«Да, мы не в окопах, пули над нами не летают, но чувствуешь себя здесь, как на войне»
У каждого добровольца свои причины начать работу в «красной зоне». Олега Мурадова сюда привели личные мотивы. В начале прошлого года он дал обещание своему духовному отцу Иоанну Кудрявцеву, что поможет ему в борьбе с пандемией. Но тогда не получилось. А потом ковид отнял у Олега родного человека. Он умер в 67-й больнице в Москве, и родственники не смогли с ним даже поговорить перед его уходом. Поэтому когда в феврале этого года Владыка Пантелеимон призвал волонтеров выходить на передовую, сомнений у Мурадова уже не оставалось.
Еще один доброволец Татьяна Леонова пришла сюда из группы добровольцев при храме – откликнулась на призыв от епископа Пантелеимона. Опыт позволяет ей не только помогать в реанимации, но и служить наставником для новых волонтеров, сопровождать их в работе.
В волонтерстве Татьяне сильно помог ее родительский опыт – она воспитывает двоих маленьких сыновей. Провести гигиенические процедуры, обработать опрелости, покормить с ложечки, погладить по голове – с пациентами «красной зоны» надо, как с ребенком.
«Каждый день видишь боль, агонию, мимо провозят людей в пакетах в морг…»
Работа в ковидной зоне для каждого добровольца – испытание себя на прочность. В первую очередь, психологическую. Мало кто из волонтеров до прихода в реанимацию понимает, с чем придется столкнуться.
– Когда я впервые зашла в «красную зону», у меня возникло стойкое ощущение, что я в обстановке Первой или Второй мировой войны. Да, мы не в окопах, пули над нами не летают. Но сама обстановка именно такая. Например, когда видишь боль людей, их агонию, когда мимо тебя ежедневно провозят людей в пакетах в морг, – говорит Элина Шевченко.
Элина Шевченко тоже работает волонтером в «красной зоне». Еще она – руководитель направления PR в Православной службе помощи «Милосердие» и уже в течение семи лет входит в Сестричество сестер милосердия во имя Казанской иконы Божией. Поэтому тема помощи больным для нее не новая. Но тем не менее, даже она переживала, принимая решение идти работать в ковидную реанимацию или нет.
– Надо понимать, что мы приходим работать не в терапию, а в реанимацию, где люди находятся в критическом состоянии – не только в физическом, но и в психологическом плане, – говорит она.
– Самое сложное – видеть, как пациенты страдают, -добавляет Олег Мурадов. – Еще вчера ты общался с человеком, говорил о чем-то, а сегодня он на твоих глазах умирает… О родных его думаешь – как они переживут смерть близкого… Ты, конечно, готов ко всему, но все равно тяжело.
Первое, что хочется сделать, сняв защитный костюм, – напиться воды
В физическом плане работа в реанимации тоже не для слабаков. Смена младшего медперсонала длится 4-5 часов. В «красной зоне» все это время – в целях собственной безопасности и безопасности окружающих – ты должен быть в СИЗах (средства индивидуальной защиты).
Все надо привыкать делать в защитном комбинезоне, очках, которые постоянно запотевают, в трех парах перчаток. При этом нужно помогать другому человеку, о своих неудобствах думать некогда, приходится мобилизоваться.
Попить воды, перекусить, сходить в туалет – все эти желания остаются за пределами реанимации. Внести в «красную зону» ты можешь все что угодно. Вынести – только себя. Остальное – заражено и опасно, прямо как в зоне отчуждения из миров Стругацких.
Волонтеры рассказывают, что первое, что хочется сделать, сняв костюм, – напиться воды. Много – одна бутылка, две. Защита не пропускает воздух, тело сильно потеет, организм требует компенсировать обезвоживание. Впрочем, к этому привыкаешь. Но к чему-то привыкнуть не получается. Например, для Элины Шевченко самым сложным было и остается смена грязного подгузника.
– Сетую на свое очень чуткое обоняние, для меня каждое такое действие – преодоление себя, и я от души радуюсь и благодарю Бога, что получается, – говорит она.
Не выгорать волонтерам помогают простые вещи.
– Если у кого-то из пациентов хорошее настроение, они идут на поправку или совсем выздоравливают – это придает сил, – рассказывает доброволец «красной зоны» Андрей Пачин. – Конечно, иногда устаешь, приходится переступать через себя и все равно идти в реанимацию. Тогда просто сравниваю себя с другими – с больными и медперсоналом.
Волонтер поработает часа два или четыре, и уйдет, а больные лежат иногда по нескольку месяцев, у медперсонала бывают смены сутки через сутки – они очень устают. Если получается кому-то помочь, поддержать – это уже хорошо. Например, пациенты очень благодарны после того, как им помоешь голову сухим шампунем – такие мелочи для обычного человека, для них – большое событие.
Самая важная обязанность – и самая сложная – общение с пациентом
Всему учат на курсах. Например, Андрей Пачин за время волонтерства научился обращаться с лежачими больными, перестилать постели, понимать показания медицинских приборов. Стал более терпеливым – ведь многие пациенты из-за гипоксии могут до конца не понимать, где находятся, что с ними. На курсах им объяснили, как обращаться с теми, кто уже долго лежит, как их переворачивать, что лучше не делать. У некоторых пациентов достаточно дотронуться до руки, чтобы кровь начала проступать через кожу. Измученный болезнью организм очень хрупкий, ему нужно особое, бережное отношение.
