Каши быстрого приготовления, сделанные по оригинальным рецептам, можно заказать по интернету. За этим сравнительно простым делом стоит вся история жизни Али.
Детство
– Моя мама была директором благотворительной организации «Центр международного молодежного сотрудничества». Организация появилась в 1990-е годы, у нее было много разных программ, каждые 5 лет она меняла направление. Поначалу занимались распространением гуманитарной помощи детским домам, и с пяти лет я ездила с мамой по этим учреждениям.
Потом были программы со взрослыми ребятами с аутизмом, с детьми из социально незащищенных семей, с ребятами из колоний и другие.
Мне, конечно, больше нравилось быть не в садике, а рядом с мамой, когда я видела, как она работает. Мне нравилось быть среди взрослых людей.
Насколько могла, я участвовала в рабочих процессах. Например, у мамы был благотворительный магазин, иногда она мне, шутя, давала оценивать вещи и говорила, правильно я оценила или нет.
С детства я общалась с людьми с теми или иными ментальными нарушениями.
Мне кажется, именно в детском возрасте вопросов не возникает, ребенку много объяснять не нужно. Сначала ты наблюдаешь за тем, как общаются с теми же ребятами с аутизмом взрослые, кураторы и другие работники, потом начинаешь копировать. Ребенку достаточно видеть модель общения.
В подростковом возрасте я и сама стала проявлять инициативу. Мы жили в Павловске и ходили в храм во имя святой Марии Магдалины. Прихожанами этого храма была создана благотворительная организация «Подорожник» для помощи дому-интернату №4 для детей с отклонениями в умственном развитии.
Мне было интересно попробовать что-то новое, и я стала волонтером «Подорожника». Это было больше 10 лет назад, мне было лет 18. Мы посещали ребят из ДДИ, а еще у нас при храме были мастерские, где мы проводили для этих ребят творческие занятия, а после – обсуждения.
Периодически я уезжала учиться, но когда возвращалась, то снова шла в интернат. И мне было удобно каждую субботу ездить на мастерские. Еще тогда организация «Подорожник» начала возить ребят из интерната в летние лагеря. Сейчас этим занимаются многие, а тогда это был прямо-таки прорыв, мы взяли ребят и поехали в Вепсский лес. Это был космос!
Мало чего боюсь в социальной сфере
В 2014 году я вышла в декрет с первым ребенком, а когда дочке исполнился год, мне захотелось деятельности. В то время я все еще была в правлении «Подорожника», но уже думала и о каком-то своем проекте. И моя мама тогда еще занималась своей организацией, поэтому ее пригласили на проверку в психоневрологический интернат №4 для взрослых в Пушкине.
Сотрудники учреждения ей сказали, что было бы здорово, если бы нашлись волонтеры, которые смогут выводить подопечных интерната за его пределы. Мама рассказала мне об этом, я пришла к администрации интерната и предложила им свою помощь.
Конечно, я в каком-то смысле уже была человеком с подготовкой, но неуверенность есть всегда, ведь каждая категория людей имеет свои отличия. Хотя, мне кажется, я уже мало чего боюсь в социальной сфере.
В первый же раз со мной на прогулку отправили 10 человек. Я очень нервничала. Перед этим я нашла двух волонтеров, провела с ними небольшой инструктаж, но все равно не знала, как они отреагируют.
Тем не менее, прогулка прошла великолепно. Так мы начали гулять в парках Пушкина, Павловска, потом стали устраивать пикники, ходили на концерты, в музеи. Я договаривалась с администрацией парков, чтобы нас пускали бесплатно. В ПНИ №4 как раз много людей «с психиатрией», а с умственной отсталостью мало, и к этим последним меня, к сожалению, даже не пускали.
В итоге я гуляла именно с людьми, у которых психические расстройства, только один раз к нам присоединилась девочка с умственной отсталостью.
