Детский благотворительный фонд «Солнечный город» основан в 2007 году. Занимается поддержкой сирот, приемных семей и семей, попавших в трудную жизненную ситуацию. «Солнечный город» системно решает проблему социального сиротства и строит модель обучения помогающих специалистов в этой сфере – не только в Новосибирской области, но по всей России.
В активе 14 долгосрочных программ. Среди них «Больничные дети» – фонд добился, что детей-сирот до 5 лет в Новосибирске и области сразу направляют в дома ребенка, а не оставляют месяцами в больнице, как это было раньше. Программа «Новая семья» помогает приемным родителям улучшить жилищные условия, чтобы они могли взять на воспитание сразу несколько детей. С 2014 года фонд модернизирует детские дома по семейно-ориентированной модели, ведет собственную базу детей-сирот deti.sgdeti.ru и помогает им найти семью.
В штате 70 человек, плюс большая команда волонтеров, 176 пар «подросток-наставник». В 2017 году фонд привлек 60 млн рублей, 15 % их них составили частные пожертвования. За 10 лет более 19 тысяч людей поддержали проекты и акции, более 25 тысяч детей получили помощь.
Марина Аксенова стала директором фонда через год после основания, в 2008 году – она пришла в благотворительность из бизнеса.
Менять мир взрослых, чтобы изменить к лучшему мир детей
– Один из самых классных ваших проектов – «Новая семья»: 75 приемных детей воспитываются в семьях, которым вы помогли улучшить жилищные условия. Как выбираете семьи на этот проект?
– Семья с опытом воспитания приемных детей сама обращается в наш фонд, если хочет взять еще детей, но органы опеки не дают разрешения из-за стесненных жилищных обстоятельств. Наша команда проводит тщательную диагностику, запрашивает большое количество документов и на их основе принимается решение. Никто не может на него повлиять. Проект нацелен в первую очередь на помощь детям, у которых очень мало шансов найти новую семью. Мало кто готов усыновить подростка, ребенка-инвалида или забрать из детского дома сразу несколько братьев и сестёр, которых нельзя разлучать.
Ко мне приходили титулованные семьи – наши психологи давали им неважные заключения. Дело не в том, что они плохие родители – просто на этих детей нужен большой внутренний ресурс. Я им отказывала, получала массу негатива, вплоть до угроз написать президенту. Но для меня такой отбор – способ обезопасить детей в семье и защитить от вторичного сиротства. Всего в этом проекте уже приняли участие около 20 семей. Сейчас у нас есть возможность помогать в год 4-5 семьям. Это совместное вложение – семья делает свой вклад, а мы поддерживаем ее разовым грантом суммой до полутора миллионов рублей.
– Есть что-то, объединяющее эти истории?
– Да, иногда мне приходится работать цербером – в ультимативной форме запрещаю родителям брать еще детей, надо уметь останавливаться. А вообще все наши герои уникальны. В Новосибирске живет семья, воспитывающая ВИЧ-инфицированных детей. Мама считает, что эти дети просто требуют дополнительного ухода и у нее это здорово получается. Мы помогли семье из Екатеринбурга, там воспитывают 15 детей со сложными заболеваниями. В Барнауле живет семья Шелковниковых. В приемных семьях папа часто на вторых ролях, мама лидер и принимает ключевые решения. В этой семье мужчина – пример того, как отец может участвовать в жизни семьи, заниматься мальчишками и воспитывать их.
– Как происходит контроль после получения денег, покупки дома, оформления опеки?
– Финансовый договор очень жесткий. Одно из условий – обязанность семьи находиться на сопровождении у специальной службы. Фонд создал три таких службы – у них на сопровождении находится более 400 приемных и замещающих семей. Самая страшная вещь в жизни ребенка – вторичное сиротство. Семьи не всегда сами способны почувствовать назревающую проблему. Специалисты ее заметят и помогут разобраться.
– Наверняка этот проект сопровождается спорами – не воспитываете ли вы профессиональных иждивенцев?
– Я вижу результат проекта на детях, как взрослеет семья родных братьев и сестер, например. Их было четверо, они больше пяти лет прожили в детском доме. Благодаря проекту нашли папу с мамой и 3.5 года живут в семье. Родители присылают мне фото, на них видно, как они все меняются к лучшему и мне не докажешь, что главная мотивация семьи материальная. Важно, что я могу убедить партнеров давать мне на проект деньги, а мнение тех, кто критикует и ничего не делает, меня не интересует. Мне важно найти людей, которые хотят изменить систему и готовы в этом участвовать – финансово, стать волонтерами или как-то еще.
