Говоря о Великой Отечественной войне, мы вспоминаем тех, кто сражался на фронтах, партизанил, кто работал на благо Победы в тылу, кто спасал людей… Пришло время рассказать и о тех, кто в эти страшные годы посвятил себя спасению животных.
В сороковых годах прошлого века не было в СССР зоосада, равного Ленинградскому. Здесь традиционно была лучшая коллекция видов, в том числе редких, здесь работали ведущие специалисты по содержанию животных и лучшие ветеринары. И, конечно же, рядовые служители – те, кто ухаживал за обитателями зоосада.
До войны
Среди них была и Евдокия Ивановна Дашина. Простая деревенская девушка из Рязанской губернии, она еще молодой переехала в Ленинград, где жил и работал ее отец. Он же и устроил ее к себе на работу – в зоопарк.
Евдокии Ивановне поручили уход за одной из самых крупных обитательниц зоопарка – Красавицей. Эта величественная бегемотиха жила в зоосаде с 1911 года и наравне со слонихой Бетти была любимицей ленинградских детей и их родителей. Бегемоты и сегодня редкость в российских зоопарках, а тогда Красавица была едва ли не единственной (лишь перед самой войной пара гиппопотамов впервые появилась и в Москве).
Масштабы Красавицы, ее невероятная мощь и гигантский рот-чемодан с трогательной розовой подкладкой впечатляли каждого, кому довелось ее увидеть. Кстати, бессмертные строки «Бегемот разинул рот, Булки просит бегемот» Самуила Маршака почти наверняка были написаны под впечатлением от встреч с Красавицей: до 1938 года Маршак жил в Ленинграде и, конечно, видел звезду зоосада не раз.
Молодой женщине страшновато было общаться с таким огромным, экзотическим и вообще-то опасным животным. Но Евдокия была деревенской, за скотиной ходить привыкла, и в конце концов, если как следует подумать, не так уж сильно отличается самка гиппопотама от крупной бодливой коровы: ей тоже нужен уход, внимание и ласка.
Как только началась война, Ленинградский зоосад спешно стал готовиться к эвакуации. Строили дорожные клетки, запасали корм… В распоряжении зоосада был небольшой железнодорожный состав, на которых животных вывозили в теплое время года в ближайшие регионы для передвижных выставок. Состав вмещал лишь небольшую часть животных – несколько десятков особей из 446, числившихся в зоосаде, поэтому решено было вывозить зверей в несколько ходок.
Первыми в путь отправили самых ценных: белых медведей, горных козлов, зебр, тапира, черного носорога, черных лебедей, казуаров, страусов, пеликанов и других. С животными отправились тогдашний директор зоосада Михаил Никонов и тринадцать сотрудников. Их ждала Казань, где существовала коллекция экзотических животных при ботаническом саде. Вернуться за оставшимися поезд уже не смог: кольцо блокады вокруг Ленинграда сомкнулось.
Городскими властями было принято решение уничтожить оставшихся в зоосаде опасных хищников: в случае, если взрывом будут повреждены ограждения и вольеры, звери могли разбежаться и стать угрозой жителям города. В живых оставить рискнули только совсем молодых хищников – тигрят и медвежат, не представлявших пока большой опасности. Одна из юннатов тех лет, помогавших в зоосаде, вспоминала, какое впечатление на нее произвели трупы волков и тигров в лужах крови. Это была как прелюдия, анонс к тому, что пришлось увидеть и пережить ленинградцам в ближайшие месяцы.
Смерть рядом
Первая бомба попала на территорию зоосада уже в начале сентября 1941 года, и дальше зоосад бомбили и обстреливали уже регулярно. Питерцы знают, что расположен он недалеко от Петропавловской крепости, где в то время стояли советские зенитки, охотившиеся за немецкими самолетами. Бомбы предназначались зенитчикам, но попадали в зверей.
Одна из бомб попала в слоновник. Смотритель погиб на месте, а слониху Бетти тяжело ранило. Ее пытались спасти, рев животного был слышен далеко, но сделать ничего не удалось – Бетти умерла.
Снаряд попал и в вольер оленей. Животные были ранены. Их смотрительница оказала им помощь, несколько дней выхаживала, делясь собственным хлебным пайком. И практически поставила на ноги. Но всего через несколько дней, вопреки распространенному суеверию, снаряд ударил в то же место. Олени не выжили.
