Сенсация Гиляровского: репортаж из подземного полигона
Москва всегда была довольно неряшливой. В старину мусор валялся повсюду. Его утилизация была запряжена с затратами – и для городских властей, и для обычных обывателей-домовладельцев. Тратиться не хотели ни те, ни другие.
Первые ничего не делали для обустройства цивилизованных полигонов, а вторые либо сбрасывали лишнее на многочисленные пустыри, либо и вовсе закапывали у себя во дворе.
Основной же трафик мусора проходил по реке Неглинке в реку Москву, мимо Кремля и дальше через весь московский центр. В нее сливали нечистоты, сбрасывали всякий твердый мусор. Вонь от реки была невероятной.
С вездесущей свалкой, разумеется, боролись на высочайшем уровне. Еще в 1699 году царь Петр издал «Указ о наблюдении чистоты в Москве и о наказании за выбрасывание сору и всякого помету на улицы и переулки».
Петр, как обычно, не миндальничал: «Кто станет по большим улицам и по переулкам всякий помет и мертвечину бросать, такие люди взяты будут в земский приказ, и будет им за это учинено наказание – битье кнутом, да с них же взята будет пеня».
Но ни кнут, ни пеня не пугали москвича. Начали было ставить урны – их довольно быстро растащили. Принялись проводить канализацию – разворовали бюджет. В конце концов внимание Петра переключилось на другую, новую столицу. А Москва и дальше погружалась в собственные отходы.
А после войны 1812 года наконец-то взялись за Неглинку. Речку, к тому времени окончательно обмелевшую, запихнули в подземный коллектор (москвичи называли его ласково трубою). И что же? Ничего. Раньше сваливали мусор в реку, а теперь стали швырять его в подземный коллектор. Многие домовладельцы осмелели до того, что провели туда стационарные трубопроводы с собственных участков.
В 1886 году Владимир Гиляровский опубликовал сенсационный репортаж. Он прошел несколько десятков метров по «трубе».
Владимир Алексеевич писал: «Мы долго шли, местами погружаясь в глубокую тину или невылазную, зловонную жидкую грязь, местами наклоняясь, так как заносы грязи были настолько высоки, что невозможно было идти прямо – приходилось нагибаться, и все же при этом я доставал головой и плечами свод. Ноги проваливались в грязь, натыкаясь иногда на что-то плотное. Все это заплыло жидкой грязью, рассмотреть нельзя было, да и до того ли было».
Через несколько минут мы наткнулись на возвышение под ногами. Здесь была куча грязи особенно густой, и, видимо, под грязью было что-то навалено… Полезли через кучу, осветив ее лампочкой. Я ковырнул ногой, и под моим сапогом что-то запружинило… В одном из таких заносов мне удалось рассмотреть до половины занесенный илом труп громадного дога».
И что же? Кому надо, заметку увидел. Кто надо, взял под козырек. Кто сумел, присвоил деньги, выделенные на приведение коллектора к приемлемому виду.
Стало вроде бы почище. Но незначательно и ненадолго. С другими же реками все оставалось по-старому. «Московский листок» сообщал в 1903 году: «Один из городовых, стоявших на Лаврентьевской улице, почувствовал страшное зловоние, несшееся из владения мещ. Черновой, и обнаружил, что муж домовладелицы производил очистку выгребных ям, выливая нечистоты ведрами в Яузу. О такой «канализации» полиция составила протокол».
Миллионы крыс вышли на водопой
Мало того, что весь город представлял из себя одну сплошную свалку, так в нем еще и были специальные места, куда обыватели сбрасывали всевозможный мусор. Обычно они появлялись стихийно, на многочисленных заброшенных пустырях.
Вот описание одной из свалок, расположенных рядом с Москвой: «Здесь от шоссе идет мощеная обрытая канавами дорога, и вот эти канавы до краев наполнены всякими отбросами, издающими невыносимое зловоние. Сухие отбросы разметал ветер и по дороге и на далекое пространство по сторонам ее. Остается удивляться тому, что ветер, проносящийся над этим резервуаром гниющих отбросов, отравляющийся здесь специфическим ароматом и болезнетворными микроорганизмами, не посеял в населенных участках, близких к этой свалке, никаких эпидемических заболеваний».
О серьезной охране труда мусорщиков не могло быть и речи. «Московские ведомости» сообщали: «За Дорогомиловской заставой на земле крестьян деревни Фили производится свалка мусора в глубоком овраге. На днях двое мусорщиков, оставшиеся на ночлег в этом овраге, были завалены мусором насмерть. Вместе ними в вырытых конурах ночевали и другие мусорщики, которым удалось выкарабкаться из-под мусора. Они проведали местным крестьянам об обвале, с помощью которых были отрыты трупы двух несчастных бездомных людей».
Разумеется, на этих свалках жили крысы. В невероятном каком-то количестве. Племянница поэта Владислава Ходасевича описывала совершенно фантастическое зрелище: «Кто-то невидимый разворачивает… черный ковер, который быстро раскатывается по набережной, спускается вниз к Москве-реке и странно шевелится внутри себя, спускаясь по откосу, покрытому молодой зеленой травкой с проплешинами земли и песка. Передняя кромка «ковра» понемногу делается зигзагообразной, а дальние отрываются в отдельные куски, и все несется лавиной к воде и в воду… Это крысы. Миллионы крыс вышли на водопой».
Речь шла об интендантских складах, где с грызунами хоть бы как то боролись – во всяком случае, держали котов. Можно себе представить, что творилось на крупнейших свалках, к которой кот и близко не решался подойти.
