Помочь порталу
Православный портал о благотворительности

Епископ Пантелеимон: когда мы приходим к страдающим людям, мы приближаемся ко Христу

Епископ Пантелеимон – глава Синодального отдела по церковной благотворительности и социальному служению рассказал о делах милосердия как основе христианской жизни и о принципах работы Отдела Материал интернет-издания «Татьянин день»

21 августа в Спасо-Преображенском соборе Соловецкого монастыря состоялась хиротония архимандрита Пантелеимона (Шатова) во епископа Орехово-Зуевского. В интервью «ТД» глава Синодального отдела по церковной благотворительности и социальному служению рассказал о делах милосердия как основе христианской жизни и о принципах работы Отдела.

– Владыка, Вы недавно возглавили Синодальный отдел по благотворительности после многих лет руководства аналогичной комиссией при Епархиальном Совете Москвы. Насколько применимы методы работы комиссии во всероссийском масштабе? Одинаковы ли социальные проблемы, стоящие перед Москвой и Россией?

– Задача Церкви – не столько решение социальных проблем, сколько проявление любви. И формы, в которых любовь может быть явлена, конечно, разные в Москве и в России, хотя есть и много общего. Все государственные учреждения, которым Церковь помогает, нуждаются в добровольцах, в посещениях священников, некоторые нуждаются даже в материальной помощи. Даже в Москве в некоторых социальных учреждениях, несмотря на сравнительно высокие зарплаты, не хватает, например, памперсов.

Но я недавно беседовал с Чукотским епископом Никодимом, – там вся епархия 40 тысяч человек, – и спросил, чем ему нужно помочь. Он попросил любых консервов. Потому что там и русским, и чукчам просто есть нечего. Сейчас будем договариваться с дальней авиацией, которая туда летает, чтобы они бесплатно отвезли в эту Чукотскую епархию консервов.

В Москве не нужна, скажем, одежда, бывшая в употреблении, а в регионах она может быть востребована, и некоторые московские священники собирают одежду в своих приходах, а потом грузовиками ее отвозят в приходы или монастыри, где эта одежда раздается нуждающимся. Налаживая связь с епархиями, надо помнить, что Москва и вся Россия – это немножко разные «государства».

– А как Вы будете перестраиваться после стольких лет работы в Москве: московскую специфику Вы знаете, но здесь получается столкновение с другой реальностью?

– Мы стараемся привлекать к работе в Отделе людей, которые работают в приходах в других регионах. И собираемся провести встречи по федеральным округам, собрать людей, которые занимаются социальной деятельностью. Это нужно и для того, чтобы помочь им в работе, и для того, чтобы узнать, какие у них есть проблемы в епархиях. Потому что созывать общецерковное собрание будет трудно, и сложно составить список тем, которые будут интересны и важны для всех. А на территории одного федерального округа есть общие проблемы, задачи. Первое такое собрание планируется в октябре в Санкт-Петербурге по Северо-западному федеральному округу. Мы уже нашли гостиницу, где будет проводиться это собрание, ее готовы предоставить бесплатно, обеспечить питание для участников конференции. Планируем собрать около 150-ти человек из епархий, которые входят в Северо-западный федеральный округ, чтобы помочь им устроить социальное служение у себя в епархиях.

В некоторых епархиях говорят: «Конечно, у вас в Москве и Петербурге денег полно, а у нас ничего нет». В наш Отдел сейчас перенаправляют письма с просьбами о помощи, которые поступают к Святейшему Патриарху. Недавняя история с девочкой из Одессы, которая получила инвалидную коляску, обратившись к Патриарху, – это только один пример. Таких просьб о материальной помощи Патриарху приходит очень много, и все эти письма отдаются на рассмотрение в наш Отдел. Мы их рассылаем по епархиям, просим епархиальных архиереев, чтобы они проверили, насколько просьбы актуальны, насколько они подлинны, действительно ли люди нуждаются в помощи, и затем уже стараемся как-то помочь. И вот я встретил епископа, которому перенеправили одно из этих писем, а он говорит: «Да, хорошо у вас канцелярия работает, нас завалили уже просьбами, а у нас батюшки живут в домах с глиняными полами, нам помогать нечем». Речь, конечно, идет не о том, чтобы Церковь подменила собой государственную структуру и начала материально помогать нуждающимся, а о том, чтобы возродить служение любви.

