Милосердие и спасение: нужно ли одно для другого?

Состоявшийся в Марфо-Мариинской обители богословский семинар о социальном служении комментирует Юрий БЕЛАНОВСКИЙ, сотрудник Патриаршего центра духовного развития молодежи при Свято-Даниловом монастыре, один их координаторов волонтерского сообщества «Даниловцы»:

— Вполне возможно, я ошибаюсь, и поэтому сначала без каких-либо комментариев изложу содержание прошедшей встречи. А после для желающих предложу свои размышления о богословии и социальной работе.

Круглый стол начался со вступительного слова преподавателя кафедры социальный работы ПСТГУ диакона Олега Вышинского, для которого наиболее важные вопросы звучат так: «Как связано церковное социальное служение с внутренним духовным деланием?» Или иначе: «Как социальное служение способствует спасению людей в частности и в общей миссии Церкви?»

Основные мысли выступления о. Олега следующие. Инославные христиане много преуспели в делах милосердия, их опыт обсуждается и используется профессионалами, но богословская сторона вопроса не обсуждается. При этом важно богословски осмыслить опыт инославных и в некотором роде «профильтровать» его.

Для православных центральная тема учения о спасении – «обожение». Путь к обожению очерчен «заповедями блаженства» (Мф.5:3-12) (Лк.6:20-23). Доброделание (дела милосердие, социальное служение) – важно, но это не главное. «Чистые сердцем» в заповедях блаженства – выше, следовательно, служение – вторично. Делами милосердия православный христианин очищает сердце для лицезрения Бога. При таком взгляде есть опасность формального понимания дела, где люди, которым служат, будут восприниматься как «средство».

Католики, в свою очередь, на Тридентском соборе (середина XVI века) утвердили учение о «тварной благодати», которая является «причиной спасения». Католики отвергли понимание спасения как «обожения» и ввели понятие «оправдание». Для «латинян» обетование Христа Спасителя о «чистым сердцем», которые Бога узрят – метафора, а «обожение» – несбыточная мечта. Таким образом, нарушилась иерархия «заповедей блаженства» и дела милосердия стали на первое место. Поэтому католики преуспевают в социальной деятельности.

Протестанты, а вернее кальвинисты, учат о «предопределении» и чтобы отвлечься от этой унылой теории, они «уходят» в «кипучую деятельность». У кальвинистов ценится труд, профессионализм. Мера вещей – практический успех. В такой системе не может быть религиозной мотивации.

Дьякон Олег сделал оговорку, что доктрины, конечно, не определяют жизнь. Не определяют они и социальную деятельность. Во всех указанных выше случаях дела милосердия – проявление любви. Но, так или иначе, даже милосердие ставится в зависимость от доктрин.

Для понимания позиции о. Олега важна его реплика о реабилитационных программах. Поскольку, по его мнению, реабилитационные программы «строятся на антропологии», а она разная у христианских конфессий, то инославные методы лечения наркозависимых, к примеру, православным не стоит использовать.

На выступление о.Олега откликнулся ректор ПСТГУ протоиерей Владимир Воробьев. По его мнению, «сотериология» – ясное богословское учение, в основе которого лежит догмат о богочеловечестве Господа Иисуса Христа, о спасении во Христе. Поэтому социальное служение трудно соотнести с сотериологией. Корректнее говорить о богословских основах церковного социального служения, и не соотносить жестко эту тему с «учением о спасении», поскольку среди прочего есть опасность подумать, что спасение достигается через служение людям.

В Евангелии много сказано о милосердии и служении ближним. Есть очень ясная притча о Страшном суде, откуда мы знаем, что Господь принимает милосердных. Это тоже своего рода сотериология и она одинакова у христиан вне зависимости от конфессий.

Непопулярность темы милосердия и социального служения в наши дни определяется не сотериологией, а тем, что в Советском Союзе христиан успешно отучали много от чего, в том числе и от дел милосердия. В итоге, восприняв «советскую модель» церковной жизни, многие думают, что социальное служение чуждо Православию. Но это не так.

По мнению о. Владимира, не стоит в этой теме противопоставлять христианские конфессии, не стоит искать глубокие богословские корни в различии организации социального служения в православии, католицизме и протестантизме. Лучше все силы отдать на то, чтобы всеми силами нашу современную православную жизнь наполнить делами милосердия.

Декан миссионерского факультета ПСТГУ протоиерей Николай Соколов, отметил, что ему также не близко противопоставление христианских конфессий в этой теме. Неразвитость социального служения сегодня обусловлена общей отстраненностью от добра. Что же касается Церкви в советские годы, то она не была чужда милосердия. Тогда было служение, не разделенное конфессиями. Очень важен и дорог опыт тех, кто служил арестованным за веру, кто объезжал «лагеря», собирал для заключенных вещи и посылки, хлопотал ха них. Тот опыт «советского» христианского служения возможно развить.