Но потом мы с администрацией ПНИ разошлись во взглядах. Я спокойно брала на эти прогулки своих детей. Наши друзья (мы с волонтерами так называли наших подопечных из ПНИ) помогали вести коляску с моими детьми, дети играли с ними. Для меня это обычное дело, я в таких условиях сама росла, мне кажется, это абсолютно нормальная человечная история.
У меня даже не возникало мысли, что об этом надо спрашивать администрацию. Мне хотелось открыть людям из ПНИ мир. И я видела, что присутствие моих детей не приносит им каких-то душевных страданий. Наоборот, у них появлялись прекрасные улыбки, при следующих встречах они стали спрашивать меня, как там мои дети.
Через два года администрация ПНИ стала высказывать недовольство присутствием моих детей на наших прогулках. Заместитель директора по медицинской части и руководитель творческой артели в интернате упрекали меня в этом.
У них вот какая концепция: например, в холлах ПНИ просто облупленные стены, я периодически предлагала повесить там картины, еще что-нибудь, сделать проект с местной художественной школой, мне ответили, что подопечным будет тяжело видеть детские имена на рисунках.
Такое ощущение, что подопечных хотят отгородить не только от боли, но и от любых чувств. Ведь у этих людей нет детей, ко многим никто из родственников не приезжает.
Я понимаю эту точку зрения, но мне она кажется очень опасной, ведь люди не в тюрьме живут. И было бы хорошо создать для них комфортные условия, в которых они могут пообщаться с теми же детьми.
К некоторым бабушкам родные внуки не приезжают, а тут они смогли бы видеться с другими детьми. Людям важно быть нужными. А нужными можно быть в первую очередь с детьми, так как детей можно чему-то научить.
Например, в ПНИ поступил человек, который прекрасно играл в шахматы, и он научил этому моих детей. У этого человека два высших образования, он хорошо говорит по-английски и немного по-немецки, он даже начал обучать немецкому языку одну из санитарок. А играть в шахматы он стал учить многих других людей, проживающих в ПНИ, для этого мы с волонтерами подарили дополнительные шахматные доски и таймеры.
«Между нами»
Мне кажется, давать названия проектам – дело очень тяжелое, неблагодарное. Но название «Между нами» мне приснилось и эмоционально меня затронуло. Оно означает, что люди с ментальными особенностями и с психическими расстройствами находятся где-то между миром обычным и тюрьмой.
Про этих людей вроде бы многие знают, но, как правило, не говорят, разве что шепчутся. Говорят об этом только в семьях, где есть такие люди, и в специализированных сообществах.
А сам проект вырос так: мы гуляли по паркам около трех лет, и я поняла, что надо занять людей каким-то делом, ведь в ПНИ у них День сурка. Там есть одна художественная мастерская. Но, во-первых, не все любят делать поделки, во-вторых, уровень этой мастерской очень слабый.
А некоторые подопечные ПНИ очень хотят и могут работать. Кое-кто выходит на работу даже за пределы интерната, но таких очень мало. И вот мы запустили кулинарные мастерские – стали печь торты, печенья и так далее.
Почему кулинарные? Чтобы отношение общества к таким людям менялось, нужно соприкосновение. Не все обычные люди пойдут волонтерить в интернат. Но встреча может произойти и по-другому.
Первое, что приходит в голову – это какой-то крафт, какие-то ремесленные вещи, но их уже много, многие благотворительные организации занимаются этим. К тому же организовать кулинарную мастерскую проще – проще найти кухню, закупить ингредиенты, не нужно закупать специальное оборудование. И было легче найти тех, кто может научить готовке еды.
Если речь идет о той же керамике, нужно искать профессионального керамиста. А людей, которые умеют готовить, достаточно много. К тому же, меня почему-то тогда увлекла идея, что надо делать продукт повседневного спроса. То есть, например, еду.
Принять человека – это взять что-то из его рук. И принять еду из рук другого человека – это оказать ему серьезное доверие. Помню, когда я рассказывала о своей идее, одна девушка спросила: «А вы уверены, что они будут мыть руки?»
