Михаил Лермонтов: он был абьюзером, циником и жертвой одновременно

Бабушкин внук

Жизнь Михаила Лермонтова сызмальства не задалась. Во-первых, он был некрасив. Невысокого роста, с лицом, напоминающим перевернутый землемерный циркуль, с большим носом, круглыми, навыкате, глазами. Мало найдется поклонников этого образа.

Во-вторых, его воспитывала бабушка. Крутая, деспотичная, сумевшая рассориться со всеми родственниками, она своего Мишу любила безумно. И, разумеется, всячески опекала.

А в-третьих, он был гениален. И как со всем этим прикажете жить?

Михаил Юрьевич Лермонтов родился в 1814 году в Москве, в доме у Красных ворот. Сейчас на этом месте красуется одна из семи знаменитых московских высоток, а перед ней – памятник Лермонтову.

Существует легенда, согласно которой бабушка Елизавета Алексеевна Арсеньева сразу же после рождения внука основала рядом со своим родовым имением Тарханы еще одно село, Михайловское. Это не так, Михайловское появилось раньше и впоследствии слилось с Тарханами, искать его сейчас нет никакого смысла.

Зато имя – Михаил – придумала и вправду бабушка. В честь Михаила Арсеньева, своего мужа, умершего четыре года назад. Отец хотел назвать Петром, но кто он был таков против великой бабушки?

А был он всего-навсего пехотным капитаном. Перед женитьбой на Марии Михайловне, дочери бабушки, Юрий Петрович вышел в отставку. Так что к его недостаткам – небогатый, плюгавый, смазливый, неродовитый и вспыльчивый – прибавился новый: бездельник.

Бабушка всячески пытается рассорить дочь и зятя. Но их чувства друг к другу оказываются неожиданно крепкими. Развязка всей этой интриги приходит с совершенно неожиданной стороны. Мария Михайловна умирает от чахотки.

Отца вежливо, но решительно отодвигают от воспитания Миши, им не дают даже встречаться. Бабушка и внук отныне предоставлены друг другу.

Мальчик не знает отказа ни в чем. В его распоряжении раздолье большого имения, лучшая еда, дорогие учителя. Его вывозят на Кавказ. В его распоряжении прекрасная библиотека. Но не с кем поделиться своими мыслями, впечатлениями, поговорить по душам.

Елизавета Алексеевна – ни в коей мере не Арина Родионовна. Эта барыня совершенно иного разлива. Она выведет в свет, но не расскажет сказку про лешего и русалку. Не говоря уж о том, чтобы составить компанию внуку в его фантазиях и грезах.

Мир вокруг не то, чтобы враждебный, он просто чужой. И мальчик защищается от мира как умеет – он начинает его просто презирать. Однако же его презрение тоже никому не интересно.

Патовая ситуация.

Екатерина Сушкова: злодейка и жертва

В 13 лет Лермонтов, наконец, выползает из своей тарханской раковины. Он поступает в благородный пансион при Московском университете. Вокруг огромное количество сверстников, общаться с ними можно бесконечно.

Но тут обнаруживается, что Михаил не умеет дружить. Издеваться, капризничать, всячески демонстрировать свое превосходство – пожалуйста. Он пытался дружить, он хотел, но результат был так себе. У юноши не было этого навыка. И, к сожалению, никогда уже не будет.

Зато именно в пансионе Лермонтов серьезно занялся поэзией. Шекспир и Шиллер – вот что стало его настоящим миром. А совсем не Дурнов и Сабуров – мальчишки, с которыми Лермонтов тщетно пытался сдружиться.

Первая любовь была, конечно же, несчастная. Она у всех несчастная, а тут, при лермонтовской ранимости, подавно. Ему нет и шестнадцати, а ей девятнадцать – разница колоссальная.