– Вы затронули важную тему: а священникам надо помогать? Ведь за пределами крупных городов духовенство часто живет очень трудно, и паства тоже совсем не богатая…

– Конечно, батюшкам нужно помогать. Ведь у большинства из них многодетные семьи. Я знаю священников, которым прихожане помогают воспитывать детей. В Москве есть один замечательный священник, у которого третий ребенок болен ДЦП, и сестричество, которое он создал, помогает в том числе и его ребенку.

Здесь могу рассказать одну любопытную историю. Есть в Москве владыка Анатолий, он служит в Тихвинском храме. Раньше он служил где-то на севере, там даже Святые Дары замерзали в Чаше – так было холодно. И когда кончалась служба, он уезжал, а люди еще ждали на холоде попутного транспорта. Он пожалел их, собрал всех своих священников, и сказал им: «Батюшки, давайте хотя бы будем прихожан поить чаем после службы». Один из священников сказал ему: «Владыка, я их чаем поить не могу, у меня 6 детей: трое своих, троих я усыновил. У меня денег на чай и сахар нет, поэтому я исполнить Ваше благословение не могу». Тогда владыка велел принести мешок сахара, отдал этому священнику и чай. Через два месяца батюшка пришел, поклонился владыке в ноги и сказал: «Вы знаете, теперь они сами все приносят. И я теперь безбедно живу. Спасибо большое, Вы меня вразумили, все теперь у нас хорошо». Так что, конечно, если отдать что-то малое, даже если это тебе самому нужно, то ответ будет обязательно. И как раз наша задача – зажечь искру любви. Искорка, конечно, будет подхвачена прихожанами, и батюшки, которые сами помогают другим, тоже не останутся без помощи.

– Какие первостепенные задачи сейчас стоят перед Вашим отделом, что надо решать в первую очередь? Какое направление вызывает у вас наибольшую тревогу?

– Сейчас мы собираем базу данных по всем епархиям, чтобы понять, как обстоят дела. Потому что до сих пор такой базы данных не существовало, и все социальные начинания не были известны даже священноначалию.

Не все священники, к сожалению, понимают, что имеется в виду под социальным служением, и к чему нас призывает Святейший Патриарх. Они думают, что социальное служение – это давать милостыню нищим, и говорят, что нищие все обманщики, все пропьют, и, если им начать давать, то, как говорят московские батюшки, «тут скоро все три вокзала соберутся».

А на самом деле социальное служение в Церкви должны совершать миряне, а священники его организовывать. Социальное служение должно вернуть в церковные общины ту любовь, которая была до революции. Вернуть то устроение людей, которое было до того, как по нашей стране таким страшным катком прокатилось безбожие. Раньше же люди были милосердными, не нужно было организовывать никакое социальное служение. Например, в Москве было 220 приходских богаделен. Каждую Пасху, Рождество люди сами носили передачи, подарки в тюрьмы, посещали больных в больницах. Если ребенок оставался без родителей, то его усыновляла христианская община, его не отдавали в детский дом. Люди были, может быть, неграмотными, не знали Священное Писание, читать не умели, но в их сердцах была любовь. Современные люди очень жестокие и очень заняты собой, очень эгоистичные. И помочь им научиться любви одними призывами, проповедями не удастся. Нужно объяснять им, почему без любви нет общины. И поэтому главная наша задача – привлечь именно мирян к служению милосердия. Если в приходских общинах начнется движение добровольцев, если они будут помогать нуждающимся, тогда, мне кажется, любви будет больше, и Церковь будет больше похожа на духовную семью, а не просто на место, куда люди приходят «удовлетворить свои религиозные нужды», как писали в советское время.

