Дядя и лошадь
Кэт Марсден родилась в 1859 году в Эдмонтоне, в семье богатого, но, в общем, заурядного юриста. Зато известной личностью был дядя девочки – лейтенант Индийского флота Джеймс Реймонд Уэлдлстед. Видимо, он, будучи страстным путешественником и видным арабистом, передал племяннице тягу к перемене мест.
Кэт росла сорванцом, одевалась мальчишкой. Однажды увязалась за местным трубочистом, ей было интересно испытать на себе эту профессию.
Важная деталь: тот трубочист был одноногим, и Кэт считала, что, случись чего, поможет ему удержаться на крыше. Она уже с раннего детства помогала всем вокруг.
Стоило заболеть кому-нибудь в семье, Кэт сразу же становилась для него сиделкой. Даже с куклами она играла в больницу, постоянно ставила им компрессы, давала какие-то лекарства. А после того, как лошадь Марсденов сильно поранилась и умерла фактически у нее на глазах, девочка решила стать медсестрой.
Можно сказать, что именно дядя и лошадь определили всю ее дальнейшую судьбу.
В 1873 году отец скончался. Деньги сразу же куда-то подевались, и Кэт пришлось устраиваться на работу. Выбор к тому моменту уже был сделан, немного поработав гувернанткой, девушка поступила медсестрой в Учебный госпиталь при институте евангельских протестантских диаконисс. А вскоре после этого Кэт добровольцем уехала в Болгарию, где в то время шла русско-турецкая война.
Именно в Болгарии, в городе Свиштове девушку поджидало третье потрясение, определившее ее жизнь окончательно. Она увидела двух прокаженных болгар.
Марсден дает обет всю свою жизнь посвятить облегчению участи прокаженных: «Я искала удобнаго места, куда можно было бы положить раненых, прибывших с транспортом. После долгих поисков, мне удалось, наконец, найти нечто вроде сарая, куда я и поспешила вместе со своими ранеными.
Но, к моему удивлению, сарай этот уже оказался занятым какими то живыми существами, до того искалеченными, что на первых порах невозможно было узнать в них людей и точно также разобрать, были ли это мужчины, или женщины.
Это оказались больные проказою. Вместо того, чтобы почувствовать к ним отвращение или брезгливость, что обыкновенно вызывается видом таких больных, я почувствовала к ним такую жалость и такое желание облегчить их положение, что тут же дала обет Богу посвятить всю свою жизнь на облегчение участи всех несчастных, одержимых этой ужасной, до сих пор неизлечимой болезнью».
Девушка возвращается в Лондон, работает в Вестминстерском госпитале, затем в Ливерпульском санатории, а в 1884 году перебирается в одну из многочисленных колоний, в Новую Зеландию. Там ее ждал карьерный рост – двадцатишестилетнюю девушку назначили на должность главной сестрой Веллингстонского госпиталя.
Затем работа в Женском комитете Ассоциации святого Иоанна, обучение шахтеров навыкам оказания первой помощи, забота о собственной матери. Времени не было ни на что.
За чудесной кучуктой
Данный в Болгарии обет стал актуальным в 1889 году, когда скончался священник Дамиан де Вестер, известный современникам как «отец Дамиан прокаженных». Он окормлял гавайских больных лепрой, заразился и еще пять лет после этого, до самой смерти продолжал свою миссионерскую деятельность.
Кэт решила заменить его на этом поприще, вернулась в Лондон, чтобы уже оттуда отправиться на Гавайские острова, затем Гаваи в ее планах заменились Индией, а в результате в 1890 году она оказалась в Петербурге.
За болгарские дела Российский Красный Крест присудил ей почетный знак. Здраво рассудив, что и в России тоже есть больные лепрой, Кэт отправилась в Санкт-Петербург, где и получила награду из рук императрицы Марии Федоровны. От нее же она получила «добро» на поездку в Якутию.
Почему именно туда? Дело в том, что в Европе ходили упорные слухи, дескать, там, на востоке Сибири проказу давно победили. Якобы в тех местах произрастает некая волшебная трава, которая ее излечивает.
Кэт писала: «В 1879 году в Константинополе от одного англичанина я узнала, что в Сибири, в отдаленной Якутской области, есть тоже прокаженные, использующие средство-траву, которая, по слухам, вылечивает проказу.
Сознавая, как важно приобретение этого средства несчастным прокаженным по всему миру, я решилась ехать в Якутск, чтобы отыскать эту траву, потом испытать и изучить ее целебные свойства».