Предмет его высоких чувств, Екатерина Сушкова, писала: «У Сашеньки (родственницы Лермонтова. – Прим. ред.) встречала я в это время ее двоюродного брата, неуклюжего, косолапого мальчика лет шестнадцати или семнадцати с красными, но умными, выразительными глазами, со вздернутым носом и язвительно-насмешливой улыбкой…

Я прозвала его своим чиновником по особым поручениям и отдавала ему на сбережение мою шляпу, мой зонтик, мои перчатки, но перчатки он часто затеривал, и я грозила отрешить его от вверенной ему должности».

Лермонтов, конечно, все прекрасно понимал. Не заблуждался на свой счет, и посвящал Сушковой строки:

Мечтанье злое грусть лелеет
В душе неопытной моей.

Но чувствам не прикажешь. Есть, впрочем, еще одна версия. Никаких чувств Лермонтов не испытывал. Одна из современниц вспоминала: «Писать-то Лермонтов писал, но только не из любви, а в насмешку… Хвостова (фамилия Сушковой по мужу. – Прим. ред.) была невозможно аффектированная и пренесносная барышня, над которой все смеялись. Все нарочно притворялись влюбленными в нее, и тогда начиналось представление.

Кокетничала она, например, так: прикажет оседлать себе лошадь и кружится по двору мимо колоннад. Ездила плохо, но воображала, что неотразима. И вот, как на втором, или третьем кругу поравняется с молодежью, устроит так, что шпильки не держат прически, и волосы распустятся по ветру. Этого-то представления с волосами и ждали каждый день, говорили ей, что она похожа на Диану и всякий вздор… Конечно, Лермонтов, – умница и первый насмешник – в Хвостову влюблен не был».

Что было там на самом деле, мы не узнаем никогда. Но, зная характер юного поэта, мы тут не видим ничего необычного. В любом случае, для Лермонтова это стало еще одним университетом цинизма и жестокости.

В скобках заметим, спустя несколько лет Лермонтов отомстит Сушковой, рассорив ее с женихом, Алексеем Лопухиным. Впрочем, была ли это месть, или он просто заигрался – не совсем понятно.

Зато тем же летом, когда он ухаживал за легкомысленной барышней, юноша открывает для себя поэта Байрона. Он обнаруживает много общего в собственных взглядах и в байроновских. Конечно, подражает новому кумиру, не без этого. И отодвигается все дальше от той жизни и от той судьбы, что приняты за норму. Он – особенный. И эта полынья будет лишь увеличиваться.

Одинокий студент и проказливый юнкер

В 1830 году Лермонтов поступает в Московский университет. Однокашник Михаила Юрьевича, Павел Вистенгоф писал: «студент Лермонтов… имел тяжелый, несходчивый характер, держал себя совершенно отдельно от всех своих товарищей, за что, в свою очередь, и ему платили тем же. Его не любили, отдалялись от него и, не имея с ним ничего общего, не обращали на него никакого внимания».

И уже в марте следующего года там случается известная «Маловская история». Господин Малов был профессором нравственно-политического отделения – того самого, на которое и поступил Михаил Юрьевич. Он был грубым, туповатым, студенты открыто смеялись над ним. В конце концов его буквально выгнали из аудитории, выбросив вслед профессорские калоши.

Было серьезное расследование, зачинщики попали в карцер. А среди них – студент Лермонтов, который еще года не провел в «святом месте». Так он, абсолютно всерьез, называл Московский университет, из которого, увы, был вынужден уйти.

Затем – потакая желанию бабушки – Школа гвардейских подпрапорщиков и кавалерийских юнкеров. Казалось бы, где Байрон, Шиллер и Шекспир, а где муштра и дисциплина. Но этот факт уже не удивляет, в жизни Михаила Юрьевича и без этого все наперекосяк.

Правда, Лермонтову неожиданно понравилось. Юнкерские безудержные пиршества, задирание штатских, абсолютное пренебрежение моралью – да, это подходящая среда для циника, который противопоставил себя миру. И после школы поэт поступает в Лейб-гвардии Гусарский Его Величества полк.

