Художник – это человек, который с детских лет рисовал, когда другие играли в футбол

О. Василий: Сегодняшний наш гость, Дмитрий Петров, родился в середине 70-х годов, закончил художественный графический факультет Ленинского педагогического института. Женат, отец шестерых детей. Работает арт-директором православных журналов «Нескучный сад”, «Фома», а также газеты «Солидарность». Что это за газета?

Дмитрий: Это не церковная газета, но в ней также поднимаются и освещаются важные социальные вопросы. Она занимается профсоюзными проблемами, охраной труда и правами трудящихся, когда им не платят зарплату. Там я работаю не арт-директором, а художником. И также занимаюсь веб-сайтом газеты.

– Да, я знаю, что вы занимаетесь изготовлением сайтов. Можно так сказать – изготовлением?
– Можно. Не состоялась еще терминология.

– Мы назвали вас дизайнером, вы называете себя художником. Как работа художника (в обычном понимании) сочетается с работой дизайнера?
– Мне кажется – может быть, я и не прав – хороший дизайнер – это художник. Само понятие дизайн заимствовано из английского языка. У нас ему соответствует другой термин, который употреблялся, в частности, в моем институте, – «декоративно-прикладное искусство». Это более объемное понятие, раскрывающее две стороны того, что мы называем «дизайном». Декоративная часть – это украшение окружающей действительности или предметов, собственно то, чем занимается дизайнер. Прикладная часть – создание, конструирование предметов или действительности. Это может быть журнал (графический дизайн), автомашина (дизайн промышленный) и так далее. В западном понимании термин «дизайн» во многом связан именно со второй, прикладной частью этого искусства. Его задача – сделать предмет удобным, практичным, максимально приспособленным для употребления, не забывая, естественно, об эстетике. Например, чтобы объявление, статья в журнале выглядели не только красиво оформленными, но легко читаемыми, заметными.

– Значит, термин «православный дизайн» не имеет смысла, это просто «православное декоративно-прикладное искусство»?
– Сказать все можно, язык – живая вещь, он все время меняется, и мы стараемся к окружающей нас действительности подбирать наиболее адекватные термины. Раньше мы не могли говорить о православном дизайне, потому что никто этим практически не занимался.

– Дмитрий, а если вы что-то творчески видите совсем иначе, чем того хочет заказчик? Даже если этот заказчик тоже православный человек? Если его представления о красоте расходятся с вашими? Что вы делаете?
– Естественно, представления людей о красоте не могут абсолютно совпадать. Хотя общий идеал может быть у всех. Здесь стоит разделять главное и второстепенное. Например, насколько вообще журнал соответствует тому, о чем пишет: догматам церкви, Священному писанию, Священному преданию. Если заказчик, особенно если это священнослужитель, указывает на ошибки в этой области, его можно только поблагодарить. У обоих журналов – и «Фомы» и у «Нескучного сада», а также наших сайтов существует, скажем так, духовная цензура…

-Это мой следующий вопрос, я хотел спросить именно о цензуре…
– Сейчас у нас это слово окрашено негативно, цензура воспринимается как нечто, ограничивающее свободу творчества, свободу слова. Но ограничения могут быть и полезными. Например, в иконописи есть четкий канон, выработанный за многие годы существования Церкви, согласно которому иконописец должен писать в определенных рамках, чтобы его иконы соответствовали тому, что должно быть. Правда, у журналистики нет столь жестких канонов. Но в данном случае под цензурой понимается пастырский совет и помощь.
Другое дело, если разногласия с заказчиком идут в области вкусовой. Здесь я стараюсь максимально откровенно высказать свою точку зрения как профессионала, то есть человека, которого учили тому, чем он сейчас занимается, объяснить, что, в случае, если заказчик будет настаивать на своем, может получиться неправильно, некрасиво или негармонично. Если человек упорствует, приходится идти на творческий компромисс. Создание сайтов, журналов, газет – продукт творчества многих людей. В этом участвуют начальники, редакторы, художественные редакторы, фотографы, журналисты, духовники. Это столкновение, иногда весьма эмоциональное, мнений, идей, концепций. И то, что потом появляется, нельзя приписать одному человеку. Это общее дело и общая ответственность.

– Часто в оформлении журнала или в подготовке материалов нужно использовать образ, икону. И если в работе с простыми рисунками, фотографиями можно что-то подправить, переделать, как быть с образом?
– Мне кажется, икону можно использовать только в случае определенной необходимости. Например, когда речь идет о конкретном святом, дается его житие, где без иконы невозможно увидеть, понять, каков он был. Уместно это и в научных исследованиях об иконах, а также исторических материалах.
Икона создана прежде всего для молитвы – в храме, дома, а не для декорации, не для, как мы говорим, декоративно-прикладного искусства. Она – центр, а не средство для украшения чего-либо. Использование иконы в виде служебного иллюстрирования – вроде нечего поставить, поставим икону – я считаю неправильным.