Меня обидело такое отношение, но потом я решила, что это здорово, если человек так подумал, значит, его зацепило: вероятно, так он задумается о тех, кто эту еду приготовил. И тогда его можно спросить: «А почему вы думаете, что у этих людей грязные руки?»
Мою идею поддержала Ирина Шеремет, тогда она ходила со мной в ПНИ в качестве волонтера, а позже стала единомышленником и сооснователем проекта «Между нами».
Мы на тот момент мечтали о пекарне, в которой работали бы наши друзья из ПНИ и другие люди с инвалидностью. Несколько человек из ПНИ, с которыми мы гуляли, приняли участие в мастер-классе, и я увидела, что они все нормально воспринимают, все делают.
Кстати, очень хорошими работниками оказались, в том числе, и те, кого сотрудники интерната считали ни на что толком не способными.
Мы сделали кулинарную мастерскую, но это было, конечно, не трудоустройство, это была занятость. То есть приготовленную еду мы съедали сами, а также подопечные приносили ее в отделение, чтобы поделиться со своими друзьями.
Позже от идеи пекарни пришлось отказаться. Мы с подругой тогда прошли бизнес-акселератор, написали бизнес-план и поняли, что пекарня нам не подходит, в современных условиях для нее не нужно много людей. Нужен какой-то простой в изготовлении продукт, который может делать даже человек, который не умеет читать.
Появилась идея делать быстрозаваривающиеся каши. Идея оказалась близка и нам лично, ведь мы с Ирой – мамы, у которых часто нет времени на приготовление еды самим себе. Плюс эта идея оказалась легка в исполнении, она не требует серьезного производства.
Идею этих каш мы подсмотрели, моей знакомой привезли пакет из-за границы, и мы увидели, как это может выглядеть. Упаковка, в которую можно заливать кипяток и настоять буквально 3-4 минуты, биоразлагаемая ложка в наборе.
Но наш рецепт мы разрабатывали сами, узнали у подруги, которая хорошо готовит, что из продуктов быстро заваривается, купили разные ингредиенты на рынке, смешивали в разных пропорциях.
Еще один знакомый кулинар помог нам с разными рецептами, в итоге мы остановились на двух вариантах, так как поняли, что не справимся, если будем делать сразу много разных каш. То есть начали мы с кускуса с овощами и фруктовой каши без злаков. Упаковка – дойпак, то есть пакет, который выдерживает очень высокие температуры.
Первое время у нас не было запайки, на пакете все было написано маркером. Потом мы разработали нашу этикетку. Пока мы производим два этих продукта. Разработали и еще три других, но сделали по одной партии каждого, там очень специфические ингредиенты.
Мы выбирали то, что можно сделать быстро, еще и потому, что действовали снова в рамках акселератора, и нам хотелось выпуститься уже с готовым продуктом, так как нам нужна была поддержка ментора.
Летом 2018 у нас появилась идея, и только зимой 2018-2019 года мы начали каши продавать. Первое помещение нам предоставила библиотека, второе – Царскосельское благочиние Санкт-Петербургской епархии Русской Православной Церкви. А сейчас мы нашли новое помещение, в котором делаем небольшой ремонт.
В ПНИ у меня осложнились отношения с администрацией. Меня довольно резко отстранили от общения с жителями интерната, сначала ссылались на карантин, потом просто говорили: «Не сейчас, не сейчас». Так тянулось четыре месяца.
Потом я все-таки попросила объяснить, в чем дело. Оказалось, что в прокуратуру и в другие инстанции на нас кто-то написал кляузу. И когда я уже собиралась регистрировать проект «Между нами» и платить людям какие-то деньги, администрация ПНИ сказала: «Нет, мы на это не готовы».
Я предлагала возобновить хотя бы прогулки, но получила ответ от заместителя директора по медицинской части, что прогулки уже не интересны.
Я пыталась работать с местным государственным реабилитационным центром, так как мне казалось, что в Пушкине достаточно таких ребят. Но из этого ничего не получилось. Некоторое время сотрудники центра водили подопечных к нам, а потом перестали.
