Представьте нечто вроде «Исповеди» Блаженного Августина, где вместо Рима – Германия 60-70-х, а вместо манихеев левацкие группировки, «свободная любовь», психоделики и трансцендентальная медитация.
Клаус Кеннет, правда, говорит, что читал охотно Кастанеду, а Августина не читал, и даже эпизод с кражей яблок в начале – это деталь биографии и совпадение, а не парафраз.
Хипповскую жизнь немецкий писатель и миссионер описывает без недомолвок. Если сравнивать с бытом советских волосатых в «Моей Америке» нашего православного миссионера и сектоведа Александра Дворкина, то это типичные «два мира – два детства». То Кеннет бросает девушку после попытки самоубийства и уезжает в Ниццу, а потом на ней женится. То знакомится с индейским магом, по совместительству, бандитом, и колесит с ним по Мексике. То встречает мать Терезу в Калькутте и пытается обратить ее в индуизм.
А заканчивается все обращением автора, бывшего рок-музыканта и эзотерика в Православие в монастыре архимандрита Софрония (Сахарова) в Эссексе.
Так выглядят вкратце вышедшая в издательстве «Никея» «2 000 000 километров до любви. Одиссея грешника», которую 74-летний автор, сухощавый и бодрый, как постаревший и давно слезший с веществ рокер, весь в черном и в красной кепке с двуглавым орлом (гербом его любимой Черногории) презентовал в России и в МДАиС, и в «Покровских воротах».
Многие бы сказали: «эх, какие увлекательные приключения с хорошим концом». Но гладко было на бумаге. Перед нами не авантюрный роман, а рассказ о борьбе со злом, и в книге много страшных пронзительных страниц. И про католического священника-педофила, жертвой которого автор стал мальчиком. Описано все сдержанно, но читать, как одна воля, грешная и злая, подавляет другую, детскую, просто ужасно. Кеннет рассказывает, что был одним из тех, перед кем спустя много лет извинялся папа Бенедикт XVI. Страшно про то, как он дошел до того, что его жалели и спасали от полной деградации проститутки на гамбургской Риппербан. И много-много про явный демонизм эзотерики. Ушедший из католической семинарии, перепробовавший индейскую эзотерику, индуизм, буддизм, Кеннет подробно сравнивает различные учения. К себе он беспощаден, и рисует портрет эгоиста, циника и легкого на подъем разгильдяя, хотя и с налетом сентиментальности.
Сегодня Кеннет путешествует по миру с миссионерскими выступлениями, а средства от продажи книг использует на благотворительность.
Мы спросили писателя, как привлечь в Церковь молодежь и поможет ли в этом благотворительность.
Христос превратился в табу
– Недавно РИА Новости опубликовало опрос, по которому 40% молодежи в России не верит в Бога, а из тех, кто верит, только четверть считает себя православными. Как вы думаете, что может привлечь молодежь в Церковь?
– Пример священников и честность. Молодежи всегда нужны модели поведения, авторитеты, люди, которым бы они доверяли. Это может быть футболист или актер. Но знаменитости находятся далеко, и люди дорисовывают им много таких качеств, которых на самом деле нет. Приходской священник всегда рядом, он на виду, с ним можно поговорить, спросить совета. Вот поэтому он и может быть самой простой и естественной ролевой моделью.
В Румынии, Сербии, Греции я видел одну и ту же картину. Священник отдает всего себя служению – церковь полная. Священник – функционер, и храм пуст.
С молодежью надо быть честными. Ты можешь быть моделью, когда твое отношение к Христу очень личное, даже дружеское, когда ты говоришь «Христос Воскресе!» и веришь, что Он воскрес и в тебе.
Бог любит всех грешников, кроме лицемеров. Так что не говорите «Господи, помилуй», как заводная машина, если вы в это внутренне не верите. Лучше искренне попросите «Господи, помоги моему неверию!». С Богом надо быть честным.