– Вы работаете с фотографами. Как художник, какие задачи вы перед ними ставите?
– Это, как мы говорили выше, коллективное творчество. Бывает по-разному. Моя задача, как художника, состоит в том, чтобы придумать некую идею, как говорят, концепцию, как можно этот текст, тему наилучшим образом подать, чтобы это было красиво, интересно, а главное, адекватно теме и тексту.

– Вы фотографируете сами?
– Нет, но я занимаюсь фотоколлажем и рисунком. Фотографу я стараюсь передать мое представление, образ темы, у него могут возникнуть свои ассоциации, мы все это обсуждаем и договариваемся. Ведь фотограф – сам художник.
Важную роль также играют дизайнеры, которые занимаются версткой, расположением материалов, подготовкой издания к печати.
Сейчас в прессе преобладают так называемые гламурные фотографии, — красивые тетеньки и дяденьки и так далее. А художественные фотографии часто не востребованы. Наша тематика – духовного, философского плана – как раз очень хорошо соответствует художественной фотографии, которая сама о себе говорит, содержит какой-то образ, мысль, даже помимо текста. Подлинно художественная фотография самостоятельна. И потому сотрудничество фотохудожников, художников-рисовальщиков, графиков, которые с нами работают, без их самостоятельного творческого потенциала невозможно.

– Часто можно услышать вопрос, считать ли дурновкусие грехом? И бороться с этим или смиряться?
– В понятии “дурновкусие” я бы разделил неразвитый вкус и сложившуюся пошлость. Человек может не разбираться в искусстве, как дальтоник в цветах. Он не понимает и не может оценить красоту вещей, изысканность стиля. Но он может попробовать этому научиться. Образовывать себя, трудиться над собой. Это не назовешь грехом. Потом я не священник, чтобы определять, что есть грех, а что нет. Но дурновкусие как пошлость, я как художник, назвал бы грехом. Что есть пошлое искусство, если попытаться разобраться? Это потакание дурным и низменным человеческим страстям.

– Часто это может принимать виды духовного творчества, с пугающими картинами ада, конца света, всяческого устрашения и мрачности, которых и в жизни предостаточно, а здесь это еще эстетизируется.
– Все это выражает внутренний мир самого художника, состояние его души. Часто человек сознательно идет на то, чтобы делать пошлые вещи, потому что это может иметь коммерческий эффект. В той же популярной музыке, в художественном искусстве, в кино, в телеискусстве. И конечно, этот грех может передаваться тем, кто такое искусство потребляет.

– Что такое для вас хорошая иллюстрация?
– Как мне кажется, хорошей иллюстрацией является маленькое произведение искусства. Это может быть и фотография, и рисунок, но он сам в себе содержит сильный образ, сильную идею, которая не оставит человека равнодушным, может дать импульс уму, сердцу и душе.

– То есть как-то зажечь человека?
– Зажечь. Скажем так: до того, как он посмотрел на это – он был другим.

– Скажите, пожалуйста, а у вас остается время, чтобы самому рисовать?
– Мне кажется, что человек, который занимается любыми формами художественного творчества, будь то дизайн, архитектура и так далее, конечно, должен быть рисовальщиком, потому что это больше всего способствует пониманию красоты. Но, к сожалению, тенденция такова, что рисунок вытесняется современными формами. Сначала его вытеснила фотография, не в обиду ей будет сказано. До изобретения фотографии ни один портрет, ни один пейзаж нельзя было без рисунка воспроизвести. А сейчас, в компьютерную эпоху… Компьютер является, с одной стороны, инструментом, как и любые другие формы инструментов художественных и так далее, но все-таки он диктует свою политику. Потому что при наличии компьютера, Интернета огромное количество изображений имеются в готовом виде. Над ними не надо трудиться.

– Да, и это очень пугает.
– И человеку в каком-то смысле приходится подстраиваться под реальность. Также, к сожалению, мы немного ленивы по своей природе. То есть, когда есть конкретный заказ, художник будет рисовать, стараться. Потому что без опыта и без практики никакое искусство не совершенствуется. А когда существует масса готовых изображений, в упражнениях и особом труде просто надобность отпадает. И поэтому я все время хочу рисовать, мне это нравится, но получается часто, что жизнь диктует, и ей подчиняешься. К сожалению, и со временем бывает плохо. Например, этим летом хотел я порисовать, но получилось, как в мультфильме про каникулы Бонифация, если вы его помните. Там лев мечтал о золотой рыбке, но весь свой отпуск ему приходилось заниматься немного другим.

– Вам приходится проводить много времени в семье, с детьми. Ведь шесть детей – это не шутка.
– Я должен сказать, что основной крест воспитания лежит на супруге моей, Анне. Я могу проводить с детьми только свободное время, а его в моей жизни немного.

