Что значит осудить поступок, не осуждая человека?

Мудрость змей и кротость голубей

– Чтобы научиться прощать, не осуждать, советуют отделить человека от его поступка, или, как говорят святые, «любить грешника и ненавидеть грех в нем». Похоже на абсурд. А вот еще один христианский «абсурд»: «Будьте мудры, как змии, и просты, как голуби», – наставляет апостолов Господь. Что может объединять змею и голубя? Чем это поможет любить грешника и ненавидеть грех?

Комментируя слова Христа, один великий святой, Исидор Пелусиот, говорит так: «Мудрость, растворенная простотою, есть некое божественное достояние и, скажу даже, составляет самую совершенную добродетель. Но если одна от другой отделена, то мудрость впадает в лукавство, а простота кончает глупостью; потому что первая способна делать злое, а последняя – обманываться».

Итак, мудрость змеи и незлобие голубя хороши именно в своем сочетании. Их творческий синтез поможет нам, во-первых, распознать грех и даже того, кто за ним стоит (см ниже), во-вторых, проконтролировать свои эмоции, такие как обида и гнев.

Как ненавидеть грех правильно?

Но как же быть с самим злом, причиненным нам? Надо ли опустить руки и позволить злу оставаться безнаказанным?

Ну, во-первых, зло в итоге безнаказанным не окажется в любом случае. Не стоит забывать про «Мне отмщение, Я воздам». Бог попускает впадать в грех-наказание, другое дело, вразумляется ли наказуемый этим попущением?

Но вот что интересно: когда мы рассуждаем о безнаказанности зла, мы опять же переживаем о безнаказанности не зла, а злодеев. И справедливо переживаем, потому что видимая безнаказанность развращает злодея и вводит в соблазн окружающих: одних побуждая вслед за ним творить зло (не карается, значит, можно), других – беспомощно опускать руки. Между тем, именно злу надо препятствовать осуществляться и распространяться. Отсюда – разборчивость в средствах.

Вся «абсурдность» новозаветного нравственного сознания в этом целеполагании: истреблять зло, но само зло в целом, не зацикливаясь на отдельных точках его проявления, но удерживая в поле зрения все пространство, чтобы зло, как будто бы эффективно подавляемое нами на каком-то видимом участке, внезапно не зашло нам с тыла. И здесь не обойтись без сочетания змеиной мудрости с простотою голубя.

С «человеческой» точки зрения – это абсурд: отдавать предпочтение решению глобальной проблемы перед кажущейся насущной. Но ключевое слово здесь – «кажущейся». Свящ. Александр Ельчанинов писал в своем дневнике: «Божье – любить ненавидящих. Дьявольское – ненавидеть любящих. Человеческое – любить любящих, ненавидеть ненавидящих».

Всякий раз, когда мы сталкиваемся со злом, перед нами встает вопрос: чьи мы? Ведь «Божье» у о. Александра не означает лишь то, что свойственно исключительно Богу, но то, что «по Нему», что уподобляет и приобщает Ему, роднит с Ним, согласно словам Христа: «Вы слышали, что сказано: люби ближнего твоего и ненавидь врага твоего. А Я говорю вам: любите врагов ваших, благословляйте проклинающих вас, благотворите ненавидящим вас и молитесь за обижающих вас и гонящих вас, да будете сынами Отца вашего Небесного…».

То есть сказано предельно ясно: если хотите быть сынами Отца Небесного, поступайте так-то и так-то… Нам это неприемлемо? Вольному – воля. Это родственников по плоти мы не выбираем, а быть чадами Божиими или нет – наш выбор, который осуществляется принятием или отвержением ига Христовых заповедей.

«По-человечески» – все очень просто и понятно каждому. «По-Божиему», на «человеческий» взгляд – красиво, да, но… как-то нереально, что ли?.. О какой еще кротости, о какой любви к врагам вообще всерьез можно говорить?! Нет, жизнь есть жизнь, и нечего тут выдумывать. Будешь мямлить – затопчут.

Что значит любить врагов? Ближнего любить – это понятно: своих родственников, друзей, но врагов? Где моя благодарность друзьям, ведь я к ним отношусь как к врагам, если врагов я люблю?

Враг – тоже ближний

Для начала стоит обратить внимание, что понятие «ближний» не тождественно понятиям «близкий», «друг», «родственник». Ближний – необязательно тот, кто мне близок по духу или по плоти. Это человек, с которым я вступил в общение (быть может, мимолетное, по долгу службы или находясь в одной очереди), а то и не вступил, просто человек оказался поблизости, в досягаемости зрения и слуха.

Благодаря современным средствам коммуникации круг наших ближних значительно расширился:

о чьих-то проблемах мы узнаем из СМИ и эти люди, хотим мы того или нет, становятся нашими ближними, потому что мы можем так или иначе отреагировать на информацию; с кем-то мы вступаем в общение, случайно пересекаясь в интернете, и уже не можем списать все на «виртуальную реальность» (люди-то настоящие).