Заведующий кафедрой практического богословия ПСТГУ протоиерей Павел Ходзинский в своей краткой реплике напомнил о том, что общие богословские обоснования церковного социального служения были сделаны священномучеником Сергием (до монашества Митрофаном) Серебрянским, духовником Марфо-Мариинской обители милосердия.

Заместитель декана Богословского факультета ПСТГУ протоиерей Николай Емельянов, отметив, что он нисколько не специалист в теме социального служения, сразу перешел к критике вступительного слова. Он указал на яркость и смелость выступления диакона Олега и подробно остановился на ошибочности многих тезисов.

Наиболее важные вопросы для о. Николая таковы: Каково место социального служения в жизни Церкви? Что такое социальное служение как церковный институт? Социальная деятельность является церковной, когда имеет источником своим церковь и целью – церковность. Важным и даже определяющим для о. Николая является церковное благословение на добрые дела. Для частных лиц – благословение священника. Без такового трудно говорить о церковности.

Причина неразвитости социальной темы в РПЦ – это коммунистический режим прошлого столетия, а не «сотериология», считает о. Николай. Масштабы дел милосердия в РПЦ «до революции» были, на его взгляд, несопоставимы с христианскими делами в Европе, они на порядок больше.

Социальное служение — не столько тема богословия, сколько тема христианской нравственности. Не стоит противопоставлять конфессии. Тем более не стоит для противопоставления использовать заповеди блаженства, которые предложены в Евангелии отнюдь не по значимости и иерархии. Эти заповеди не представляют собой однозначную «лестницу».

Если говорить о католиках, то у них есть изданная официальная позиция о социальном учении. Доступны и решения Второго Ватиканского собора (1962-1965 годы). Не стоит о католиках сегодня говорить в категориях Тридентского собора, уверен о. Николай.

Современных протестантов слишком много. О них никак нельзя говорить «оптом» и тем более на примере кальвинистов. Вообще надо понимать, что для современных западных христиан существенна проблема идентичности. Для многих не ясно, что значит быть протестантом. И в этом контексте социальное служение в некотором роде помогает эту идентичность определить.

Когда мы говорим о том, чтобы разработать какую-то тему для ее практической реализации, то следует учитывать, что для создания рабочей системы, разработчики должны быть те, кто ее же и будет потом реализовывать. Просто подготовить отстраненные богословские обоснования – не имеет смысла. Разве что подготовить очень общее положения, но они не будут отвечать на практические вопросы.

Во время последующей дискуссии заведующая кафедрой социальной работы Татьяна Зальцман своей репликой поставила важный практический вопрос: почему католики и протестанты собирают на дела милосердия миллионы и привлекают миллионы людей, а православные в России на порядки меньше?

Председатель Синодального отдела по церковной благотворительности и социальному служению епископ Смоленский и Вяземский Пантелеимон завершил круглый стол своим кратким выступлением. Он напомнил собравшимся, что в поучениях преподобного аввы Дорофея есть ясная и важная мысль, что не только служащий помогает больному, но не меньше, а может и больше больной помогает служащему. Владыка упомянул, что разделяет мнение о. Иоанна (Крестьянкина), что задача служения милосердия – помочь больному полюбить собственную болезнь. Епископ Пантелеимон так же напомнил, что заповедь Божья двояка: служить Богу и ближнему. Евхаристия – обязательное для христиан служение Богу. Так же и служение ближним в той или иной мере обязательно.

«Закон тяготения» и «котёнок»

Для меня тема Круглого стола и тезисы вступительного слова не стали неожиданностью. Уж слишком это популярный подход. Помню, как пару лет назад на весьма представительном собрании в присутствии митрополитов и епископов один священник доказывал, что нельзя допустить скатывания Православия в «протестантщину», – так он именовал социальное служение. О некоторых аспектах современного понимания церковной социальной работы я как-то писал. Не буду повторятся, остановлюсь на богословской и педагогической стороне.

Я думаю, в Русской Церкви не так много христиан, интересующихся темой социальной работы, а среди них уж совсем не много интересующихся богословием. Мне представляется, что этот сугубо «узкий» по теме Круглый стол может прозвучать, как разговор «марсиан» на «марсианские» темы. Соотнесение «сотериологии», – а одно это понятие требует многих страниц для разъяснения, – и «социального служения» напоминает мне меткий образ, предложенный Г.К.Честертоном в рассуждении о тайне рождения Богомладенца Иисуса Христа. По его мнению, эта тайна для всего античного мира все равно, что соединение таких разных понятий, как «закон тяготения» и «котенок».