– Многодетные родители часто сталкиваются с негативным к себе отношением. С вами такое бывало?
– Бывало и бывает. Я думаю, если бы какая-то многодетная семья появлялась на улицах в 19 веке, тем более в деревне, вряд ли у кого-то это бы вызвало какую-либо реакцию. Потому что это было встроено в жизнь, было нормально и хорошо, и об этом никто специально не думал. А сейчас семьи очень часто, к сожалению, либо вообще без детей, либо с одним ребенком.

– По-моему, надо награждать за многодетность, за то, что народ наш продолжает жизнь. Один наш прихожанин придумал систему награждения многодетных родителей и у него очень интересно все получается.
– Мне кажется, что многодетная семья награждена тем, что Бог дал им столько детей. Возвращаясь к негативному отношению, могу сказать, что часто такая реакция на самом деле означает испуг или удивление людей перед тем, чего не было и нет в их жизни. Им это непонятно и потому, пытаясь как-то оправдать свою позицию и скрыть недоумение и страх, люди выражают негатив, агрессию. Это не значит, что кто-то подбегал и начинал нас колотить палкой… В основном это взгляды, слова… Мне кажется, если со временем наша страна вернется к ценностям православия, то и таких вещей тоже не будет. Да и сейчас отношение все же разное. В Москве – самое настороженное, а вот в глубинке, провинции, когда видят тебя с детьми, улыбаются.

– Слава Богу. А скажите, до брака вы думали о большой семье? И если думали, то не пугала ли вас такая перспектива.
– До брака и вообще в юношеском возрасте, могу честно признаться, я боялся, что у меня вообще не будет детей. Я совершенно ничего не планировал и не рассчитывал. Просто когда мы поженились, повенчались, все пошло.

– Слава Богу. А когда вы почувствовали себя многодетным?
– Наверное, сказалось общее отношение, что трое детей – это уже много. Я чувствую по реакции окружающих, что это как-то не нормально (смеется). А внутри себя, если бы у меня было и двое, чувствовал бы себя также. И у меня такого ощущения, что их очень много, нет. Наоборот.

– А есть ли какая-то разница у вас в любви к одному ребенку и к шести?
– Мне сложно сказать. Наверное, это любовь к каждому в отдельности. Скажем так: есть любовь и радость по поводу семьи. Был период, когда нас носило с одной квартиры на другую, и я ощущал, что дом у меня там, где моя семья собралась. То есть ощущение семьи, домашнего очага возникает просто в любом месте, где мы собрались.

– Скажите, а ваши дети рисуют?
– Да, они рисуют. Причем я должен сказать, что я не прикладывал никаких должных усилий, чтобы это развивать. Они всегда рисовали сами. А вообще я думаю, что художник – это именно тот человек, который с малого возраста всегда рисовал, когда другие играют в футбол. Может быть, это наследственное, может, они просто берут пример, но они все рисуют, и вместе, и по отдельности, и мы стараемся по мере возможности их учить. Но у меня самого это не получается. Мы договорились с моей однокурсницей, и она преподает им рисование.

– Да, бывает сложно именно родителям научить своих детей какому-то конкретному делу. Можно их обеспечить, но вот учить лучше преподавателю со стороны.
– Наверное, так.

– А кем бы вы хотели видеть своих детей?
– У меня пока нет внутреннего образа будущего моих детей, как если бы я закрывал глаза и видел своего сына на капитанском мостике корабля или в директорском кресле… Для меня было бы главным, что бы они не растеряли себя, не потеряли веры.

– Спасибо за беседу, Дмитрий. А теперь давайте ответим на вопросы наших радиослушателей.

ВОПРОС: У меня скорее не вопрос, а реплика Дмитрию. Я сам профессиональный фотограф и мне очень нравится эстетика журнала, не дизайн, а все, что связано со снимками, рисунками. И еще я хотел спросить у вас, Дмитрий: Редколлегии журнала «Фома» и «Нескучный сад» – это один коллектив?
– Хороший вопрос. Конечно, это очень близкие, хорошо знающие друг друга люди, поскольку совсем недавно еще не было ни журналов, ни вообще православной прессы, а в процессе ее возникновения люди знакомились, общались, возникали какие-то идеи. Можно так сказать: в появлении журнала «Нескучный сад» отчасти есть заслуга журнала «Фома». Потому что «Фома» появился немного раньше, набил первые шишки, получил свой опыт. Сейчас это очень родственные, дружественные коллективы. Идет совместная работа, обмен мнениями: дизайн, верстка, оформление журналов осуществляется людьми, которые тесно общаются друг с другом. Но это все же это разные издания, у них, как мне кажется, разные задачи. Журнал «Фома» прежде всего миссионерский, катехизаторский. Он идет между миром, обществом, которое окружает Церковь, и самой Церковью. Пытается наводить какие-то мостики. А журнал «Нескучный сад» во многом посвящен активной деятельности Церкви, ее социальному служению, приходской жизни, помощи ближнему и так далее. Вот такая у них специализация.