– Сегодня много действенных социальных проектов никак не институализированы – это сообщества добровольцев, энергичных неравнодушных людей, которые частным образом, договорившись друг с другом, помогают нуждающимся: одиноким старикам, детдомовцам и так далее. Планируете ли Вы с ними сотрудничать?

– Конечно.

– А как можно взаимодействовать с ними? Они основаны просто на человеческих отношениях, самоорганизации, у большинства из них нет печатей и штампов, никаких уставных документов…

– Церковь поддерживает движения добровольцев, мы с этими людьми сотрудничаем. Сегодня, например, к нам придет девушка, которая организовала движение «Старость в радость», мы будем говорить о взаимодействии с Отделом. Мы давно уже сотрудничаем с «Отказниками», они иногда по субботам проводят свои встречи у нас. Именно такие движения и нужно поддерживать.

Нельзя сконструировать социальную деятельность, создать некие формы, а потом их наполнить. Нужно, чтобы сначала появилась живая любовь, живое сострадание, сочувствие, и тогда появятся формы. Самарянин, который является образом исполнения заповеди любви к ближнему, сначала ощутил в своем сердце сострадание к нуждающемуся, сжалился над ним, а потом это приняло и форму: он договорился с хозяином гостиницы, употребил какие-то средства. Главное в начале – это импульс в сердце человека.

– Многие боятся сотрудничать с западными благотворительными фондами. Будете ли Вы это делать? Какие подводные камни у такого сотрудничества, в чем его преимущества? Можете ли назвать конкретные организации или типы организаций, с которыми есть положительный или отрицательный опыт сотрудничества?

– Скажем, Санкт-Петербургская епархия осуществляет свою социальную деятельность во многом благодаря пожертвованиям Скандинавских стран. Наша Свято-Димитриевская община, когда только зарождалась, тоже существовала за счет пожертвований западных спонсоров, потом появились российские благотворители, а теперь мы живем в основном за счет «Друзей милосердия» – людей, которые жертвуют сотую часть своих доходов на социальное служение. И, конечно, мы можем быть едиными в деле добра с христианами других конфессий. Мы не можем вместе служить литургии, не можем вместе молиться, это будет нарушением канонических правил, но делать добро с ними вместе мы можем. Поэтому мы рады такой помощи, принимаем ее. Единственное, мы не принимаем помощи от различных сект и злонамеренных людей.

– Будете ли Вы вести мониторинг благотворительной активности епархий, благочиний и приходов? Как планируете определять, где – реальная работа, которую нужно поддержать, а где – потемкинские деревни, нагороженные для галочки?

– Можно, конечно, обмануть с помощью бумажек, написать прекрасные отчеты, но когда ты знакомишься с людьми, то становится сразу все понятно. Есть, например, в Москве одна община, которая в отчете о социальной деятельности перечислила огромный список учреждений, где они помогают. Мы просто обзвонили эти учреждения, и в половине из них ничего не знают о том, как помогает им эта церковная община.

– Основа социальной деятельности Церкви, по идее, – это приходы. Вы можете посоветовать приходам, может быть, недавно созданным, которые сейчас только собираются начать социальную работу, как общину направить на дело служения ближним? Существует ли какая-то методология, алгоритмы работы, с чего стоит начинать молодым приходским священникам?

– Я думаю, что батюшкам нужно быть внимательными к своим прихожанам. И если они видят, что их прихожане нуждаются в помощи, то нужно эту помощь оказывать. Священникам нужно отвечать на просьбы тех людей, которые приходят в храм, и стараться помочь всем, чем можно, тем, кто делает добрые дела. К нам пришел, например, однажды Илья Кусков, он помогал бездомным, что-то делал сам, и видно было, что он действительно очень переживает за этих людей. Он активно занимался помощью, и мы стали ему помогать. Теперь Илья Кусков – знаменитый человек, который организовал «Автобус милосердия».