Строго говоря, наша общая главная модель – это Христос, который сошел к людям, чтобы нас поднять до Своего уровня. «Как сам Он претерпел, быв искушен, может и искушаемым помочь» (Евр. 2, 18).
– Хотят ли люди слушать о Боге?
– Чтобы разделить боль и горе людей, надо быть к ним ближе, с безопасного расстояния такие вещи не делаются. Здесь нет места теориям, они только мешают. Не надо начинать с проповеди, то есть с монолога, надо говорить с людьми, чтобы их понять.
И еще, не надо выглядеть надутыми. Как сказал один из иерархов: «Хорошо быть важным, но важнее быть хорошим».
Надо постараться быть таким же, как тот наркоман, проститутка, которым ты проповедуешь. Конечно, я не имею в виду начать принимать наркотики, чтобы вжиться в их образ, и даже не имею в виду карикатурно подделываться под их сленг, чтобы быть понятными. Надо быть настоящими, и будить любопытство, почему мы вот такие. И надо просто полюбить людей и выслушать их. Именно так отец Софроний протянул мне руку и тем завоевал мое сердце.
– Чем молодые люди сегодняшнего дня отличаются от вашего поколения?
– Они могут свободно делать то, что раньше считалось табу. Поколение шестидесятников нарушало табу, а сейчас запретов просто нет. Более того, Христос превратился в табу.
Ты можешь говорить о порнографии, но не можешь говорить о Христе бескомпромиссно. Не в этом ли есть та скорбь, о которой говорится в «Отечнике»? Авву Исхириона спросили, что будет с монахами последних дней. Он ответил, что они не будут иметь таких подвигов, как их предшественники, но будут терпеть скорби и тем самым окажутся выше отцов по жизни.
– Значит православный сегодня это самый что ни на есть контркультурщик, и молодой человек, если хочет выразить свои протест и независимость, должен переходить в Православие?
– Не совсем. В мире, где нет табу, вы никого не провоцируете, если становитесь православным.
Я, может быть, и буду восприниматься, как контркультурщик, да я и готов задевать за живое своей проповедью хоть атеиста, хоть буддиста. А простого молодого человека будут считать несчастным закомплексованным дурачком, который отказывается от удовольствий, и не более того. Но в этом есть и плюс. Православие не вырождается в контркультуру и позерство.
Православие не дает чувства успокоенности, и это хорошо
– Но ведь и в Православии есть место позе? Смиренно поведать, что «мне мой старец сказал» и чтобы все отпали от упоминания имени старца…
– Да, конечно есть, но зато мы вооружены знанием, что это духовная гордость. Большое преимущество Православия в том, что оно учит, как трезво посмотреть на себя и попросить помощи.
«Я не могу ничего сделать, я алкоголик, Господи, помилуй. Господи, помоги». В этом его отличие от йоги, а я долго практиковал йогу. Оно не дает чувство успокоенности, принятия себя, и ощущения, что ты прогрессируешь, но именно это отсутствие успокоенности и дает смирение, «мир Христов». Людям сложно смотреть на себя объективно в эпоху социальных сетей, когда очень важно казаться лучше, успешнее, чем ты есть.
– Допустим есть человек, который веган (то есть по факту постится больше православного), за ответственное потребление (то есть за нестяжательство), толерантен (то есть никого не осуждает, никому не досаждает), а сейчас еще и есть тренд на асексуальность, то есть он и не блудит. И лучше образован, чем большинство православных. И больше зарабатывает. И при всем при том вполне себе научный атеист. Что ему даст Православие, чего у него нет?
– Таких людей много, например, в Германии. Я бы сказал им: «Поздравляю, у вас прекрасная база для того, чтобы на ней построить большее». И дальше я бы вернулся к тому же, к осознанию того, что гармония в жизни это еще не все, есть вечная жизнь. И, конечно, не надо забывать, что за респектабельным фасадом может скрываться самая разная неустроенность души. Я не могу заставить их верить, но я бы рассказал о вечности и дал возможность о ней задуматься.
