И жучок, и паучок, и медведица: биологи и дети-аутисты нашли друг друга

Усадьба с пандусом

Я познакомилась с этим простым и одновременно удивительным местом два года назад. Это самый юго-восток Латвии, на краю Латгалии, прекрасного озерного края, которым Латвия упирается в своих множественных соседей – Россию, Белоруссию и Литву. Сейчас здесь находится заповедник – уникальная природа примечательна не только своей экологичностью, но и сочетанием различных флоро-фаунных явлений, требующих сбережения и исследований.

В конце XIX века какой-то то ли князь, то ли барон, не будь дураком, построил внутри этого массива охотничий замок. В 1950-е годы, при советской власти, это усадьба была передана биологическому факультету Даугавпилсского университета – для стажировок и практики студентов.

Полвека здание чахло и разваливалось, постепенно превращаясь из учебно-тренировочной базы естественнонаучного направления в место студенческих кутежей. И вот в начале 2010-х годов Европейский фонд регионального развития выделил Даугавпилсскому университету деньги, в том числе, на реконструкцию учебно-тренировочной естественнонаучной базы «Илгас», и сотрудники взялись за реновацию.

Во-первых, были подняты архитектурные архивы – с тем, чтобы фасад, основные лестницы, отделку воссоздать по исторической канве. Но нутро задумали сделать совсем по иным стандартам.

В первую очередь, здание реконструировали по всем принципам экологического строительства – с современными энергосберегающими технологиями, в которых часть энергетического обеспечения здания покрывается за счет геотермальных скважин, с автономной подачей воды из артезианских скважин и системой канализации с биологической очисткой. (Сейчас между базой в заповеднике и университетом в городе бегает четыре электромобиля, которые могут подзаряжаться прямо тут, от «розетки» дворца).

Но второй важной особенностью в замысле реконструкции стала идея безбарьерности здания. Старый дворец, сохраняя исторический облик, должен был крепко встать в современность – а современность, настоящая, предполагает мысль о том, что люди на Земле живут разные.

В итоге передовой учебно-исследовательский центр, получивший название Института систематической биологии, стал местом, доступным для людей с инвалидностью. В здании появился лифт для маломобильных людей, все интерьеры внутри зонированы для слепых, каждая комната подписана языком Брайля, уникальные удобные пандусы к специально оборудованному входу для колясочников. И природа. Которая единственная не изменилась за 150 лет, с той лишь разницей, что охота в этих местах заменилась бережным наблюдением, изучением и каталогизацией.

Что такое природотерапия

Лето, как известно, лечит любого. Это такой сезон, который сам по себе лекарство. Потому что тепло. А раз тепло, то требуется очень мало времени для проведения в помещения, и позволяется очень много на улице. А там – воздух, моря, озера, леса, поля и долы. И все это уже – терапия.

Термин «экотерапия» (или, как ее еще называют, природотерапия, зеленая терапия) придумал и ввел в обиход Говард Клайнбелл, который так назвал свою книгу, изданную в 1996 году. Многие исследователи и практикующие врачи утверждают, что экотерапия – замечательная подмога в восстановительных процессах, эмоциональной гармонизации, борьбе с раздражительностью и преодолении стрессовых ситуаций. Но лечение природой оказалось довольно действенным и при более сложных медицинских состояниях – ожирении, гипертонии, диабете, депрессии.

Как известно, солнечный свет ослабляет депрессивное состояние. В 1984 году Норман Э. Розенталь, психиатр-исследователь Национального института психического здоровья (NIMH), впервые описал сезонное аффективное расстройство, ввел его в профессиональную терминологию.

Существует несколько гипотез в отношении биохимических механизмов предрасположенности к этому заболеванию, в том числе сдвиг фаз циркадного ритма, нарушение секреции мелатонина шишковидной железой и аномальный синтез серотонина. Розенталь первым начал изучать хорошо проработанный на сегодня метод использования световой терапии в качестве лечения. Он получил премию фонда Анны Моники за свои исследования сезонной депрессии.