Именно за чудесной травой и отправилась миссионерка, чтобы с помощью нее остановить проказу во всем мире. Задача ставилась именно так, на меньшее Марсден не соглашалась.
Путешествию в Якутию предшествовало путешествие по Ближнему Востоку. Там Кэт, привыкшая все делать основательно, знакомилась с материалом, ездила по больницам и госпиталям, изучала проказу. И, решив, наконец, что изучила ее основательно, вооружилась рекомендательным письмом все от той же Марии Федоровны и пустилась в дальний путь.
Все складывалось прекрасно. Из Петербурга Марсден переехала в Москву, а оттуда в Уфу. Ее сопровождала еще одна миссионерка, Ада Филд, которая, в отличие от Кэт, умела говорить по-русски. В Уфе Кэт пообщалась с епископом Уфимским и Мензелинским Дионисием, который подтвердил европейские слухи. Да, чудо-трава существует, называется кучукта. Путешествие предпринято не зря.
От Златоуста на санях доехали до Екатеринбурга, где неожиданно встретили земляков – шотландских предпринимателей Ятеса и Вардроппера. По их совету прикупили собственные сани, для чего посетили Ирбитскую ярмарку, и отправились дальше.
Страшно не было, отсутствие комфорта не смущало. Азартное желание покончить раз и навсегда с кошмарной лепрой вело вперед.
В деревне Малая Балда рядом с Тюменью, жители, увидев документ, подписанный императрицей, решили, что англичанка – высокопоставленный член русского правительства. Пришлось заниматься проблемами этих селян, в частности, разбираться с загрязнением реки Балды. Ада старательно переводила.
В Омске же напарница вдруг заявила, что не хочет ехать дальше, и возвращается в родную Европу. Кэт поехала дальше одна, в собственных санях, зато без знания языка. А в Красноярске сани заменили тарантасом, снег понемногу начинал сходить.
Приобретение этой дурацкой телеги произвело сильное впечатление. Марсден описывала посещение рынка: «Шепот доносился отовсюду. Когда владельцы различных видов транспорта начали пререкаться друг с другом, шум разросся до невероятности. Я задумалась, возможно ли было бы избежать кровопролития и боли во время этих разборок.
После некоторого времени, ко мне послали гонца, который предложил мне приобрести повозку в отличном состоянии за тридцать рублей. Я приняла это предложение, а заодно получила бесценный опыт в торговле».
Первый продавец запрашивал полсотни.
В Иркутске Кэт Марсден была принята генерал-губернатором Александром Дмитриевичем Горемыкиным. Пользуясь случаем, организовала Иркутский комитет для оказания помощи прокаженным. Первое заседание было приурочено ко дну рождения удивительной англичанки.
Отправилась дальше, уже по реке, на так называемом паузке, ударение на первый слог – убогом парусно-гребном суденышке:
«Путешествие было не особо радостным, я спала на картофеле, и несмотря на то, что овощи были покрыты сверху соломой, после какого-то времени солома разлетелась, и картошка стала буквально тереть мои кости.
Мыши, крысы и прочие паразиты стали неотъемлемой частью моей жизни».
Ситуация усугублялась тем, что Кэт, будучи, помимо всего прочего, активным членом какого-то (а, возможно, и нескольких) общества трезвости, постоянно отказывалась выпить водки.
Одно радовало – с каждым днем заветная трава все ближе.
И, наконец, Якутск. Марсден, что называется, на финишной прямой. Отсюда до Вилюйска, окончательной цели ее путешествия, какие-то жалкие 600 верст по почтовому тракту. Кэт открывает в Якутске еще один комитет для оказания помощи прокаженным и продолжает свой путь.
Очень быстро обнаруживается, что этот самый почтовый тракт «существовал только в воображении картографа». Теперь миссионерке нужно пересесть на лошадь, иначе по дороге не проехать. Ранее она не ездила на лошади ни разу.
Но, наконец-то, цель пути достигнута.
Новые планы
Сразу же выяснилось: никакой травы нет. То есть, она, конечно, есть, это какой-то вид полыни. Только она лишь незначительно улучшает состояние больных, и то не всех.
А помощь, как выяснилось, нужна самим вилюйским и вообще якутским прокаженным, которых почему-то обнаружилось огромное количество. Местное население считало проказу не только заразной болезнью, но и божьим проклятием. Больных прогоняли в леса, где они в скором времени и умирали.
