оттенок цветов, который они так любили еще в саду своей матери Мадлен. Цвет детства. Как будто и не было этих страшных лет.

Коллекция вызвала одновременно огромный интерес и шквал негодования. Господин Диор, оглянитесь вокруг! Его обвинили в немыслимой расточительности – подсчитав стоимость платьев, журналисты написали, что на эти деньги можно было купить, например, 789 000 кг мяса и накормить голодных. Во Франции это время продуктовых карточек и талонов на хоть какую-нибудь одежду, это время, когда многие женщины заменяли погибших на фронте мужчин на самой тяжелой работе. Какие уж тут роскошные наряды? 

Но случилось невероятное. Посреди этого лютого холода – зима 1947 года вошла в историю как самая холодная зима во Франции в ХХ веке – женственность, красота и утонченность платьев потянула их в ту жизнь, которую они потеряли и о которой почти забыли.

Историки моды позже напишут: желание прикоснуться к этой красоте было столь велико, что сыграло огромную роль в возрождении духа Франции и породило новую тенденцию в моде – производство копий в промышленных масштабах. Потому что миллионы женщин стали мечтать об этих платьях и костюмах вопреки всему.

Вырастить розу или создать красивое платье – акт надежды и веры

И это послужило ответом на главный вопрос, который витал в воздухе, – уместны ли эти роскошные, безупречные, ностальгические силуэты, явная отсылка к Belle Epoque? Слишком нездешние, слишком волшебные… Нужна ли она, красота, неужели после стольких ужасов мы все еще способны ценить красоту? Способны, утверждал Диор, это как предвкушение счастья, которое обязательно случится. После зловещей тьмы красота важнее, чем когда-либо. Вырастить розу или создать красивое платье – это акт надежды и веры в будущее. 

Даже в Равенсбрюке, страшном концлагере, женщины тайно рисовали и вышивали крошечные розы – так они сопротивлялись расчеловечиванию, тому, что с ними пытались сделать завоеватели. Только красота может противостоять уродству войны. Кристиан знал об этом от сестры.

Очищала неразорвавшиеся бомбы в кислотной ванне

Его младшая сестра была членом французского Сопротивления. Она собирала сведения о передвижении немецких войск, рисовала карты с подробной информацией о наземных минах, курировала других агентов​. Встречи иногда проходили в квартире, которую они снимали с братом. Кристиан в это время работал ассистентом у модельера Люсьена Лелонга, в чьи обязанности входило одевать жен нацистских офицеров в оккупированном Париже.

В июле 1944 года ее арестовали и доставили ​​в дом на Rue de la Pompe в самом элегантном 16-м округе – именно его заняло гестапо. Ее пытали, а позже депортировали в концлагерь Равенсбрюк. Там Катрин поставили на работу – она очищала неразорвавшиеся бомбы в кислотной ванне. Кислота разъедала руки, попадала в легкие. Мало кто выживал.

Кристиан пытался помочь сестре, но никто из высокопоставленных клиентов Лелонга не хотел ввязываться в эту историю.

Лечила себя тем, что любила больше всего на свете, – цветами

Она вернулась в Париж в мае 1945 года, узнать ее было невозможно. Кристиан прошел мимо, встречая ее на вокзале. Это был шок. Он мечтал накормить сестру ее любимым сырным суфле, ему было невдомек, что есть она не сможет еще долго. У нее были отбиты почки, повреждены бедра, спина и ступни, она больше не могла иметь детей. До конца жизни она боролась с ночными кошмарами и депрессией. Катрин замолчала на многие месяцы в прямом смысле этого слова – не могла говорить, тем более обсуждать то, что ей пришлось пережить.

И все-таки Катрин выстояла. Она лечила себя тем, что любила больше всего на свете, – цветами. Осенью 1945 года она получила лицензию на продажу срезанных цветов на парижских рынках и открыла цветочную ферму, где выращивала розы и жасмин. Брат использовал их в производстве духов и во всем ее поддерживал.