– У нас есть еще такой термин как «православный атеист», когда человек не уверен в том, есть ли Бог на самом деле, да ему это и все равно, зато он считает, что Православие – это хорошо, потому что это наша традиция, культура, это нас объединяет, да и пусть Церковь делает добрые дела…
– Ну и что пользы человеку, если он выиграет культуру, традицию и общественное единство, но проиграет вечную жизнь? Что пользы принимать культуру, славящую Христа, но не принимать Самого Христа? Назвать себя православным атеистом – это расписаться в своей духовной бедности.
У Православной Церкви в Европе есть проблема: храмы превращаются в этнические клубы. Я не говорю, что туда ходят «православные атеисты», но национальная традиция оказывается важнее Христа. Люди ходят, чтобы не забыть язык. Стоят по привычке. Какая миссия будет в этом случае, если все разбрелись по своим ячейкам? Русские с русскими, румыны с румынами.
Да что говорить, если и здесь то же самое: вчера я хотел сделать фото, поднявшись на хоры. На меня шикнули, мол нельзя ходить. Я отвечаю по-английски. – А! Ноу инглиш, русский-русский! Ну все, человек уже составил себе картину: глупый американец (раз по-английски говорит, то кто же еще?), значит, не православный, чужой, враг, надо остановить. Ну и как с этим миссионерствовать?
У больных и бездомных есть гандикап на пути ко Христу
– Можно ли привлечь людей в Церковь участием в делах милосердия и благотворительности?
– Кого как. Я думаю, нужны и молитва, и благотворительность. Я встречался с матерью Терезой и очень ее чту. Ее добрые дела, можно сказать, окутывали весь мир. С другой стороны, отца Софрония часто просили об исцелении. Он говорил, что гораздо важнее спасти душу для вечной жизни, чем дать физическое здоровье.
Избегать страдания – противно Христианству. Мы не можем спасти весь мир: ни построить дома для всех бездомных, ни вылечить всех больных. У больных и бездомных есть гандикап на пути ко Христу, и надо им прежде всего дать шанс услышать о Христе.
– Стоит ли рассказывать о благотворительности?
– Нужно заглянув в себя и оценить свои цели. Я построил 5 школ для детей в Африке. Для этого мне приходилось заниматься промоушном моих книг. Или вот недавний пример: ко мне обратился за помощью гид из Сергиева Посада, очень бедный. А я, знаете ли, как Робин Гуд, вечно забираю деньги у богатых и даю бедным. Ну вот и сейчас мне пришлось трубить об этом гиде всем своим состоятельным знакомым, чтобы найти деньги. Помогли известные люди, католики.
– Нужно ли личное участие в помощи или достаточно ограничиться пожертвованием, а пусть ей занимаются профессионалы?
– Я думаю, что волонтер не лучше и не хуже банкира, который пожертвует крупную сумму человеку, которого ему стало искренне жаль. Более того, многих бы отвращало от благотворительности, если бы кто-то посторонний указывал им, как и кому помогать. Не можете помогать деньгами и делами, так есть еще и молитва!
Интернет дает больше возможностей для прямой помощи от жертвователей нуждающимся, и это хорошо. Я думаю, это направление благотворительности будет только развиваться по мере роста технологических возможностей и по мере роста пропасти в доходах между богатыми и бедными.
Для меня примером личной благотворительности являются святые, например, праведный Иоанн Кронштадтский, к которому большие суммы денег приходили, но не задерживались.
Я за организации, у них больше возможностей, чем у частных лиц. Но благотворительные организации должны быть прозрачные и готовые всегда объяснить, на что потрачены деньги, а также не зарабатывающие на благотворительности, а покрывающие свои издержки, причем самые умеренные.
Фото Екатерины Чернецкой, предоставлены издательством «Никея»