Так как я уже работала раньше с ребятами с аутизмом, то подумала, что для меня и для некоторых из них задуманный проект – прекрасная возможность. Я стала искать ребят из семей, так как с юридической точки зрения это более удобная для такого проекта категория людей.
Тех, кто сейчас работает, я нашла в центре «Пространство радости», с этой организацией я познакомилась опять-таки благодаря «Подорожнику». На первую встречу приехали семь человек, в итоге остались трое.
Почему люди отказывались? Кому-то лучше находиться в своем пространстве, кому-то сложно ездить в Пушкин, для кого-то деньги – не мотивация и так далее. Все три человека, которые сейчас работают, живут не в Пушкине.
Очень важно, что родители отпускают ребят к нам одних. Ведь такие люди, как правило, постоянно опекаемы родителями или сотрудниками каких-то организаций. Но вот именно эти ребята справляются и сами.
Один раз можно проводить, один раз посмотреть на расстоянии, что называется, «из-за куста», на третий раз отпустить. Конечно, есть люди, которых отпустить нельзя, но я уверена, что их гораздо меньше, чем кажется. В том же детском доме-интернате на моих глазах совершались чудеса, когда ребят вытаскивали из-под жесткой опеки.
Нашим работникам около 30 лет. То есть это мои ровесники. Сейчас ребята воспринимают меня как руководителя и как подругу, а в интернате меня многие называли мамой, хотя там людям было на тот момент за 40.
С нынешними сотрудниками, конечно, трудно общаться совсем на равных – так или иначе, они обращаются ко мне с вопросами, за поддержкой. Но они вынуждены решать какие-то задачи, например, если опаздывают на работу. Приедет человек – никого нет, он должен позвонить, телефоны он знает. Лучше пусть он столкнется впервые с такими ситуациями в комфортных условиях, в общении со мной.
Ребята работают у нас уже более полугода. Они воспринимают это занятие именно как работу. Например, сейчас в связи с переездом у нас встало производство, и ребята замучили меня звонками: «Когда у нас будет работа?»
Во время работы с ними на площадке всегда находится ассистент, который все проверяет – делает контрольное взвешивание и так далее. Одну пачку из десяти мы потом проверяем.
У них есть санитарные книжки, и они уже умеют работать с определенными продуктами, а в больших компаниях во время сезонных продаж бывают нужны дополнительные работники, так что я думаю налаживать связь с пищевыми комбинатами.
С ремонтом ребята нам помогают. Я стараюсь подключать их ко всем видам нашей деятельности, не только к производству, но и к презентации продуктов на ярмарках, к доставке. Я учила их, как рассказывать о кашах на ярмарках, и теперь у них это получается лучше, чем у меня.
Троих работников, занимающихся непосредственно фасовкой, пока хватает. Но если дело будет двигаться, то будем привлекать новых людей. Все трое наших «особых» работников – говорящие.
До окупаемости пока еще далеко. На проект мы получили два гранта, и еще помогла компания, в которой я раньше работала. Этого пока хватает на период раскрутки. А для того, чтобы он раскрутился, я набрала команду, нас пятеро: один человек занимается бухгалтерией, один – производством, один – SMM, еще один – мой ближайший помощник и я – руководитель. Все мы пока действуем как волонтеры, то есть в свободное время от учебы, работы и семейных забот.
У нас были продажи на ярмарках и индивидуальные заказы. Сейчас наши продукты продаются в нескольких кафе и магазинах. Заказчики находят нас через «Инстаграм», «ВКонтакте» почему-то в этом смысле не работает, но через эту социальную сеть мы находим другую поддержку – единомышленников.
На кашах не хочу останавливаться. Может быть, мы просто будем готовить ребят к работе в пищевой отрасли. И может быть, наш проект будет не особенно успешным с коммерческой точки зрения, но если он изменит отношение общества к людям с особенностями развития, значит, все не напрасно.