Ставить крест на ребенке – проявление гордыни
– Дети-сироты – давняя конфликтная тема, некоторые до сих пор считают, что они не стоят усилий, потому что толковые взрослые из них все равно не вырастут. Как вы возражаете оппонентам?
– Меня бесполезно в этом убеждать, у меня слишком большая практика работы. Я не считаю безнадежными ни мам, которые отказываются от своих детей, ни детей в детдомах. Моя задача – дать им шанс. Кто-то шансом воспользуется, кто-то нет, но я не буду рассказывать: какой поганый человек, мы ему помогли, а он так с нами поступил. Это был мой выбор и мой вариант помощи. Что касается стереотипов, их много не только по отношению к детям, оставшимся без родителей, но и вокруг благотворительности, фондов, но это же не мешает нам работать?
С моей точки зрения ставить крест на ребенке-сироте – проявление гордыни. Откуда в тебе уверенность, что этот ребенок ни на что не способен?
Наш фандрайзер Земфира как-то обронила фразу, ставшую нашим мемом: «Чудеса у нас случаются каждый день». Счастье, когда мне присылают фото детей в семьях, которым мы оказали поддержку, когда я наблюдаю за парнем, на котором все поставили крест, а мы ему дали шанс. Ему было 19 лет, без руки и ноги, он жил в интернате и ждал пересылки во взрослый интернат для инвалидов. Мы решили, что такая ситуация – недоработка. Собрали денег, отправили его в Германию, парню сделали протез. Сейчас он учится на третьем курсе университета, у него есть девушка и кошка, и он проходит практику в одной из лучших компаний Новосибирска. Вот это счастье – когда я вижу, как у него складывается жизнь, сколько в его судьбе преодолений, которых могло бы не быть. И таких историй в благотворительности – десятки и сотни.
Чему приезжают учиться москвичи
– «Солнечный город» работает в Сибири. Отдаленность от центра страны мешает или ни на что не влияет?
– Если речь о деньгах, то у нас меньше источников финансирования, привлечение этого ресурса требует больших усилий. Но ничто не мешает нам становиться лидерами и внедрять в регионах лучшие практики, которые потом перенимает у нас Москва. Например, весной 2018 года в Иркутской области мы провели семинар «Индивидуальный план развития и жизнеустройства ребенка, оставшегося без попечения родителей». На прошлой неделе, к нам обратились коллеги из фонда «Волонтеры в помощь детям-сиротам» с просьбой поделиться инструментом, так как считают его классной разработкой для проведения реальных изменений в интернатных учреждениях. Наличие такого ИПРЖу регламентировано в федеральном Постановлении№ 481, но, в большинстве учреждений его по-прежнему считают формальностью.
На самом деле этот план – отличный инструмент объединения и работы межведомственной команды специалистов – воспитателей и педагогов детских интернатных учреждений, органов опеки и попечительства, комиссий по делам несовершеннолетних. Мы внедряем эту практику у себя на протяжении полутора лет и видим классный результат – меняется обстановка внутри учреждений, в целом подход к детям. Сами дети тоже меняются, это замечают не только специалисты, но и волонтеры в учреждениях.
Сначала больница, потом дом ребенка – очень жестоко
– Как появился проект «Больничные дети» и почему вы считаете его результаты одним из главных достижений фонда?
– Пять лет назад мы собрали денег, отремонтировали помещение и создали в больнице в Новосибирске социальное отделение для детей-отказников до 5 лет – обеспечили их нянями и круглосуточным уходом. Проект подготовили за полтора года, местные власти приняли решение с потрясающей скоростью. Но прошел год, и я поняла, что это никакой не результат. Мне захотелось, чтобы детей вообще не помещали в больницы без медицинских показаний.
Да, существуют ситуации, когда ребенка нужно изъять из семьи и где-то разместить. Но сначала больница, потом дом ребенка – очень жестоко. Малыш должен сразу попасть туда, где сможет расти и развиваться в уютной обстановке, с надлежащим уходом, регулярно бывать на свежем воздухе, а не быть запертым в больнице месяцами, когда у медперсонала нет времени и сил взять на руки, успокоить, и дети постоянно заражаются от других. Мы начали лоббировать принятие нормативного акта и за 9 месяцев удалось это сделать.