Нужно не выдумывать, а отталкиваться от конкретных нужд людей, которые приходят в храм. Если храм находится рядом с больницей, то ясно, что в эту больницу нужно ходить, навещать больных, пойти познакомиться с главным врачом, с руководством больницы, узнать, какая нужна помощь. Если рядом находится психоневрологический интернат или детский дом для детей-инвалидов – то же самое.

Вот я приехал лет 10 назад в детский дом для детей-инвалидов посмотреть помещение для храма и увидел, в каком состоянии находятся дети. Я привозил туда наших учащихся из училища сестер милосердия, чтобы они там проходили практику. Они выступили на радио «Радонеж», рассказали об этом детском доме и детях, и пришло много добровольцев, на первую встречу – 30 человек. Некоторые из них до сих пор там трудятся.

Сейчас государственная социальная сфера в Москве меняется в лучшую сторону: увеличиваются зарплаты у сотрудников, больше людей работают в больницах, допускают добровольцев к работе.

Наша задача – не совершить какое-то великое дело, не решить какую-то социальную проблему государственного уровня, а помочь конкретным людям. Разумеется, маленький приход не может организовать огромное сестричество, собирать средства на операцию ребенку в Германии. Но пойти к бабушке, которая нуждается в помощи, помочь многодетной семье, которая живет на территории этого прихода, прийти на Пасху и Рождество в больницу помочь больным может каждый. И, конечно, мне кажется, это служение любви, как мы говорим – социальное служение, должно быть существом жизни людей, живущих в миру.

Когда человек живет в монастыре, он молится, это его главная задача, главное дело. А в миру что делать? Смотреть телевизор, ходить по магазинам, сидеть в Интернете? Может, это интересно, но во многом для души вредно. А помогать другим, разделять страдания других людей, – это значит быть со Христом. Христос не только там, где совершается литургия. Когда совершается литургия, мы, конечно, собираемся вокруг Христа. Но когда мы приходим к страдающим людям, мы тоже приближаемся ко Христу, потому что Христос с ними, со всеми брошенными, преданными, всеми забытыми, нуждающимися в помощи. Если мы хотим быть со Христом, то мы должны и на литургии быть, и идти туда, где страдают люди.

– В европейских странах дела милосердия держатся на мирянах, волонтерах, но там это широкое общественное движение, естественное, не экзотическое, укорененное в традиции. При этом они очень ответственно относятся к своему служению, как к работе, неважно, что они за нее не получают зарплату. А у нас добровольчество не развито как системное явление, нет ни естественности, ни ответственности. Как Вы думаете, с чем это связано: с социально-экономической ситуацией, с историческим процессом последних ста лет или, может быть, с менталитетом?

– Мы просто недооцениваем того ужасного положения, в котором находится наше общество. 70 лет боролись с Богом, происходили страшные процессы. Замечательный старец отец Павел (Троицкий) писал, что советская власть поставила задачу создать нового человека и в итоге создала такого человека – нового хама, который не знает своего родства. Причем клонировала его в миллионах копий. Людей оторвали от корней, их научили мыслить и думать совершенно по-другому. Мы себя немного успокаиваем, говорим, что у нас в стране 70% населения православные, но назвать себя можно кем угодно. Одно дело самоидентификация, хотя это, конечно, важно и интересно, а другое дело, кем ты являешься по сути. Если меньше 5% людей ходят в храм по воскресным дням, если люди не знают Евангелие, если люди не воспитаны в христианских заповедях, не научены этим заповедям, то о чем можно говорить? Это дикий народ, у нас просто новое средневековье, страшное варварство. Что можно хотеть от людей, которых 70 лет учили быть Павликами Морозовыми, объясняли, что Бога нет, а есть Гагарин, который в космос летал и Бога не видал?