Не перенесли бомбежек и молодые хищники. Тигрята погибли даже не от ран. Их убил страх: от паники, вызванной близкими взрывами, воем и грохотом, не выдержали сердца. Даже у тигров бывают инфаркты.
Бомба попала и в обезьянник. Большинство животных погибли сразу или скончались от ран, но некоторые выжили и разбежались. Обезумевших от ужаса обезьян пришлось разыскивать и ловить. Как рассказывали потом сотрудники, бедные животные несколько дней после этого провели в полном оцепенении с совершенно человеческим выражением страдания и страха.
Очень скоро начался голод. Еды не хватало людям, какие уж тут животные. Сотрудники зоопарка собирали по городу, что удавалось найти: косили серпами и рвали остатки травы, рябину, калину, желуди, каштаны. Выдавалось немного жмыха и сена, крохотные дозы овощей.
Взрослые самки бегемота весят 1300–1400 килограммов. Чтобы поддерживать жизненную энергию в таком огромном теле при помощи низкокалорийной растительной пищи, бегемот должен поглощать ее в раблезианских объемах. В мирное время Красавице полагалось порядка 40 кг сена и овощей в день, теперь же это количество уменьшилось до 4–5 килограммов. Выжить на такой диете животное не могло.
В соседнем саду Народного дома снаряд попал в американские горки. Их деревянные конструкции рухнули, и сотрудники смогли использовать древесину для нужд зоосада. Дерево измельчали до мелких опилок, перемешивали с сеном и жмыхом, варили до мягкости. Тридцать килограммов опилок наполняли желудок бегемотихи, обманывая голод. Все это приходилось варить ежедневно – тут же, на улице, на костре, таскать ведрами.
Этой же кашей кормили и других животных. И если травоядные худо-бедно ели кошмарную смесь, то с хищниками было совсем трудно. Пока были живы тигрята, они просто отказывались признавать древесное месиво едой. Тогда сотрудники придумали: достали какие-то старые звериные шкурки, зашивали в них опилочную кашу. Эти фаршированные чучелки отдаленно напоминали настоящую добычу, и тигры хоть через силу, но ели. Самым гордым оказался беркут, он отказывался от любой замены мяса, и, чтобы птица выжила, сотрудницам приходилось ловить для нее крыс (служивших, вообще-то, едой людям в те немыслимые годы).
Конечно, древесные опилки не могли заменить полноценную еду, они лишь создавали иллюзию сытости, звери таяли на глазах. В худшие моменты Красавица не могла даже дойти до собственной кормушки.
Сухой бассейн
Голод был не единственным испытанием для животных и их хранителей. В первую же зиму прекратилось электроснабжение, перестали топить, водопроводные трубы пересохли. В зимнем помещении для Красавицы – животного Африки – стоял мороз. Евдокия Дашина топила печку, укутывала свою подопечную в брезент, согревала, как могла. Но и это было не последней проблемой.
Бегемоты славятся невероятно толстой и прочной кожей (толщиной до шести сантиметров!), на которую приходится до 15 процентов веса гиганта. Не всякая пуля пробьет такую броню. Она снабжена природной смазкой, пугающей на вид – вроде кровавого пота, которая частично защищает шкуру от солнца. Но при этом бегемотья кожа практически беззащитна перед воздушной средой: гиппопотаму необходимо постоянно и подолгу ее увлажнять, иначе она растрескается, открывая путь инфекции.
Поэтому в зоопарке у бегемотов всегда есть бассейн. Но в блокаду бассейн Красавицы опустел – ни из трубы А, ни из трубы Б вода не лилась. Чтобы сохранить подопечную, Евдокии Ивановне приходилось ежедневно носить воду с реки. В некоторых источниках даже пишут, что носить приходилось по 400 литров или 50 ведер. Возможно ли это? Под силу ли ослабевшему человеку?
А та первая блокадная зима была невероятно суровой: минус 30, голодные и обессиленные люди замерзали на улицах. По этому морозу, по льду тащила Евдокия Ивановна воду для Красавицы, согревала, обмывала и обтирала гигантское тело, смазывала жиром и камфорным маслом. И приговаривала, наверное, что-нибудь ласковое, как в деревенской юности разговаривала с кормилицей-коровой…
Большая часть коллектива зоосада ушла на фронт или была назначена на строительство укреплений. На хозяйстве оставались от силы два десятка сотрудников, в большинстве женщины. Так же, как Дашина, каждый день они таскали ледяную воду, рубили дрова, кормили животных, чистили вольеры и помещения, выносили навоз, лечили раненых зверей. Были рядом во время бомбежек.
