Даша Севастопольская в «карете горя»

На Крымской войне все были в той или иной мере севастопольские, а выделили именно Дашу

Франц Рубо. Панорама «Оборона Севастополя 1854—1855 гг.» (1904). Фрагмент

Первая фронтовая медсестра 

Дарья Лаврентьевна Михайлова, она же Даша Севастопольская, родилась в 1836 году в селе Ключищи Казанской губернии. Мать умерла очень рано, а отец, матрос Десятого ластового экипажа в скором времени получил назначение в Крым, в Севастополь.

На всякий случай, поясним: ластовый экипаж – это не тот, который в море в ластах плавает, а наземная команда, обслуживающая всевозможные припортовые суда типа плашкоутов и дебаркадеров. Их называли ластовыми от слова «ласт» – мера вместимости судна, равная 120 пудам.

Воспитание Даша получила морское. Сергей Сергеев-Ценский писал о ней в романе «Севастопольская страда»: «Даша плавала, как дельфин. Иногда пропадала целыми днями на Черной речке, выдирая раков из нор. Гребла не хуже заправского гребца и ставила парус. Ее приятели были приходившие к отцу матросы».

В 1853 году отец погиб в Синопской битве. Даша осталась сиротой и стала зарабатывать – в первую очередь, стиркой. За несколько месяцев скопила денег на корову. Корова для простого человека – все . Жизнь стала налаживаться.

А на следующий год в районе Евпатории высадился англо-французский экспедиционный корпус – мощная вражеская боевая единица. И уже оттуда, сушей, враг стал продвигаться в сторону Севастополя.

Панорама «Оборона Севастополя 1854—1855 гг.» (1904). Фрагмент. Франц Рубо запечатлел Дашу на своей панораме — чуть левее флагштока Даша с коромыслом на плече, у бруствера Малахова кургана она даёт напиться из ведра двум русским солдатам. Изображение с сайта wikipedia.org

Даша Михайлова повела себя странно. Продала все, что было возможно, включая избу и корову, на вырученные деньги купила лошадь, перевязочной материи, уксуса и водки.

Она представляла себя маркитанкой (торговкой припасами, напитками и мелкими товарами при армии в походе – прим. ред.)- мечтала о том, как будет подавать уставшим солдатам флягу, а те, напившись водки и воды, станут ее благодарить и кланяться. И разумеется, платить – девушка рассматривала это предприятие еще и как коммерческое.

Она испекла хлеба, нажарила рыбы. А чтобы к ней не приставали мужики,  оделась мужиком. Точнее, матросом – в форму покойного отца. И обрезала волосы.

Соседи, на глазах которых все это происходило, решили, что Даша Михайлова повредилась умом, но особого значения этому факту не придали – в войну с ума сходили многие.

Многие, но не Даша.

«Карета горя»

Франц Рубо. Панорама «Оборона Севастополя 1854—1855 гг.» (1904). Фрагмент

Ролевая игра очень быстро закончилась. Водка, рыба и хлеб разошлись моментально. О том, чтобы брать деньги с раненых героев, и подумать было невозможно. Осталось немного воды и вопрос: а что дальше-то делать?

Ответ пришел сам собой. Даша огородила верхнюю часть телеги белой материей – получилась кибитка. Материя еще оставалась. Воды можно было набрать в любой момент. И Даша стала разъезжать вдоль линии фронта – кого напоит, кого перевяжет, кого в тыл отвезет. Кроме как перевязать, девушка, к сожалению, ничего не умела – с медициной жизнь ее еще не сталкивала.

Дашина кибитка получила прозвище – «Карета горя». Хотя, строго говоря, эта карета, наоборот, спасала от еще большего горя.

У этой восемнадцатилетней девушки получилось не что-нибудь, а первый в истории передвижной перевязочный пункт. Именно так он вошел в летопись воинского искусства.

Саму же Дашу почитают как первую военную сестру милосердия. Правда, этот титул оспаривает другая девушка, англичанка Флоренс Найтингейл, участвовавшая в той же войне, но с противоположной стороны. Но она приступила к своим милосердным трудам только в апреле 1855 года.

Солдаты поначалу удивлялись столь заботливому и ласковому молодому матросику Александру Михайлову (так Даша всем представлялась). Но в какой-то момент из-под форменной бескозырки выбилась прядь волос – все-таки пожалела Даша их резать под ноль.

У очередного раненого челюсть отвалилась: «Так ты что, девица?» Но раскрывать свою гендерную принадлежность уже было не опасно. Даша успела стать общей любимицей (или любимцем?), невозможно было и представить, чтобы ее кто-нибудь осмелился обидеть – дальнейшая судьба подобного обидчика не стоила бы копейки.

Интересно, что при общем дефиците у Даша не было больше недостатка ни в перевязочных материалах, ни в уксусе, ни даже в водке: многие умирающие солдаты отдавали Даше свои нехитрые ценности – серебряный портсигар, часы с портретом любимой жены, пенковую трубку. Даше деньги были не нужны – на что их на фронте тратить? И когда? Она закупала необходимый провиант и перевязочный материал. Помогали и жители города – приносили кто еду, кто бинт, кто одеяло.

А когда у Даши пала лошадь, она было испугалась и принялась сама таскать свою кибитку, но первый же попавшийся офицер, увидев это безобразие, распорядился выдать новую.