До сих пор продолжают воспитывать детей, говоря им, что человек произошел от обезьяны, что аборт сделать – это ничего страшного.

С другой стороны на Западе христианству уже 2000 лет, хотя и с отклонениями, а мы всего 1000 лет назад крестились. Это тоже имеет значение. Не нужно преуменьшать и значение экономических причин: все-таки там стабильное благополучие, а у нас постоянные перемены, люди не могут спокойно думать о том, что будет завтра. Но все-таки главная причина – безбожие.

Даже когда люди возвращаются к православию, они возвращаются не к любви Божьей, исполнению заповедей, а возвращаются к какой-то культурной традиции: как перекреститься, как платок нужно носить, как поститься.

Есть община святого Эгидия в Риме, к ним приехали в гости на праздник 200 католических епископов. А в общине правило: если человек приходит посетить их общину, его призывают поучаствовать в ее жизни. Нас с протоиереем Александром Степановым из Санкт-Петербурга попросили резать на всех фруктовый салат, выдали специальные фартуки. И даже порезав салат, я почувствовал себя причастным к доброму делу. А епископов они попросили раздавать на вокзалах бомжам еду и мыть бомжей. И епископы мыли бомжей. Конечно, у них больше епископов на душу населения, и они идут к бедным, помогают людям. Раньше много говорили о «загнивающем Западе», но там сохраняются культурные традиции, традиции христианского милосердия. Бог будет нас судить и спросит, почему, имея полноту веры, в отличие от них, мы не имеем полноты любви? Почему мы с удивлением, восхищением, изумлением смотрим на те дела, которые они совершают, а мы их сделать не можем?

– В Европе в число забот церковных организаций входит и работа с мигрантами, их включение в жизнь социума, интеграция в культуру. В России эта проблема стоит очень остро. Планируете ли Вы ею заниматься? В каком направлении?

– Наш Отдел будет заниматься работой с мигрантами. Мы должны знакомить мигрантов с православием, давать им шанс узнать о Христе. И наша задача – помогать всем, не разбирая, какой национальности человек, к какой конфессии он принадлежит, – ведь к этому нас призывает Господь. Пока я вижу два направления работы. Во-первых, – организовать курсы русского языка для мигрантов, а во-вторых, – помогать мигрантам из Молдавии. Многие молдавские женщины приезжают в Москву и становятся рабынями. Церковь может помочь им вернуться на родину. Мы собираемся дать адрес и телефон нашего Отдела молдавским епископам и священникам. У них сейчас массовый исход в Москву, и, если людям, которые приехали сюда, не нашлось здесь места, и они хотят вернуться обратно или им нужна какая-то помощь, поддержка, они заранее должны знать, куда обратиться.
Аналогичной работой сейчас занимаются зарубежные приходы Русской Православной Церкви. Скажем, в Риме в православном храме святой Екатерины служат раннюю литургию на молдавском языке для тех, кто приезжает туда на заработки. Наверное, и в Москве нужно делать подобное.

У Отдела есть еще одна задача, – помогать в чрезвычайных ситуациях. Когда были беспорядки в Киргизии, мы направили туда помощь. Мы собирали помощь и для Гаити, когда там было землетрясение. Сейчас готовим к подписанию соглашение между Русской Православной Церковью и МЧС. Вот и прямо сейчас Русская Православная Церковь стала крупнейшим координатором помощи пострадавшим от пожаров. Мгновенно откликнулось множество добровольцев, люди трудятся круглосуточно, некоторые – рискуя жизнью. На сегодняшний день на счет Отдела поступило более 30 млн. руб., около 25 000 долларов и 5 000 евро. Это показывает, что люди доверяют Церкви. На свете есть много людей, желающих помочь попавшему в беду ближнему, и Церковь дает им эту возможность.

Ксения ЛУЧЕНКО

Для улучшения работы сайта мы используем куки! Что это значит?