И враг мой – тоже ближний. Да, чуждый мне по многим признакам, но единый со мной по богоподобной природе и близкий по факту пересечения в одном пространстве – ближний.

Одно дело, если у меня не получается любить врагов, другое – когда я не хочу этого.

Внешне, вроде бы, одно и то же, а суть принципиально иная.

Первое – неудача блудного сына на пути в Отчий дом, второе – уклонение от пути. А Царство Божие – не Рим, чтобы туда все дороги вели.

Но как быть с тем, что «затопчут», что, в конце концов, безнравственно – позволять злодеям торжествовать и распоясываться?

Насчет первого ничего не поделаешь, иногда надо выбирать: угодничание перед миром или угождение Богу. Евангелие указывает крестный путь, а «слово о кресте для погибающих юродство есть». Поэтому непонимание неизбежно. И не только среди «нецерковной общественности». Однако сбывается слово Господне: «Если Меня гнали, будут гнать и вас; если Мое слово соблюдали, будут соблюдать и ваше».

«Затопчут»?.. Потопчут – да. Но затопчут – это, как показывает церковная история, вряд ли.

Автор крайностей – дьявол

Человек немощен, болен грехом, и порой не только немощен и болен, а сознательно служит злу. Грань между этими двумя стадиями душевного заболевания не столь четкая, как нам бы хотелось.

Но опасно забывать о том, что источник зла, его первопричина –«человекоубийца от начала… лжец и отец лжи», с подачи которого мы и упускаем из внимания, что «наша брань не против крови и плоти, но против … духов злобы поднебесных». Не против человека, делающего зло. А против духа зла, так хитро и умно обманывающего человека.

Какие же выводы из всего этого следуют? Что закоренелых грешников надо отстреливать как бешеных собак? Или, может, наоборот, раз это болезнь, мы не можем вменять человеку его преступление, ведь его таким «сделали» родители своим дурным воспитанием или психотравмами, общество своим равнодушием или, наоборот, жестокостью, диавол, наконец, вернее, изначально он, раз от него греховные помыслы исходят?

Здесь уместно вспомнить, что крайности – от диавола. Да, мы все больны и должны лечиться. Да, источник болезни – не в человеке, но… в человеке, в его свободном выборе – причина перехода болезни в «открытую форму».

Человек ответственен за свое физическое и психическое здоровье настолько, насколько он в состоянии что-то предпринимать со своей стороны. А если не в состоянии, подлежит карантину, порой – насильно.

Но как бы вы отнеслись к врачу, который презирает своего пациента за его «неприятную» болезнь?

Больно видеть, как психиатр брезгливо относится к пациенту, презирая его за душевные вывихи. Так же скверно (и даже хуже), когда мы переносим свое здоровое неприятие греха на человека, пораженного им. Не менее плохо, когда мы, осознавая порабощенного греху человека больным, опускаем руки, вместо того, чтобы дать ему почувствовать собственную ответственность за то, что его болезнь запущена, или, как минимум, защитить от него невинных людей.

Был ли христианином Кот Леопольд?

Что же касается христианской кротости и всепрощения, проистекающих из любви к Богу и ближнему, то на этом стоит остановиться особо. Кто сказал, что любовь к врагам предполагает потворство им? Какой светильник веры заявил, что Кот Леопольд – «правило веры и образ кротости»?

Напротив, свт. Иоанн Златоуст в толковании Заповедей Блаженств говорит: «Когда мы, видя других оскорбленными, не защищаем их, а молчим, это – малодушие; когда же, сами получая оскорбления, терпим, это – кротость.

Что такое дерзновение? Опять то же самое, т.е. когда мы ратоборствуем за других. А что дерзость? Когда мы стараемся мстить за самих себя. <…> Кротость есть признак великой силы; чтобы быть кротким, для этого нужно иметь благородную, мужественную и весьма высокую душу».

Случай из жизни

Хочу привести пример из моей пастырской практики. В нем, на мой взгляд, человек убедительно боролся с грехом, но был милостив к грешнику.

В семье моей многодетной прихожанки Татьяны вскрылась беда: ее муж оказался педофилом, жертва – ее дочь от первого брака.

Вскрылось постфактум. К тому времени девочка уже два года находила в себе силы бороться (началось все, когда ей было 9 лет, а к 14-ти она окрепла физически и морально настолько, чтобы отвергать домогательства отчима).

Матери она ничего не рассказывала, потому как отчим нашел веский, хотя и банальный, аргумент: «Представляешь, что мама с собой сделает, если узнает?»

Когда Татьяна обо всем узнала, то немедленно отселила мужа, но поначалу заявлять на него в полицию не стала, поскольку тот утверждал, что уже два года как покаялся, больше ничего не было. Несчастная мать, в надежде, что он в самом деле изменился и больше не опасен (а мстить она считала неприемлемым для христианки) ограничилась тем, что запретила ему любые контакты с падчерицей и стала готовиться к разводу. Однако дальнейшее поведение мужа дало повод сомневаться в искренности его раскаяния. А когда он, заговорив с пострадавшей девочкой по телефону, нарушил мораторий на общение, мать пошла с ней в полицию.