Зато самого страшного – вражеских пули и снарядов – она не боялась. Говорила: «Чего же бояться? Ведь не дурное дело делаю. А убьют меня – так люди добрым словом помянут».

Не боялись этих пуль и Дашини помощницы – несколько молодых жительниц Севастополя принялись добровольно помогать ей, сколотив некое подобие сестринского отряда. Главный врач Севастопольского военного госпиталя господин Ульрихсон писал: «Севастопольские дамы во время бомбардировки города последовали примеру Дарьи».

Один из заброшенных домов Даша приспособила под склад и небольшой госпиталь. Дело налаживалось на глазах.

Добровольцы Пирогов и Дарья

Н.И.Пирогов в севастопольском госпитале. Рисунок. Изображение с сайта sevastopol.su

Через два месяца в расположение войск «для поднятия духа» прибыли сыновья самого императора Николая I – великие князья Михаил и Николай. Были здорово удивлены, узнав о Даше. Сообщили отцу: дескать, «ухаживает за ранеными и больными, оказывает примерное старание девица по имени Дарья».

Царь Николай расчувствовался. Приказал пожаловать «девице» золотую медаль «За усердие» на Владимирской ленте и 500 рублей серебром. И пообещал еще тысячу – когда выйдет замуж, «на обзаведение».

О высочайшем награждении было объявлено по всему Черноморскому флоту. Сама Даша отнеслась к нему с крайней серьезностью.

А потом на фронт прибыл знаменитый хирург Пирогов. Он, как и Даша Севастопольская, явился на фронт добровольно. Пришел в ужас от увиденного. Мест в санитарных бараках не хватало. Раненые умирали не столько от самих ран, сколько от заражений. Антисанитария была невозможная.

У руководителя кафедры хирургии Санкт-Петербургской Медико-Хирургической академии, члена-корреспондента Императорской Санкт-Петербургской академии наук, действительного статского советника Николая Ивановича Пирогова беспомощно опустились руки. «Горькая нужда и медицинское невежество соединились в баснословных размерах,» – писал знаменитый хирург.

Медицинское светило европейского масштаба принял лично главнокомандующий князь Александр Сергеевич Меньшиков, правнук легендарного петровского фаворита. Про него говорили: «Храбр в защите крепостного права и застенчив с неприятелем».

Прием правнука «Светлейшего» обескуражил доктора. Пирогов вспоминал: «Я дотащился кое-как до маленького домишка с грязным двором, где заседал главнокомандующий… В конурке, аршина в три в длину и столько же в ширину, стояла, сгорбившись, в каком-то засаленном архалуке судьба Севастополя…

– Вот, как видите-с, в лачужке-с, принимаю вас, – были первые слова главнокомандующего, произнесенные тихим голосом; за этим следовало «хи, хи, хи» с каким-то спазмодически принужденным акцентом».

Все это совсем не обнадеживало.

Меньшиков, между тем, рассказывал: «У нас теперь какая-то Дарья, говорят, очень много-с помогала-с и даже сама перевязывала-с раненых под Альмой».

«Какая-то Дарья» заинтересовала хирурга. Найти ее было не сложно – Дашу Севастопольскую знали все, за исключением главнокомандующего.

Они быстро сдружились, и в скором времени Даша Севастопольская уже ассистировала Пирогову – она оказалась на редкость талантливой, всему обучалась в момент.

А затем из Петербурга прибыл особый сестринский десант – из Крестовоздвиженской общины, специально созданной в том же 1854 году для оказания помощи раненым во время войны. Эти сестры уже были профессионально подготовлены, Пирогову работалось с ними легко.

А неофициальной, но всеми признанной вдохновительницей всего этого милосердного воинства, оставалась Даша Севастопольская.

Либо милосердие, либо трактир

Севастополь. Южная бухта. Открытка начала 20 века. Изображение с сайта runivers.ru

Еще не окончилась война, а в жизни Даши началась личная жизнь. В 1855 году она вышла замуж за рядового Четвертого ластового экипажа Максима Хворостова и получила обещанную императором тысячу рублей.

На эти деньги молодые приобрели трактир в поселке Бельбек, рядом с Севастополем. Видимо, тогда молодой муж и пристрастился к алкоголю. А бизнес не пошел. Даша – уже Дарья Лаврентьевна – как всегда, старалась всем помочь, – кого накормит бесплатно, кому водки в долг отпустит, кому просто денег даст. Никто ей ничего не возвращал, она и не требовала.

Из настоящей сестры милосердия никогда не выйдет настоящая трактирщица.

Трактир продали, поселились рядом с Николаевым, на берегу моря. Муж вскоре умер. Даша вернулась в Севастополь, на привычную сызмальства Корабельную сторону, где и прожила до самой смерти.

Дарья Лаврентьевна Хворостова скончалась в 1910 году, прожив долгую жизнь, из которых «лишь» несколько месяцев было отдано подвигу. Но их хватило, чтобы система оказания медицинской помощи на передовой была полностью пересмотрена.

Мы просим подписаться на небольшой, но регулярный платеж в пользу нашего сайта. Милосердие.ru работает благодаря добровольным пожертвованиям наших читателей. На командировки, съемки, зарплаты редакторов, журналистов и техническую поддержку сайта нужны средства.

Для улучшения работы сайта мы используем куки! Что это значит?