В общем, ученые давно заметили, что воздействие солнечных лучей заметно ослабляет депрессивное состояние, особенно связанное с его сезонными проявлениями. Новейшие исследования постоянно расширяют познания в данной области. Группой ученых из Эссекского университета в Англии в 2007 году было выявлено, что прогулка на природе способствовала улучшению самочувствия у 71% пациентов, находившихся в состоянии депрессии.

Результаты опытов подтверждают, что даже пять минут, проведенных на лоне природы, будь то прогулка в парке или работа на приусадебном участке, улучшают настроение, повышают самооценку и настраивают на позитивную жизненную мотивацию.

Все возрастающий интерес к экотерапии дал старт развитию целой научной школы. В Университете им.Кеннеди (США) были созданы тематические кафедры, которые готовят квалифицированных специалистов по таким направлениям, как плодово-ягодная терапия, анималотерапия (терапия воздействием животных), управление стрессами и «экотревожностью».

Американский врач-психотерапевт Эрик Гаррисон, имеющий частную практику в Нью-Йорке и Ричмонде (США), в одном своем интервью отметил, что пребывание в тесном контакте с природой помогло его пациентам улучшить не только общее физическое состояние организма, но и его психоэмоциональную составляющую.

Он признался, что «Люди более разговорчивы в процессе ходьбы. Движение, если рассматривать его как физический акт, защелкивает сознание. В течение сорокапятиминутной прогулки с пациентом по Центральному парку я могу достичь лучшего результата, чем во время двухчасового приема в своем кабинете».

Может быть, я предвзята, но я давно заметила, что во время прогулки в парке или лесу, мой сын-аутист гораздо лучше понимает мою речь, и много лет подряд я практикую с ним чтение стихов во время прогулки, которым он, держа меня за руку, спокойно внимает.

Один из американских экспертов Центра проблем аутизма (а тема экологических факторов в аутизме многогранна и одна из ведущих в современном изучении этого расстройства и в части его причин, и в части лечения) рассказал мне когда-то о существующей в Иллинойском университете Лаборатории ландшафта и человеческого здоровья, которая занимается очень любопытными исследованиями.

Директор лаборатории Фрэнсис Кьюо считает, что вся эволюция человека опиралась в первую очередь на те реакции, которые возникали у человека при взаимодействии с природой – в одном случае, нужно помнить, где растет съедобная ягода, в другом – где затаилась угроза. Поэтому связь с природой заложена в человеке эволюционно, органически, и не требуется никаких особых усилий, чтобы человека к природе обращать.

Вместе с тем, искусственный и длительный отрыв от природы, как отлучение ребенка от матери, порождает большое количество проблем – как физических, так и психических. А именно это и происходит в современной цивилизации.

Кьюо и его команда занимались исследованиями детей с СДВГ, ставя эксперименты по применению экотерапии с группами таких детей: после «зеленой» деятельности дети функционировали в разы лучше, чем после «техногенных» занятий.

Лаборатория Кьюо исследовала жилые кварталы вокруг Чикаго. Одним из примечательных фактов, полученных в работе, был тот, что чем больше живой зелени в районе, тем меньше там преступность и тем больше соседи общаются между собой. То есть природа, как ни странно, не «одичает» человека, а, напротив, способствует сохранению социальных правил и поддержке социальной коммуникации.

Последний ребенок в лесу

Разумеется, экопсихологи сосредоточены и на детстве. Накапливается все больше доказательств, что количество нарушений внимания, страхов и стрессовых реакций как самостоятельных состояний и глубина уже имеющихся, типа аутизма, зависят и усугубляются из-за отсутствия регулярного непосредственного контакта с природой.