Коллективная амнезия

В 1952 году Катрин дала показания в суде, сыграв ключевую роль в опознании преступников, которые пытали ее и ее товарищей по Сопротивлению. Это были не захватчики-немцы, а такие же французы, и среди них были женщины, которые хладнокровно фиксировали происходящее. 

Процесс прошел тихо, ему не уделяли особого внимания ни пресса, ни общественность. Война была раной, которую французы предпочитали не бередить. Многие вернувшиеся из немецких лагерей вспоминали, что никто вокруг не хотел ничего знать о том, через что они прошли. Хотелось как можно скорее забыть все ужасы, будто их и не было. Почему стране потребовалась коллективная амнезия?

Оккупация: выбор между сотрудничеством и сопротивлением

Анна Себба в книге «Парижанки» собрала множество свидетельств женщин – и тех, которые боролись с режимом, и тех, кто сотрудничал, и тех, кто просто старался выжить. 

Париж военного времени был женским городом, в Париже было очень, очень мало мужчин – одни воевали, другие скрывались, два миллиона попали в плен. Женщины во Франции не имели права голоса до 1946 года, у них не было банковских счетов, они не имели права работать без разрешения мужей и отцов. Они были бесправными, но не запуганными.

Сталкиваясь ежедневно с немецкими оккупантами, парижанки поначалу отмечали, что они любезны и часто даже умеют говорить по-французски. Кулак сжимался постепенно, и только когда эти «загорелые вагнеровские солдаты-блондины» начали сгонять на площади и стадионы евреев для отправки в концлагеря, ужас войны проник в каждый дом.

Выбор между сотрудничеством и сопротивлением стал неизбежным. И парижанки прятали евреев, подбрасывали листовки, даже если они не были активными членами Сопротивления.    

Между противоположностями – неповиновением и сотрудничеством – находилась обширная «морально-серая зона», которую должны были пройти все французы, чтобы выжить.

Многие сильные мира сего были связаны с нацистами – кто по принуждению, а кто и по любви. Коко Шанель завела роман с офицером немецкой разведки Гансом Гюнтером фон Динклагом, Хуго Босс производил униформу для «Гитлерюгенда», используя подневольных рабочих, в основном женщин. Бренд принес извинения за свое участие в войне только спустя почти 60 лет после ее окончания. Семья Луи Виттон тоже сотрудничала с немцами. 

А потом пришло освобождение 

Одна из темных страниц истории Франции – первые недели после освобождения. Женщинам, подозреваемым в связи с немцами, стали публично брить головы, рисовать или выжигать на теле свастики, их подвергали насилию, убивали. Некоторые были невиновны, просто попадали под руку.

Это было безумие. Ошалевшие от безнаказанности мужчины-«победители» расправлялись в равной степени с теми, кто мирился с оккупантами или, что еще хуже, помогал им, и теми, кто боролся с нацистами чем мог. Почти 50 000 человек были казнены без суда и следствия в те дни. Они переняли методы нацистов. Все это длилось, пока не был установлен хотя бы видимый общественный порядок. Город начали патрулировать.

Розы воскрешения

Война – это очень страшно, она поднимает со дна души жуткую взвесь ненависти и нетерпимости, обесценивая человеческую жизнь. Осуждать или нет, решать каждому.

После смерти брата в 1957 году Кэтрин закрыла свой цветочный бизнес в Париже и переехала в загородный дом, который унаследовала от отца. Там она разводила розы и жасмин почти до конца своей жизни, и они по-прежнему цветут, уже без нее. Они невероятно стойкие, выдерживают самый сильный мороз. Она умерла в 90 лет.

В Равенсбрюке тоже цветут розы, их посадили выжившие женщины-узницы. Они нашли в себе мужество вернуться в это страшное место после окончания войны и посадили розы – в память о своих сестрах, матерях, дочерях и друзьях, которые там погибли. Эти розы названы розами воскрешения и растут там, где раньше была братская могила.