Родственники мужа наняли лучшего адвоката по криминальным делам, известного также своей особой «небрезгливостью».

Одновременно они стали давить на Татьяну, «убеждая» под страхом отъема квартиры, отказаться от показаний. На их стороне было, казалось, все: и деньги, и связи, и «беспроигрышный» адвокат. Но с Божией помощью истерзанной горем женщине (кроме старшей у нее было еще две девочки и два мальчика) удалось довести дело до суда и добиться обвинительного приговора, чтобы после развода он не мог претендовать на детей (незадолго до описываемых событий муж высказал намерение развестись и отнять детей, что было вполне реально, если учесть, что Татьяна – инвалид по астме, не работала, а вид на жительство истекал).

Заповеди в действии

Но на этом история Татьяны не завершилась. Адвокат мужа, видя, что дело выиграть невозможно (на основании комплексной психолого-сексологической экспертизы его клиент был признан опасным для общества и детей педофилом), предложил упрощенное (договорное) судопроизводство, в результате которого извращенец должен был в дополнение к семи уже отбытым в СИЗО месяцам получить всего три года условно (!).

Мать оказалась перед выбором: пойти навстречу и согласиться на издевательски ничтожное наказание за страшное преступление или настаивать на обычном судопроизводстве, а там уж как суд решит (от 6-ти до 15-ти лет колонии).

Святой Татьяна не была. Но была человеком живой веры и евангельского духа. Она испытала самые естественные в такой ситуации чувства, от гнева до ненависти. При мысли о том, что происходило с дочерью на протяжении нескольких лет, ее порой накрывало так, что окажись муж в тот момент рядом, убила бы…

Но, да не покажется это странным, она всерьез принимала заповеди Божии. В том числе и евангельские слова о непозволительности действий во гневе. Победили не обида и боль. Для меня это стало примером, как можно и должно разделять грешника и грех, одновременно ненавидя грех, не позволять себе ненависти к грешнику.

Признаюсь, я не был в восторге от ее намерения пойти навстречу адвокату и смягчить наказание, и осторожно высказал соображение, что, конечно, ее желание поступить по-христиански я могу только приветствовать, но вряд ли этот человек искренне кается и хорошо бы ему сесть годков этак на -дцать, чтобы младшие дети успели вырасти к тому времени, когда он выйдет на свободу.

Татьяну мое робко высказанное соображение не убедило, а настаивать я не считал себя вправе: если мое чадо хочет ради Христа простить злодея в надежде на то, что он изменился или что ее великодушие поможет ему осознать свою вину, покаяться и спастись, то какой я пастырь, если буду ей в этом намерении препятствовать? Какой я пастырь, если препятствую своей духовной дочери, Господу поспешествующу, спасти душу своего врага? Тем более, что вдруг это и в самом деле шанс для его души, а я своим вмешательством возьму да и лишу заблудшую душу этой соломинки?

Словом, Татьяна согласилась на приговор по трем статьям УК, радуясь, что избавила дочь от кошмара судебного заседания и в глубине души надеясь, что его родственники теперь оставят ее с детьми в покое. Однако очень скоро выяснилось, что я в своем робком действии отрезвить свое чадо был прав: как только извращенца условно освободили, родственники представили общественности это как оправдательный приговор (выставив Татьяну с пострадавшей дочерью в качестве гадких клеветниц), саму же мать пострадавшей девочки прокурор предупредила, что она будет подвергнута уголовному преследованию, если посмеет в свое оправдание распространять информацию, представляющую тайну следствия (заседание было закрытым).

Позже родственники мужа предприняли попытку унаследовать квартиру, в расчете продать ее, чтобы компенсировать расходы на суды, экспертизу и пр. Татьяне было больно слышать о себе сплетни в ответ на сделанное добро, страшно от мысли, что она с детьми может и в самом деле остаться без квартиры. Обиды и страхи кого угодно могли бы довести до озверения. Но не Татьяну. При всем том, что она трезво оценивала родственников бывшего мужа, зла на них она не держала, ненависти не питала, старалась не осуждать, без суеты предпринимая необходимые юридические шаги, чтобы предотвратить выселение.

…Она умерла от приступа астмы в Пасху 2010 г., едва успев оформить в судебном порядке развод и добиться беспрецедентного лишения педофила родительских прав в отношении всех пятерых детей.

О кошмаре, который последовал за ее кончиной, о том, как родственники педофила вознамерились подправить свой «поплывший» семейный имидж через установление (вопреки воле Татьяны) опекунства над осиротевшими детьми, как они нашли общий язык с местной ювенальной юстицией, как мне пришлось через СМИ привлекать внимание общественности, чтобы не допустить «помещения детей в среду родственников» (формулировка чиновницы ювенальной юстиции), как старшая дочь Татьяны (на тот момент уже совершеннолетняя) начала бороться за право самой стать опекуном своих сестер и братьев, что из этого вышло и т.п. – это уже совсем другая история. Мы не об этом. Мы о том, как разделять грешника и его грех.