Заменить подгузник, вынести судно, подмыть пациента, переодеть, перевернуть его на бок, поправить подушку, покормить с ложечки – список задач младшего медперсонала в «красной зоне» невелик. Но самая важная обязанность – и самая сложная – общение с пациентом. Пациент в реанимации «красной зоны» – зачастую бесконечно уставший, измученный болезнью. Он может быть раздраженным или грубым, чересчур требующим внимания или наоборот – не желающим контактировать ни с кем, отстраненным. Суметь дать понять человеку, что он не один. Поговорить, успокоить и, по возможности, вселить уверенность в собственных силах, что нужно бороться, – доброе слово ведь и вправду лечит. Или дает возможность уйти спокойно.
– У меня был пациент с сильной деменцией, он пытался вылезти из кровати, сбросил одеяло, а надо было его переодеть, дать попить воды. Уговаривать было бесполезно, и я стала просто гладить по голове. В итоге мужчина успокоился, закрыл глаза, а когда я собралась уходить, придержал мою руку – я с ним осталась. Ночью его не стало, но он ушел в спокойствии. Гладить по голове, суметь проявить участие к человеку – этому не надо учиться. А ведь такие простые вещи и делают жизнь больного легче, – говорит Татьяна.
«Говорю им: когда еще перед вами девушка на коленях постоит? Они улыбаются»
Тем не менее, даже в общей палате реанимации – огромном ангаре, где нет разделений на половую принадлежность, социальный статус, все остаются людьми. Робкими, оказавшимися в непривычной обстановке, неловкими, стесняющимися своих простых физиологических потребностей… Приходится убеждать, что, например, «по-большому» надо сходить в судно, а не дойти до туалета.
– Как-то прихожу в палату, а там два волонтера жалуются – не могут справиться с бабушкой-пациенткой. Подхожу к ней, знакомлюсь, завожу разговор и осторожно выясняю, в чем проблема. Оказывается, она категорически против, чтобы ей – женщине – меняли грязный подгузник двое здоровых мужчин! А медсестры в палате нет. Как быть? Поговорил с ней, убедил, рассказал, как ухаживал за своей лежачей бабушкой, нашли как-то с ней общий язык, – смеется Олег.
У Татьяны тоже есть пациент, о котором она вспоминает с удовольствием. Очень худой, вроде в возрасте, но очень моложавый – оказалось, что ему уже за восемьдесят. Мужчина был очень слабым, ничего не ел, даже попить воды приходилось его уговаривать. Как-то во время одной из таких бесед он лежал с закрытыми глазами, и Татьяна замолчала, подумала, что уже уснул. А потом он открыл один глаз и покосился на нее – тут ли она еще, не ушла ли – а когда увидел ее, то сразу же закрыл глаза обратно. Мальчишество пациента ее удивило и обрадовало. В итоге ей удалось найти к нему подход – он начал есть, сначала специальные пюре, а потом и борщ. Шутки и хорошее настроение для пациента, по мнению Татьяны, самое лучшее лекарство.
– Чтобы помочь пациентам-мужчинам, часто приходится стоять перед ними на корточках. Говорю им: когда еще перед вами девушка на коленях постоит? Они улыбаются, – говорит Татьяна.
И конечно, волонтеры в «красных зонах» нужны не только пациентам, но и врачам, которые к концу смены просто падают с ног от усталости.
– У нас на защитных костюмах есть такие эмблемки в виде красного креста и подписью «Милосердие», чтобы можно было отличить нас от других медработников. И когда идешь по коридору, бывает, ты просто нарасхват – «пойдемте в нашу палату!», «нет, давайте к нам!», даже шуточные битвы за нас случаются, хоть разорвись, – смеется Олег. – А самое приятное, что и в этих СИЗах тебя узнают: «это вы – Олег? Это у вас четверо детей?». Тогда понимаешь, что действительно полезное что-то делаешь.
Отдельная тема – отношение родных
Семья должна быть в курсе и дать свое согласие – это одно из обязательных условий волонтерства в «красной зоне». Даже при максимальной осторожности 100%-ной защиты от вируса нет. Решение Татьяны Леоновой пойти на подготовку добровольцев одобрил поначалу только старший сын. Мама сначала не приняла, а сейчас даже, кажется, гордится, говорит Татьяна.
У Олега Мурадова жена и четверо детей, одному из них чуть больше года. Супруга согласие дала, но и сейчас, спустя уже почти восемь месяцев Олега в реанимации до сих пор волнуется за него. Умерить страхи помогло ее участие в общей встрече волонтеров. Когда жена обо всех тонкостях работы узнала не только со слов Олега, переживаний у нее стало меньше. Все добровольцы семейные, у всех своя судьба, но все делают то, к чему их призвал Бог, или чувство долга, или что-то личное.
Комиссия по больничному служению при Епархиальном совете Москвы продолжает набор больничных добровольцев