Бегемоты – храбрые ребята, и мало что в природе представляет для них опасность, но даже им бывает страшно. В такие моменты они предпочитают погружаться на дно водоемов. Вот и Красавица, заслышав вой и взрывы, спешила укрыться в своем пересохшем бассейне. Туда же к ней спускалась и ее Евдокия – похлопывала, поглаживала, уговаривала не бояться и потерпеть.
Любой ценой
В первую блокадную зиму от голода, холода, стресса и ранений погибли больше 200 животных. Впрочем, как ни странно, были и прибавления. Так, где-то в окрестных лесах нашли и принесли в зоопарк перепуганного медвежонка. Звереныша назвали Гришкой, поставили на довольствие.
А самка гамадрила Эльза родила малыша. Молока у измученной обезьяны не было. Но «сверху» спустили приказ: детеныш должен выжить любой ценой. Этой ценой стало человеческое молоко, которое выпрашивали в роддоме – оно спасло новорожденному гамадрилу жизнь.
Неизбежно возникает вопрос: стоило ли такими мучительными усилиями сохранять жизнь животных в городе, где от голода умирали люди? Даже жмых и желуди, которыми кормили зверей, могли бы сохранить какие-то человеческие жизни. Не говоря уже о мясе самих животных…
Но звери блокадного зоосада выполняли одну очень важную работу. Они напоминали людям о том, что надо оставаться людьми. О том, что еда, о которой теперь непрерывно и мучительно думал блокадник в каждое мгновение каждого дня, не единственная ценность. О том, что даже в этом аду живы и должны жить достоинство, доброта, милосердие, долг и честность.
И весной 1942 года, когда растаяли сугробы, отощавшие и слабосильные после тяжелейшей зимы сотрудницы зоосада начали разбирать завалы, расчищать территорию – и зоосад снова открылся для посетителей! В то блокадное лето к уцелевшим животным пришли около 7,5 тысяч детей. Слабых, истощенных, часто уже осиротевших, плохо реагирующих на внешние раздражители детей. Но на Красавицу, на огромную пасть Красавицы, они все же реагировали. Улыбались. Смеялись.
Выжили
До конца блокады было еще далеко. Сотрудники зоопарка перекопали каждый клочок земли на своей территории и в окрестностях, насеяли овса, насажали капусты, картошки, брюквы. Уследить за посадками было невозможно, едва что-то успевало вырасти, его воровали: люди конкурировали с животными за еду. Но что-то все же удалось собрать, подкормить оставшихся зверей.
И снова – блокадная зима, вода из замерзшей реки, обстрелы и бомбежки. Снова Красавица замирала на дне сухого бассейна, снова варились опилки, снова исхудавшие женщины успокаивали паникующих зверей, лечили раны, поддерживали жизнь…
Красавица пережила блокаду. Пережила войну. И умерла только в 1951 году в уже весьма почтенном возрасте естественной смертью. Пережила войну и Евдокия Дашина.
Пережил войну медвежонок Гришка, которого теперь звали Гришка-блокадник, и так любили и жалели, что непрерывно старались подкормить, от чего Гришка обжирался и сильно болел. И гамадрильчик, вскормленный человеческим молоком, пережил войну.
Из увезенных в эвакуацию животных в Ленинград не вернулся никто. Не вернулись и эвакуированные с ними люди. На сайте Казанского зооботсада пишут, что в 1944 году они отправились обратно, но поезд попал под бомбежку. Никто не выжил.
В Ленинградский зоосад тоненьким ручейком потекло пополнение. Военные находили в ближних лесах осиротевших волчат, лисят, медвежат, рысят. Все они нашли приют в зоосаде.
После войны 16 сотрудников Ленинградского зоосада – и среди них Евдокия Дашина – были награждены медалями «За оборону Ленинграда». В 1951 году зоосад был расширен – ему передали территорию сада Народного дома, – и стал называться зоопарком. А вот название «Ленинградский» не изменили даже тогда, когда городу было возвращено историческое имя. Это название оставили в память тех страшных блокадных зим и женщин, спасавших зверей.