Между Скотопрогонной и Бойней-товарной
Королем московских свалок было, безусловно, Сукино болото – территория на месте нынешних Печатников. Говорили, что здесь жил некий боярин Сукин, который чем-то рассердил Ивана Грозного, после чего царь утопил несчастного в его собственном болоте. Подобные места не могут обходиться без таких историй.
Ситуацию усугубляло наличие городских боен – от них сохранились названия Скотопрогонной улицы, Боенского проезда и железнодорожной станции «Бойня-товарная».
О масштабах бедствия можно судить по продолжительности Скотопрогонной улицы (собственно, соединяющей два остальных объекта) – больше километра. Ароматы не покинули эти места и в наши дни, хотя и сильно поуменьшились – сегодня здесь функционирует исторический наследник старых добрых боен, Микояновский мясокомбинат.
Первые бойни (и, соответственно, первые свалки отходов этого производства) были зафиксированы тут в 1798 году. В Канцелярии московского главнокомандующего И. Салтыкова появился документ, свидетельствующий о бойнях некого купца Благушина.
Стараниями легендарного городского головы Николая Алексеева бойни слегка облагородились. Было закуплено современное оборудование, построены новые скотопригонный и загонные дворы, возведены салотопенный, кожевенный и альбуминовый заводы. Подведены железные дороги. Стойки ворот украсили свиными, коровьими и бычьими фигурами. Появилось новое название – «боенский городок». А рабочих, занятых на этом производстве звали уважительно – «бойцы скота», а иногда просто «бойцы».
Зажужжали холодильники. Зажурчал водопровод. Канализация соединила бойни с собственными полями фильтрации. Гулять так гулять – бок о бок с городскими бойнями открыли ресторацию, библиотеку, Музей мясоведения и даже театр, а впоследствии – синематограф. Все это пользовалось спросом, но, скорее, у любителей экзотики и острых ощущений.
А в 1904 году рядом с чудо-городом вновь появилась городская свалка, и вся эта история зашла на новый круг. Власти задумались о том, что делать с новой свалкой. Провели специальный, грузовой трамвай – для вывоза отходов. Но, что называется, не в коня корм.
«Столичная молва» писала: «Выехав за Спасскую заставу, вы попадаете в своеобразный мир. Здесь царство отбросов. Унылая изрытая равнина с зараженной почвой, с отравленным воздухом. Даже в морозный день, когда валит хлопьями снег, вы стараетесь спрятать поглубже лицо в воротник, чтобы не слышать этого страшного запаха тления.
В царстве отбросов – царство человеческой предприимчивости. Разбросаны по зловонной равнине приземистые заводские здания, высятся красные трубы. Завод альбуминный, клееварный, утилизационный – заводы, перерабатывающие отбросы… В зловонной атмосфере кипит лихорадочная работа. Здесь же, при заводах, позабыв о свежем воздухе, живут люди, живут годами, с семьями».
В 1912 году на Сукином болоте совершил аварийную посадку один из первых авиаторов – В. В. Дыбовский. Его самолет по частям перетащили на люблинское футбольное поле, где собрали заново.
Нет худа без добра – мусор облагородил Сукино болото. Твердые доходы его осушили и, фактически, зацементировали. Власти, конечно, обрадовались, даже запланировали выстроить на благоухающем грунте жилые кварталы. Но этому градостроительному проекту помешала Первая мировая война.
Парк культуры и ВДНХ – рекультивированные свалки
Всерьез взялись за свалки только после 1917 года. Отмена частной собственности и ничем не ограниченная дармовая рабочая сила в данном случае сыграла на руку Москве. Свалки расчищались, на их месте разбивались парки, строились заводы. Главное – побольше пафоса.
В 1923 году на месте бывшей свалки мусора открыли так называемую Всероссийскую сельскохозяйственную и кустарно-промышленную выставку. Событие по тому времени ярчайшее. Писатель Валентин Катаев вспоминал о ней: «…Толпы крестьян, колхозников и единоличников, из всех союзных республик в своих национальных одеждах, в тюбетейках и папахах, оставя павильоны и загоны с баснословными свиньями, быками, двугорбыми верблюдами, от которых исходила целебная вонь скотных дворов, толпились на берегу разукрашенной Москвы-реки».
Вскоре выставка закрылась, а в 1928 году здесь был разбит Центральный парк культуры.
В 1939 году решили опыт повторить. На этот раз расчистили запущенный пустырь, который примыкал к Останкинскому парку, и под руководством маститого архитектора Олтаржевского сделали новенький выставочный городок. Так появилась Всероссийская Сельскохозяйственная выставка, которая 28 мая 1958 года была реорганизована в ВДНХ.
В дело, разумеется, пошло и Сукино болото – здесь стали бешенами темпами возводить новые корпуса автозавода. Демьян Бедный ликовал:
И вот – на «Сукином болоте»
Растет невиданный завод.
Не забыли и мясное производство – товарищей из «Союзмяса» под предводительством самого наркома снабжения Анастаса Микояна даже свозили в Чикаго, перенимать опыт.
А в 1931 году переименовали и само болото – чтобы уничтожить даже память о былом уродстве этой местности. Так в Москве появилось болото имени Каменева.
Правда, в 1980-е годы опять пошли слухи – якобы в гуще болота пропадают собаки. Кто-то нарочно утаскивает их на дно. Скорее всего, крокодил – его многие видели. Но то было время особенное, о чем только ни говорили.
* * *
Многие старые свалки страны еще действуют. Правда, роются там больше не бомжи, а коллекционеры. В Москве же практически все уничтожено. И нет никакого желания оплакивать эту утрату.