С 2014 года детей-отказников в Новосибирской области помещают не в больницы, а сразу в дома ребенка. Чем меньше перемещений между учреждениями, тем сохранней психика и меньше травм из-за расставаний. В больницы попадают только те дети, кому действительно нужно лечение. Было время, когда мы работали по программе в 13 регионах РФ, оплачивали труд нянь и координаторов проекта, потом свернули программу, и сейчас в фонде на сопровождении только 5 регионов, помимо Новосибирска, – Красноярск, Барнаул, Екатеринбург, Калининград и Уфа. Всего мы содержим 30 нянь, которые ухаживают за детьми в больницах. Это происходит благодаря объединению пожертвований большого количества людей, например, в этом году, за один день 11 апреля нам удалось собрать более 3 млн.рублей в рамках акции «День заботы за день работы».
Взрыв вторичных отказов
– Возможно ли добиться, что у нас не останется сирот?
– Даже в благополучных странах дети остаются без родителей. Сегодня количество сирот во всех регионах России сократилось благодаря распределению детей в семьи. Но мы, как специалисты и эксперты, ждем взрыва вторичных отказов от детей, когда немножко подрастут те, что были размещены в семьи массово. Процесс выхода ребенка из детского дома в семью должен быть индивидуализирован, каждый случай должен отвечать критериям подбора семьи для ребенка и ребенка для семьи. Все это понимают, но была задача быстро раздать детей в семьи. Последствия – процент возвратов возрастает, и с каждым годом становится все больше.
Некоторым семьям не надо было брать под опеку именно этих детей, именно в таком количестве и возрасте. Но такую оценку семейного потенциала боятся проводить. Вторая большая системная ошибка – при сокращении общего банка сирот не была создана система помогающих специалистов. Поэтому мы можем откатиться обратно. Предотвратить это – задача чиновников, общественников и НКО. Для меня важно, насколько государство и общество готовы помогать детям, попавшим в сложную ситуацию. Если мы будем работать на это, то через 10 лет, возможно, получим сообщество помогающих специалистов.
Если вас интересует благотворительность, вы хотите разбираться в новых технологиях, читать экспертные интервью с яркими фигурами в мире НКО и помогать с умом — подписывайтесь на секторную рассылку Милосердие.ru. Чем больше мы знаем, тем лучше помогаем!
Профилактика отказов дешевле, чем содержание в детдоме
– Как выглядит стратегия развития фонда на этом фоне?
– Мы развиваем три ключевых направления. Во-первых, проекты по профилактике отказов. Профилактические мероприятия стоят дешевле, чем содержание ребенка в учреждении, это очевидно. Во-вторых, программы максимального содействия семейному устройству детей, уже размещенных в госучреждениях. По маленьким детям статистика устройства хорошая, поэтому наши усилия больше направлены на детей постарше и братьев-сестер. И третье направление, самое емкое, – создание системы помогающих специалистов.
Мы будем лоббировать сценарий, при котором специалисты сосредоточатся на диагностике: что ребенку, попавшему в сложную жизненную ситуацию, нужно в данный момент, а затем ему или ей будет оказываться максимально эффективная помощь. Я мечтаю, чтобы все помогающие специалисты – сотрудники детских учреждений, органов опеки, НКО – работали на общую цель: помочь ребенку и семье решить текущие проблемы. Минимизировать травму утраты, чтобы ребенок остался с кровной семьей. Это не всегда возможно, поэтому необходима система, которая не травмировала бы детей ещё больше, а помогала им и устраивала в новые семьи.
Постоянный и временный родитель
– Какие еще социальные практики в сфере сиротства вы считаете важным разрабатывать?
– Мы думаем о создании профессионального сообщества семей, готовых принимать детей на время. На западе их называют фостерными семьями, они могут совмещать постоянное и временное родительство. Если кровная семья нуждается в такой услуге и готова работать на свое восстановление, ей нужно помогать. А пока получается, что мама размещает детей в центре помощи детям по заявлению и ее никто больше не поддерживает. Если она сама выплывет из сложной ситуации, молодец. А если нет? И никто не думает о том, какую травму получает ребенок, помещенный в центр помощи. Он находится в нем полгода и только потом опека составляет пакет документов, чтобы определить его жизнь. Но для ребенка такой долгий срок в казенном учреждении – серьезная психологическая травма.
Модернизационные процессы в детских учреждениях идут. Постановление №481 выполняется, но это всё равно пока не то, что отвечает потребностям ребенка. Я бы очень хотела, чтобы в России начала функционировать система фостерного родительства – пока она на нуле. Хотя при такой модели мы существенно сократили бы финансирование сиротских учреждений, усилия по их модернизации и выпуску новых законов. Просто ввести новую услугу и позволить семьям профессионально работать. Это сложный проект, он пока не работает масштабно, но эта практика должна быть в нашей жизни как некая альтернативная услуга размещения детей в госучреждениях.