В 2010 году вышла книжка исследователя Ричарда Лоува Last Child in the Woods: Saving Our Children from Nature-deficit Disorder («Последний ребенок в лесу»), в которой автор поднял проблему все большей изоляции детей в искусственных средах – школах, домах, гаджетах и соцсетях. Лоув подчеркнул, что даже пребывание на открытом воздухе современных детей ограничено «безопасно» регулируемыми играми. Придуманный им термин Nature-deficit Disorder («природодефицитное расстройство»), конечно, не имеет пока строгого медицинского статуса, но не противоречит данным о том, что отчуждение от природы лежит в основе массы разных нарушений и расстройств детского развития.

Я помню, как меня позабавила новость о том, что какое-то российское агентство придумало туристическую забаву для японцев – за деньги туристов приглашать их в Сибирь и тайгу валить лес. Но потом я узнала о таком японском понятии, как шинрин-йоку (купание в лесу или лесные ванны). Японцам, конечно, не позавидуешь в части доступа к лесным массивам, и они вообще мастера самые обычные вещи превращать в искусство и философию, поэтому на их «лесные ванны» нам, россиянам, можно было бы и не обращать внимания, если бы не их серьезность в этом вопросе.

Понятие шинрин-йоку возникло в Японии в 1980-е годы и стало краеугольным камнем в профилактической и восстановительной медицине. Исследователи из Японии (к ним затем примкнули и ученые из Южной Кореи) создали значительный массив научных источников, описывающих и системно подтверждающих пользу для здоровья от пребывания в лесу. Сейчас эти данные помогают распространять концепцию шинрин-йоку по всему миру.

Целебным эффектом, как говорят эти научные данные, обладают запахи, звуки и свет в лесу. Эфирные смолы деревьев, полные фитонцидов, укрепляют иммунную систему человека (увеличивается число природных клеток-киллеров). В 1982 Агентство лесного хозяйства Японии предложило, чтобы поездки для принятия «лесных ванн» стали частью здорового образа жизни населения Японии.

Развитие этой новой области терапии привело к тому, что определенные леса и дороги признаны официальными площадками лесной терапии. Японские компании начинают включать лесную терапию в программы медицинского обслуживания сотрудников. Правительство финансировало с 2004 года около $4 млн в исследования лесной терапии. Возникли даже оздоровительные программы с бесплатными проверками состояния здоровья, разместившимися в японских лесах.

Для нас, родителей и специалистов, занимающихся аутизмом, – состоянием, пронизанным сенсорной дезинтеграцией, – конечно, очень важен аспект леса как «сенсорной комнаты». Так вот опять же японцы тщательно изучили, как воздействует лес на основные чувства человека. Данные исследований Научно-исследовательского института леса и лесопродуктов в Цукубо говорят о том, что все сенсорные каналы извлекают пользу из обитания в лесу:

– Зрительное восприятие (обычное наблюдение за лесными видами уменьшает кровяное давление и снижает сердечный ритм, уменьшается предлобная деятельность в мозге, что коррелирует с чувствами спокойствия и восторга).

– Обоняние (ароматические вещества воспринимаются обонянием иногда при весьма малых количествах их в воздухе. Наше обоняние весьма чувствительно к мельчайшим частицам бальзама сосны, распыленного в воздухе. Элементы гваякола, камфары и бромидов содержатся в крайне малой концентрации, однако человек за месяц пребывания в лесу пропускает через свои легкие больше миллиона литров соснового воздуха. Все это снижает беспокойство и депрессию, ум работает более ясно).

– Осязание (обычное троганье необработанного дерева способствует снижению кровяного давления. А сосновая шишка – отличный массажер).

– Слух (звуки леса действуют успокоительно).

Исследования по «лесной терапии» подтверждают все выгоды для здоровья, столь необходимые детям с аутизмом: лес снижает уровень кортизола («гормона стресса», есть данные, что даже разглядывание лесного пейзажа в течении 20 минут уменьшает уровень кортизола на 13,4%), снижает уровень сахара в крови, улучшает концентрацию, уменьшает болевые ощущения, повышает иммунитет (пребывание в лесу в течение трех дней увеличивает активность натуральных клеток-киллеров на 40%), уменьшает депрессию и агрессивность, дает энергию и повышает креативность.