Той скверной одежды и скудного пропитания, которые жители иногда оставляли для отверженных в специальных местах, для поддержания жизненных сил не хватало. Несмотря на страшные сибирские морозы, больные спали без одежды прямо на земле. Совсем рядом ходили медведи.
Кэт, как умеет, налаживает некое подобие колонии для прокаженных. Это гораздо сложнее, чем открывать благотворительные общества в сибирских столицах. Тем не менее, в лагере появляются палатки и другие элементы нищенской инфраструктуры.
Строятся планы на будущее. Отдельный дом на каждую семью, с палисадником и огородом. Две больницы – мужская и женская. Амбулатория, бесплатная аптека. Мастерские, чтобы меньше зависеть от благотворителей, и производить, что возможно, самим. Да и отвлечься от болезни тоже не помешало бы.
Школа, храм, пекарня, баня, кухня, огород, карантин для сомнительных случаев. И, разумеется, покойницкая, речь все же идет о разрушительной неизлечимой болезни.
После чего благотворительница возвращается обратно.
Не удалась одна миссия, зато удается другая. На всем пути в российскую столицу Марсден рассказывает об увиденном. Иркутск, Томск, Тюмень, Екатеринбург, Златоуст, Уфа, Самара, Москва, Петербург.
Везде с ее подачи начинали сборы денег и вещей в пользу якутских прокаженных. Из московской Александровской общины «Утоли моя печали» в Якутию отправляются пять сестер милосердия.
Поездку сразу же осудил обер-прокурор Священного Синода Константин Победоносцев: «Ныне в Томске должны находиться (в женском монастыре) сестры, посланные из Москвы для следования в Якутск для служения прокаженным. Эту посылку я не одобрял: едут неведомо куда, неведомо зачем, ибо на месте ничего еще не устроено и не приготовлено. Но меня не послушали.
Начальница общины Княжна Ш. вместе с англичанкою мисс Марсден, кипящая ревностью без разума, достали денег и отправили экспедицию. Не знаю, чем она кончится. Год у нас тяжелый и время испытания. Голод был великий, люди обнищали, а ныне надвигается холера со всеми ее ужасами».
Тем не менее, сестры добрались до Якутии, собрав по дороге немало пожертвований. А Кэт Марсден отправилась в Англию.
Триумф и фиаско
Начинается новая серия ее приключений. Лекции, сборы пожертвований, написание книги. Многочисленные интервью. Принцесса Елена Великобританская лично вручает Кэт серебряный знак Королевской ассоциации британских медицинских сестер. А королева Виктория награждает путешественницу золотой брошью в форме ангела Победы с гравировкой.
Кэт избирается одной из первых женщин – членов Королевского географического общества. Книга одновременно выходит в Нью-Йорке и Лондоне и расходится на ура. Кэт основывает Фонд помощи прокаженным и собирает на нужды вилюйской колонии 2 400 фунтов стерлингов. Участвует в Чикагской всемирной выставке.
Машина по борьбе с проказой набирает обороты.
А потом начинаются странные вещи. В новозеландской газете выходит статья, цель которой – полное разоблачение Кэт Марсден. Там она представляется безграмотной и лживой аферисткой, которая принимает за проказу обычные экзему и чесотку.
Всплывает старая история о том, как, будучи главной сестрой Веллингтонского госпиталя, Кэт повздорила с вечно пьяным главным врачом Морисом Чилтоном и добилась его отстранения от должности.
Личное обогащение, мошенничество и самопиар – все эти обвинения разом посыпались на голову бедной миссионерки. В то, что она побывала в Вилюйске, просто не верили. А как докажешь? В Якутск, где ее помнят прекрасно, соотечественников не пошлешь.
Вот бы где пригодились соцсети!
О путешествии Кэт сообщала и местная пресса: «Восточное обозрение», «Сибирский вестник»: «Следует только удивляться отваге и преклониться перед благородным стремлением молодой еще девицы, которая одна, совсем не зная русскаго языка, решается сделать такое громадное путешествие по дикой, почти пустынной стране, находящейся в самых тяжелых, для всякаго иностранца, климатических условиях».
Но и газеты эти не выписываются в благополучной старой доброй Англии. А фотографии, предъявленные путешественницей, впечатления не произвели. Мало ли на что способна современная полиграфия.
Последние годы своей жизни Марсден, одолеваемая множеством болезней (с возрастом начали сказываться все перенесенные лишения) провела в Спрингфилдском приюте для умалишенных. Хотя сама при этом сохранила светлый разум.
Умерла она в 1931 году, в возрасте 72 лет. Похоронена в могиле без надгробия.
