Городоводство: провинция обречена на депрессию?

Увитые плющом фасады, тихие мощеные булыжником улочки… В Европе малые города — это такие оазисы комфортной жизни, где зачастую чище и уютнее, чем в больших: по улицам гуляют опрятные приветливые люди, и во всем присутствует совершенно особое провинциальное обаяние. В России, если мы попадаем в малый город — то это практически всегда разруха, разбитый асфальт, грязь, похожие на бомжей люди и пьянчуги на чумазых автобусных остановках. О том, что делать с российской провинцией, мы говорим с Александром Балобановым, директором Института «Малые города».

— Прочему российские малые города такие депрессивные?

— Та картинка, которую вы нарисовали, относится не просто к малым городам, но вообще ко всему нашему укладу жизни. В большом городе, на фоне неоновых реклам и высоток, наша разруха менее заметна. Но если убрать яркие вывески — что, мало в Москве на улицах бомжей или алкоголиков? В малых городах грязь и разруха так бросаются в глаза, потому что ничто не отвлекает внимание.

К этому всему добавляются социальные проблемы, отсутствие работы… Но все тесно взаимосвязано: мне здесь некомфортно, потому что здесь нет работы, приличных кафе и культуры, а причина того, что культуры, кафе и работы здесь нет, в том, что люди не любят свой город, не воспринимают его как место жизни, не работают над его развитием. Получается замкнутый круг.

В России, у человека, живущего в каком-то маленьком городке, на отшибе, в провинции, практически отсутствует такое чувство, что этот конкретный городок — это не просто место его «проживания», а место его «жизни». Хотя физически человек и проживает в малом городе, местом его «жизни» остаются, как ни странно столицы, человек живет телевизионной столичной жизнью, как бы пребывая в виртуальной реальности, и я уверен именно отсюда берут начало наши проблемы. Если я живу «не здесь», если я здесь просто почему-то вынужден пребывать, я соответственно и отношусь к этому самому месту моего жительства — наплевательски.

— Но может малые города не зря вымирают? Идет процесс урбанизации, разве будущее — не за мегаполисами?
Да, Вячеслав Глазычев, профессор Московского архитектурного института, говорит, что в обозримой перспективе около трети малых российских городов обречены потерять свой городской статус. Они превратятся в сельские поселения. Но малый город, по сути своей, очень часто – переходная форма между городом и деревней. Он связан с сельской округой, стягивает ее на себя, предлагает селу те ресурсы, которые там организовать невозможно: ярмарки, услуги, отношения, которые не могут быть в каждом селе. Село завязано на воспроизводство строго определенного формата жизни, на определенную деятельность, а город дает разнообразие возможностей. Большой город может находиться далеко, и он далек от сельского формата жизни, менталитета, а малый город скрепляет городское и сельское, и в этом его ценность. В этом плане, без малых городов невозможно обойтись. Уничтожить их невозможно. Сегодня, кроме урбанизации, есть обратная тенденция: люди уезжают из больших городов в малые, потому что там комфортнее, многие люди стремятся жить в малом городе, а работать в большом (возьмите Подмосковье). В этом смысле, «чистота жанра» размывается. Кроме того, есть люди которые там родились, там жили их родители. Жизнь – вещь не рациональная, и если люди чувствуют привязанность к данному месту, то нужно относиться к этому с уважением. А стало быть, нужно работать и находить методы развития малых городов и способы их поддержки.

— Но что же делать, если жизнь по телевизору гораздо интереснее и богаче чем обшарпанные пятиэтажки за окном?
— Глазычев в свое время, написал, что у нас нет городов, а есть слободы при производствах. Мы наследники советского подхода к градостроительству, в рамках которого, основой были не города а заводы, производство. Город мыслился как место где живут люди, работающие на этих заводах, и эта идеология определяла городское пространство, формы архитектуры. Все это изменить не так просто. В свое время для меня было шоком, попав в Светлогорск под Калининградом — это город немецкой архитектуры, до 1946 года Светлогорск, был немецким городом Раушен — увидеть улицы, на которых невозможно встретить двух одинаковых домов.