Ряд экопсихологов в качестве главного эффекта экотерапии выделяют тот факт, что при контакте с природой информации поступает значительно меньше, чем в «цивилизационной» жизни, и, главное, вся эта информация рассредоточена, она не требует специальной концентрации на ней. Это высвобождает обычно перегруженные области мозга.

Сложившийся паззл

Итак, мы знали главное – природотерапия жизненно необходима детям с аутизмом и их родителям. И все-таки, кроме самой природы, хотелось чего-то еще. Когда мы с коллегами по Центру проблем аутизма думали о летнем лагере для аутичных детей, мы всегда исходили из того, что надо придумать лагерь на какой-то базе, которая сама по себе, независимо от временных целей лагеря, имеет свое содержание. Потому что аутистам нужен реальный контекст.

Нам хотелось найти такое место, которое существует не для временного отдыха, а для постоянного дела. И наше летнее лагерное вкрапление могло бы стать просто частью этого основного дела. Конечно, летняя природа сама по себе терапевтична, но когда детей с аутизмом ты погружаешь в уже существующую, очень лояльную им, но все-таки самодостаточную осмысленную среду, это может дать значительно больше эффектов. Жуки и бабочки сами по себе прекрасны и занимательны, но на энтомологической базе все они обретают еще важный информационный смысл.

Я видела такое в сельской Англии, в Йоркшире, где местные латифундисты отдают куски своих фермерских гектаров на лето под разные каникулярные развивающие ландшафты. Там много специально выставленного оборудования, сложные горки, веревочная архитектура, но при этом все встроено в фермерский контекст – и если ты попадаешь на овечьи бега, то понятно, что это не завезенные «искусственные» овцы, а те самые, которые тут «работают», и куры не ради игр, а те самые куры, которые делают круглогодично свою важную несушную или, увы, суповую работу.

Знакомство с «Илгас» поразило меня – здесь все говорило о том, что это серьезное естественнонаучное место стопроцентно попадает в наши представления о лагере для детей-аутистов. Нужно было всего лишь предпринять несколько организационных усилий, чтобы первая проба состоялась.

При идеологической подсказке ЦПА проект сложили сотрудница Даугавпилсского университета Йоланта Бара и руководитель местного аутистического сообщества Mūsu Pasaule («Наш мир») Ольга Трофимович, мама троих детей, один из которых с аутизмом. Проект они назвали Iepazīsti dabu bez šķēršļiem («Знакомься с природой без барьеров»), отправили на конкурс в фонд, и все мы стали ждать удачи (в буквальном смысле милости от природы).

Нашли друг друга

Грант на лагерь выдал Latvijas Vides aizsardzības fonds (Латвийский фонд охраны окружающей среды), и это означало, что покрыты будут не только затраты на проживание и питание детей и их родителей на базе «Илгас», на ночлег в уютных спальнях, расположившихся в мансардном уровне здания, но дети получат и занятия танцевально-двигательной терапией, иппотерапией, канистерапией бесплатно. И дети все это получили, и все это было в радость и на пользу. Но все это только канва, матрица, важный, но не единственный питательный набор для чуда. Уникальность этого предприятия все-таки заключалась в другом.

Ребенок с аутизмом – это такой особый человек, который одной ногой стоит в юдоли животной, а второй – в юдоли человеческой. Это пограничник на рубеже двух миров, подушка безопасности, не позволяющая этим двум вселенским наделам тереться друг об друга слишком жестко и взаимно травматично.

 

Ребенок с аутизмом – это проводник информации из одного мира в другой, он, как бесценный буфер, притирает стихию природную к стихии социальной без рискового взаимного искрения. Примерно такую же функцию – только более профессионально – выполняют и биологи. И, задумывая этот проект, мы даже не представляли, какое гармоничное родство проявится во взаимоотношениях этих особых людей с обеих сторон.