Там все продолжается, и только набирает обороты. Бесконечная тоска сопровождается всякими безобразиями, в которых он уже бывает заводилой. Да, именно в офицерских разгульных компаниях Лермонтов вдруг становится душою общества. На этом фоне – нежная переписка с бабушкой и стихотворчество, в котором самоедство и отчаяние неотделимо от насмешек в адрес всего мира.

Интересно, что при всем этом Лермонтов не был бретером. В отличие от своего сугубо партикулярного кумира, Александра Сергеевича Пушкина, чуть что хватавшегося за оружие, в жизни Лермонтова было всего две дуэли. Притом на обе вызвали его, и на обеих Михаил Юрьевич палил в воздух.

О Лермонтове ходят страшные слухи, один фантастичнее другого. Елизавету Алексеевну это не особенно тревожит, а в чем-то даже радует. Репутация светского мачо не так и плоха. Гораздо хуже – увлечение поэзией. Все это стихоплетство – занятие для бродячих комедиантов, а не для русского дворянина. Но любящее бабушкино сердце терпит эту несуразность. Молод еще, образумится.

Два выстрела в воздух

В 1837 году между столицей и Царским Селом открыли железнодорожное сообщение, Лермонтов дал бабушке торжественное обещание – ни в коем случае не путешествовать в этих опасных экипажах. Обещание приходилось сдерживать – Елизавете Алексеевне могли донести.

В том же 1837 году погиб Пушкин, кумир Михаила Юрьевича. Тут бабушка недоглядела, и Михаил Юрьевич пишет стихотворение «Смерть поэта» («А вы, надменные потомки…» и так далее). За это Лермонтова переводят из Петербурга на Кавказ.

Впрочем, поэт только рад. Он влюбился в Кавказ еще десятилетним мальчишкой, когда впервые побывал здесь с той же бабушкой. Но Екатерина Алексеевна, используя свои светские связи, все же вытаскивает внука обратно в Петербург. Появляются «Демон» и «Мцыри».

А затем – дуэль с сыном французского посла Эрнестом Барантом (была замешана одна известная княгиня), притом Барант промахивается, а Лермонтов стреляет в воздух. Тем не менее, за этот поединок Лермонтова снова отправляют на Кавказ, теперь уже строго на линию фронта.

И вот, наконец, Пятигорск, лето 1841 года. Незадолго до гибели Михаил получает посылку – гостинцы от бабушки. Кажется, Елизавета Алексеевна – единственная, кто видит в нем не саркастического циника, а просто человека, своего все так же горячо любимого внука.

А 27 июля Лермонтов стреляется со своим старым знакомым еще по юнкерской школе, отставным майором Николаем Мартыновым. Причина банальна – Михаил Юрьевич бесконечно, безудержно дразнит не особенно умного добряка Мартынова, называет его Мартышем. Тот долго терпит, но всему приходит конец.

Противники сходятся. «Я в этого дурака стрелять не буду!» – заявляет Лермонтов и демонстративно пускает пулю в небо. Мартынов прицеливается и жмет на курок. Ранение смертельное. Лермонтова больше нет.

* * *

Графиня Антонина Блудова писала: «Лермонтов, с странным смешением самолюбия не совсем ловкого светского человека и скромностью даровитого поэта, неумолимо строгий к собственному таланту и гордый весьма посредственными успехами в гостиных. Они скоро бы надоели ему, если бы не сгубили безвременно тогда именно, когда возрастал и зрел его высокий поэтический дар».

Да, Михаил Юрьевич был тот еще озорник. Да только главной жертвой озорства всегда оказывался он сам. Затем это каким-то непостижимым образом перерабатывалось в его лобастой голове и превращалось в гениальные стихи.

Его нельзя было любить или же ненавидеть. Это было как минимум два или три человека, а возможно, и больше. Что, кстати, прекраснейшим образом, сам того не желая, показал император. Когда Николай Павлович узнал о гибели поэта, он первым делом выпалил: «Собаке – собачья смерть». А потом произнес, совершенно другим голосом: «Господа, получено известие, что тот, кто мог заменить нам Пушкина, убит».

В конце концов, ведь ночевала тучка золотая на груди утеса-великана. Ночевала же!