— А наши малые города это кварталы панельных хрущевок. Значит, выхода нет, и малые города обречены на прозябание в грязи?
— Они все очень разные. Мы, институт «Малые города», много занимались стратегией развития малых городов. Работали с местными властями, чтобы научить их видеть город, точки развития в нем. Находили способы понять как можно «спасти» малый город. В большинстве случаев можно что-то сделать. Просто не существует общего универсального рецепта. В каждом конкретном случае все по-разному. Скажем, для Суздаля, разрабатывая стратегию развития, было естественно, в первую очередь, ориентироваться на развитие туризма. На тот момент (девяностые годы) в этой сфере там была очень сложная ситуация. Гостиница-гигант, оставшаяся в наследство от Советского Союза находилась в плачевном состоянии. Власти города решили содействовать развитию маленьких частных гостиниц, и это оказалось очень удачным решением. Маленькие гостиницы оказались намного эффективнее, чем большие. Со временем старый советский туристический центр тоже стал подтягиваться за «частниками». В итоге в город удалось вернуть туристов.

Есть хрестоматийный пример — город Мышкин, там из имени города сделали целый туристический аттракцион, музей Мыши. Когда идея понравилась, они открыли ещё целую кучу разных маленьких музейчиков: музей валенок, частного быта и т.п. Это поволжский городок, и там стали останавливаться теплоходы. Теперь Мышкин по количеству туристов на душу населения выигрывает у расположенного рядом старинного, казалось бы, гораздо более известного Углича и многих других «раскрученных» туристических городов.

Или как другой пример – город Коряжма, где находится знаменитый Котласский целлюлозно-бумажный комбинат. Там нет ни архитектуры, ничего – город был построен с нуля как поселок при комбинате. Они придумали фестиваль бумаги: проводят его каждый год, привлекают туристов! Если находятся энтузиасты, способные поднять такой проект, это становится реальностью. Люди, которые способны повести за собою, есть в любом городе, их просто очень мало: два-три процента. Есть, наверное такие территории, где все спились и опустились. Но ведь и там люди не находятся постоянно в запое? Нужно искать спайку, позволяющую понять, как можно связывать жизнь людей с городским пространством, как это может изменить, повлиять на тех и других.

Многое зависит от того, как люди себя ведут, как они себя ощущают в городе и способствуют или мешают им общественные институты. Ведь ключевая вещь — это внимание к инициативам людей, внимательное и заботливое к ним отношение. История организации местного самоуправления в современной России основана на таком подходе, что мы в столице пишем законы и проекты, которые в провинции должны будут исполнять. Работы по внимательному вовлечению людей, попыток разобраться, что людей на самом деле заботит, во что люди готовы вкладывать усилия, – практически нет. А это очень трудоемкая работа, потому что дело приходиться иметь не с регионами, куда можно послать просто распоряжение, а с отдельными людьми, с конкретными группами людей.

У нас с одной стороны люди не привыкли к самостоятельности, распространено такое потребительское отношение: нам кто-то должен прийти и все сделать. С другой стороны людям, которые готовы что-то делать, все время бьют по рукам, и они не высовываются. Вопрос поддержки городов — это вопрос кропотливой и внимательной социокультурной работы, здесь нет единого решения. Вы когда дома делаете ремонт, конечно, держите в уме какую-то общую схему, но когда начинаете обживать дом, то оказывается, что вот этой картинке нужно висеть на другой стене и в другой рамке. На общей схеме невозможно все предугадать. Региональные программы могут предлагать только какую-то общую методологию, концепцию.

— Есть разные приемы мониторинга основных проблем, на которые надо обратить внимание в первую очередь — от обычного социологического исследования до каких-то ноу-хау: например, можно детям предложить нарисовать город и из этих картинок сделать выставку. По этим рисункам очень многое можно увидеть. Например, если на всех рисунках нет зелени, а одни только трубы и мусор — значит, стоит взяться за экологию, людей это беспокоит, люди так воспринимают свой родной город. Когда у вас есть просто чья-то жалоба или один рисуночек — проблема может показаться не слишком очевидной, но когда таких рисунков целая стена… Таких приемов очень много. Из этого всего складывается определенное знание.

— Можно ли оценить внутренние ресурсы города по формальным критериям? Как диагностировать, у кого есть будущее, а у кого нет?
— Можно давать общие экспертные мнения, но они относительны, и всегда есть вероятность чего-то не досмотреть. Есть такой человек – Глеб Тюрин, директор «Института общественных и гуманитарных инициатив» (ИОГИ), он работает в Архангельской области, на первый взгляд на абсолютно депрессивных территориях. Там ресурсы минимальные, но он находит возможность убедить людей, что они на что-то способны: например найти в соседней деревне заброшенный дом, перевезти его к себе и устроить фельдшерско-акушерский пункт. С точки зрения высокого управления это почти незаметно, но то, что люди делают это самостоятельно, то, что они сами принимают и реализуют это решение, очень многое значит для жизни «здесь».

Дмитрий РЕБРОВ