Становление церковной жизни в первые постсоветские 10-15 лет определили две темы – «сотериология» и «аскетика». Много этому содействовали изданные и ставшие популярными книги патриарха Сергия (Страгородского) и святителя Игнатия (Брянчанинова). Это надо ясно понимать. Но понимать надо так же и то, что темы эти, так и не войдя в жизнь людей, благодаря своей «книжности» и личной позиции указанных авторов стали некоей «православной идеологией», основополагающим камнем постсоветской православной идентичности, стали поводом и мерой православного превозношения над «инославными». Дело не в самой сотериологии или аскетике, а том, как они были поняты и приняты воцерковившемся советским народом.

Богословие для многих является не столько осмыслением нашей личной христианской веры и жизни, сколько набором «истин», определяющих нашу «истинность» и отгораживающих нас от «иных». Православие стало формой отказа от современного мира, стало способом ухода от проблем, оно стало стеной, защищающей от мира. В сознании многих православных христиан получается странная картина: то, что соответствует «букве» богословия – православное, церковное; то, что не соответствует – либо мирское, либо «еретическое». При этом под «богословием» понимается все, что угодно, начиная от разрозненных канонических определений и догматов и заканчивая разрозненными же высказываниями Святых отцов.

Я не отрицаю богословского осмысления затронутой темы, я лишь хочу сказать, что трудно было найти более схоластическую, идеологизированную плоскость этого обсуждения, чем плоскость «сотериологии».

Для меня было очень важно услышать мнения уважаемых опытных и авторитетных пастырей, по сути отказавшихся препарировать «социальную работу» на «прокрустовом ложе» «сотериологии» и «аскетики» и не давших ясных и однозначных «богословских основ» затронутой теме. Не могу говорить за выступавших, но думаю, что в своей практике они видят и знают ценность «добрых дел» самих по себе и знают, сколь трудно таковые дела даются в наши дни. К сожалению, столь мудрый и адекватный взгляд достаточно редок для современного русского Православия.

О социальном богословии

О каких же богословских основаниях может идти речь? Только о тех, что могут лечь в основу такой педагогики, что сможет воспитать, подготовить христиан к доброделанию, к служению ближним. Это и есть критерий «подходящести» оснований. И в этом смысле, опять же, ни «сотериология», ни «аскетика» с их главным, будучи верным по сути тезисом о глубоком поражении всего человека и приматом духовного внутреннего делания по борьбе со страстями (выраженном в известном выражении «стяжи дух мирен и тысячи вокруг тебя спасутся»), не работают педагогически в развитии христианского служения.

Есть близкие к нашей теме рассуждения современного христианского философа Александра Филоненко, который отмечает, что в рамках православного богословия XX в. можно выделить два направления. Первое – это «неопатристический» синтез (В. Лосский, о. Иоанн Мейендорф, о. Георгий Флоровский), который на данный момент занимает ведущие позиции. Условно говоря, это направление богословской мысли выводит на первый план аскетическую традицию, но не дает этики. Тема социального служения в этом течении не представлена. На фоне акцентирования аскетики обретает вторичный статус «литургика» и, как следствие, активная ответственная, в том числе социальная позиция христиан.

Второе направление условно можно назвать «евхаристическим богословием», где основное внимание обращено к «литургической экклезиологии», а не к «аскетике» (о. Николай Афанасьев, митр. Антоний Сурожский, о. Александр Шмеман). В этом направлении раскрыты такие доступные, жизненные, способные лечь в основу педагогики понятия как «евхаристическое собрание», «община», «народ Божий», «служение мирян», и граничащие с темой служения понятия «личной веры», «религиозной встречи», «личного общения», «благодарения». Именно в таком богословии есть место христианскому социальному служению и доброделание предстает нам, как регулярное и церковное служение ближним и окружающему миру, как Божьему творению.

В рамках такого подхода и в ситуации, когда прошлое фактически «обнулилось», а сегодняшний день определяется во многом открытыми границами и Интернетом, вполне возможно осмыслить христианское служение по новому, вне контекста сложившихся дореволюционных и советских стереотипов. Любое служение, а тем более служение ближним происходит не от знания «теории спасения» или понимания «духовной лествицы добродетелей», а от «преизбытка сердца» и имеет своей основой веру в человека, доверие, а так же полноту и даже преизбыток любви к ближнему и Богу. Господь говорит, что хочет от людей милости, а не жертвы. Служение становится наиболее глубоким и плодотворным, если оно – милостивый дар, а не истощающее и порой даже испепеляющее понуждение себя ради «теории». Никакой «сотериологией» и даже констатацией заповедей и цитатами отцов самими по себе ничего хорошего не достигнуть. Нужно настоящее воспитание, нужен живой пример и личной и общинной жизни, нужен опыт совместного доброделания.

Юрий БЕЛАНОВСКИЙ