Над рабочим столом Улдиса Валайниса, энтомолога, доктора биологии, руководителя учебно-исследовательской базы «Илгас», висит карта Латвии, разбитая на квадраты. Это какие-то важные флоро-фаунные кластеры. В Латвии проходит национальный мониторинг ночных бабочек, и по стране установлено 15 ловушек для них. Одна из них стоит в «Илгас», и это значит, что наблюдать за тем, кто попался, будут не только исследователи, но и дети, приехавшие сюда на недельку.

Да, будут занятия по лепке, будет утренняя зарядка, но еще будут банки для изучения насекомых с лупой, настоящие, выданные тут же в рабочем кабинете каждому ребенку. Они станут постоянным оборудованием аутичных обитателей базы. В них каждый будет ловить свой объект, и самый крошечный жучок превратится в предмет интереса, ответственности и длительного наблюдения через увеличительную крышку.

 

 

Да, будут занятия на лошадях, но будет и настоящая, взрослая энтомологическая коллекция, вынесенная из лабораторий на осмотр и всеобщий восторг – с тем, чтобы затем самого впечатлившего жука можно было нарисовать на камне.

Да, будет положенная полоса препятствий, и хоровод, и логоритмика, но будет еще и живой огромный, усыпанный ягодами, куст черники в керамической вазе, принесенный другим молодым ученым Айнарсом Панкянсом и поставленный на стол со славами «Детям надо развивать мелкую моторику». (И с каким же рвением она развивается, когда тренировочный материал летит прямо в рот!)

Да, будут экскурсии, но будут и костры, и коробки с природными материалами для «отделения мух от котлет», шишек таких от шишек других, сортировки коры и камней, и пневматическая установка по запуску бумажных ракет, и интерактивный детский научный центр, в котором все физические явления можно пропустить через собственные ручки.

Будет визит местного зоосада, и прямо в просторный зал здания «Илгас» в прозрачных коробках приедут живые гости – черепаха, мадагаскарские тараканы, многоножки, бархатные эублефары, хрупкие палочники, хомячки. Они привезут с собой спокойного улыбчивого друга Айвара, сотрудника зоопарка, готового терпеливо отвечать на идиотские вопросы – в основном, взрослых. Потому что дети вопросов не задают: не бывает вопросов у тех, кому в руки дали австралийскую древесную лягушку, важную и корпулентную, как чиновник районного значения.

В Даугавпилсском университете пока нет обучения экотерапии. Но каждый из ученых, работающих на этой базе, оказался стихийным экотерапевтом. Все они, кто умеет договариваться с ящерицами, стрекозами, плавунцами, бабочками-медведицами, чешуекрылыми, земноводными – со всей это странной мелкотварной вселенной, уж точно договорится с ребенком-аутистом. Потому что этот ребенок – полноценная часть этого красивого, разнообразного и безграничного живого мира.

Я не стану говорить, что ни разу не было, чтобы аутичный поселенец вызвал хоть какое-то раздражение у кого-то из сотрудников станции. Мы видели только один процесс – нескончаемый креатив, постоянный поток идей, вдохновение, которое чистые, искренние и очень немногословные гости базы вызывали у сотрудников. В результате этот лагерь превратился в искренний альянс тех, кто изучает этот тварный ассортимент, и тех, кто к нему расположен по зову аутистического сердца. Дети на неделю стали просто маленькими стажерами на базе настоящего ученого дела. И это была не игра, не взаимная уступка, а подлинное сотрудничество.

Можно подробно разъяснить биохимические процессы климатизации воздуха в сосновом бору, описать материальную сторону разлитых в воздухе заповедного места бромидов (даже меня, истеричного холерика, они превращают в покладистого конформиста), но невозможно разложить на молекулы чудо – химию бессловесного диалога и физику безусловного приятия, возникающие между столь разными людьми – большими и маленькими, учеными и не умеющими пока написать собственное имя. Что это было? Фитонциды, серотонин, клетки-киллеры, шинрин-йоку или просто чистая человеческая радость?