Строить диалог, а не баррикады с чиновниками
– Как фонд взаимодействует с властью?
– Нам удается выполнять серьезные совместные проекты. Например, сейчас мы занимаемся преобразованием Ояшинского детского дома-интерната – там живет более 400 детей с ограниченными возможностями. Мы вкладываемся в то, чтобы там появились лучшие условия для содержания детей с ментальной инвалидностью. Медицинская и реабилитационная составляющие в интернате хорошие, и персонал отличный. Но есть проблема, и решить ее нашему фонду одному не под силу – недостаточное количество персонала в группах. Без этого модель работы учреждения не будет приближаться к семейно-ориентированной. По закону это обязанность государства, но бюджета на это не было. Тогда мы добились, что Министерство труда и социального развития Новосибирской области приняло решение дополнительно в год выделять 14 млн рублей для финансирования ставок работников интерната. Вот вам пример взаимодействия с властью.
Я человек мирный, мне не нравится воевать с чиновниками – мы конфликтуем только в ситуации, когда по-другому никак. И меня уважают за эту позицию. Я не отмалчиваюсь и не боюсь негативной реакции. Я хочу вести конструктивный диалог и налаживать сотрудничество, а не устраивать войну и пляски на пепелище. На мой взгляд, синергия дает лучший результат. Только благодаря совместной работе государства и НКО по формированию культуры благотворительности страна может измениться.
Профессионалы должны работать за зарплату
– Зарплата сотрудников фондов – еще одна конфликтная тема. Вы получаете зарплату из фандрайзинговых средств?
– В обществе есть конфликт на эту тему, поэтому мы пришли к соглашению – зарплату управленцам фонда платит учредитель. Эти деньги не берутся из частных и спонсорских пожертвований. Остальные сотрудники работают в рамках программ и у них не поднебесный уровень зарплат – если бы люди с такими компетенциями работали в бизнесе, стоили бы в пять раз дороже. «Социалка» плоха как раз тем, что я в рамках ограниченной оплаты труда должны найтись супепрофессионалы. И я сама не хочу работать с людьми, которые будут трудиться бесплатно. Я готова рассматривать помощь волонтеров, а также использовать в проектах ресурс pro bono, но я не готова брать, например, волонтеров-нянь для ухода за детьми в больницах.
Волонтер – человек, который может прийти на работу или не прийти, а дети в больницах есть всегда, они не могут зависеть от настроения волонтера, его семейных обстоятельств. Основная задача наших нянь – быть мамами для детей-отказников и помогать им выздоравливать. Никакой другой работы у них нет, мы за этим строго следим. Поменять подгузник входит в обязанности мамы, поставить укол и вымыть палату – нет. С волонтерами такая эффективная и бесперебойная работа невозможна, либо требует колоссальных вложений в организацию, мотивацию и поддержку.
Психологи в службе сопровождения замещающих семей тоже не могут быть волонтерами. Отправить психолога-волонтера в семью, где 4 приемных ребенка и один из них с девиантным поведением, — непрофессионально. Это может нанести ущерб семье и детям, и травму волонтерам. У нас работают профессиональные психологи, и мы еще постоянно повышаем их уровень образования тренингами, чтобы они были самыми крутыми профессионалами в своей области. Все эти люди и другие специалисты должны работать за зарплату.
– Марина, вы получаете отдачу от этого сложнейшего, эмоционально затратного дела?
– Если бы не было отдачи, невозможно было бы так долго находиться в этой теме. Когда погружаешься в тему социального сиротства, происходит очень серьезный выплеск эмоций. Здесь столько всего, что может раз и навсегда сказать: «Нет, я больше не могу, не мое». Но так получилось, что у меня за 10 лет до края ни разу не доходило. Ни на одной работе в жизни я не получала столько счастья и удовольствия от осознания результата, сколько здесь. Дети растут в семье, и ты можешь за этим наблюдать и считать приемную маму уже частью себя, супер! Наставница была на совместных родах со своей подшефной и первая приняла малыша на руки, прямо до мурашек! Специалисты предотвратили отказ от ребенка в приемной семье, сумели выстроить работу так, чтобы спустя время и мама и ребенок недоумевали, как же это вообще было возможно, класс! Короче, как я иногда шучу, если я бы всем рассказывала, сколько счастья можно самому получить, помогая другим людям, все бы только и работали в благотворительности.
Поддержите «Солнечный город» на сайте фонда!
