Д. E. Мелехов. Психиатрия и проблемы духовной жизни

Предисловие
Имя Дмитрия Евгеньевича Мелехова хорошо известно советским психиатрам. Крупный ученый-клиницист, один из основателей социальной психиатрии в нашей стране, автор фундаментальных работ по шизофрении, получивших развитие во многих научных коллективах. И, пожалуй, один из самых цитируемых в отечественной литературе исследователей.
Однако существовала область научных и практических интересов Д. Е. Мелехова, о которой в силу известных причин знали немногие, а именно область, связанная с вопросами религиозной жизни. Сын священника рязанской епархии, Д. Е. Мелехов через всю свою жизнь пронес глубокую веру в Бога. Быть верующим означало для него прежде всего непрестанно работать в своей профессии, что в свою очередь открывало ему путь к духовности. В одном из писем Дмитрия Евгеньевича можно найти такие слова: «Моя основная сфера — каждодневный труд, как у монаха монастырское послушание… трудиться значит молиться: Laborare est orare — так говорили в средние века…». «Как все материальное в природе является для нас выражением Славы и Сияния Божия, «присносущей силы Его и Божества», так, в частности, и моя отрасль труда и общения с людьми больными и здоровыми вот уже скоро 50 лет является для меня таким источником, через который мне больше всего открывается духовный мир».
Уникальный в наши дни опыт верующего ученого, психиатра, врача и гражданина нашел воплощение в работах Д. Е. Мелехова: «Психиатрия и проблемы духовной жизни» и «Н. И. Пирогов и вопросы жизни». Первая из них, оставшаяся, к сожалению, незаконченной, задумана автором как практическое пособие, адресованное и церковным служащим и медикам одновременно. Действительно как священник, так и врач найдут в этой работе много полезного для решения подчас очень непростых вопросов, возникающих и там, где душевно больным оказывается верующий человек, и там, где психические расстройства определяются переживаниями религиозного содержания. Вместе с тем написанное Д. Е. Мелеховым, на наш взгляд, выходит далеко за пределы хотя и весьма ценных, но чисто утилитарных сведений. В работе нашло отражение стремление ученого-верующего по коренным вопросам психической жизни и психиатрии, которые в официальной науке освещались с узких, односторонних, а нередко и просто догматических позиций. «Поиски целостного учения о человеке», «Трихотомическое понимание строения личности», «Попытка объективного понимания религиозного опыта в современной психологии» — названия глав труда Д. Е. Мелехова говорят об уровне рассматриваемых в нем проблем.
И вместе с тем этот труд представляет собой своего рода введение в религиозную психопатологию -область знания о человеке, фактические у нас не существовавшую. Кроме того, в нем имеются малоизвестные данные, касающиеся истории психиатрии, связанные с отношением религиозных деятелей к душевнобольным. Наконец, в этой работе раскрывается еще одна грань научного творчества Д. Е. Мелехова: его интерес к патографии — разделу психиатрии, также практически у нас не развивавшемуся многие годы. Им предпринят анализ хорошо известных фактов душевных болезней Н. В. Гоголя и Ф. М. Достоевского, учитывающий одновременно и психиатрический и религиозный аспекты.
Как человека и как специалиста в области социальной психиатрии, остро реагировавшего на состояние общественной жизни, Д. Е. Мелехова не могли оставлять равнодушным и проблемы нравственного и духовного воспитания молодежи. Свое отношение к этой теме он выразил в единственной «непсихиатрической» работе «Н. И. Пирогов и вопросы жизни». Личность знаменитого хирурга особенно привлекала Дмитрия Евгеньевича. В нем он видел образец необычайно плодотворной жизни, соединившей в себе великие достижения ученого-медика и глубокую действенную религиозность. Именно эта вторая сторона жизни и творчества Н. И. Пирогова, о которой умалчивалось в многочисленных работах о нем, подробно раскрывается Д. Е. Мелеховым.
Одновременно «с помощью Н. И. Пирогова» он поставил глубоко правдивый диагноз состояния нравственного и духовного воспитания в нашем обществе. Он вполне совпадает с тем, о чем с тревогой говорится теперь с самых высоких трибун: «Нравственное воспитание вовсе не заключает в себе необходимости заглянуть в себя, прислушаться к голосу совести»… «Перед юношеством не встают задачи поисков мировоззрения и борьбы за него. Оно дается в готовом виде, и потому даже для тех, кто его перенимает, редко оказывается подлинным убеждением».
В последние годы мы как бы заново открываем для себя имена известных ученых, которые и в послеоктябрьское время сохраняли не только глубокие научные традиции, но и высокие духовные ценности нашего Отечества. Среди них и представители медицины — хирурги В. Н. Войно-Ясенский, С. С. Юдин и психиатр Д. Е. Мелехов. Теперь, когда понятию «милосердие» возвращается его первоначальный смысл, когда создаются реальные предпосылки сближения науки и религии, церкви и медицины во благо человека, нет сомнения, что и работы Д. Е. Мелехова станут активными участниками этого животворного процесса.
А. М. Медведев

Попытки объективного понимания религиозного опыта в современной психологии

Взаимоотношение естественнонаучной (медицинской) и теологической точек зрения на патологические проявления в психике человека в истории культуры было различным. Можно выделить три периода.
I-й период — господство религиозно-мистического понимания всех психопатологических проявлений. Психиатрии как медицинской дисциплины еще не существовало. Все психические болезни рассматривались как результат воздействия дьявола, бесоодержимость или как непосредственный результат первородного греха (Гейнрот). Лечить их поэтому должны не врачи, а священники, философы, моралисты. Организационно этому донаучному периоду развития психиатрии соответствовал монастырский период психиатрии, когда государство, не имея психиатрических больниц и врачей-психиатров, возлагало на монастыри призрение психически больных («бесных», «безумных», слабоумных) наряду с другими убогими людьми («хромцы», «слепцы» и др.). Справедливость требует сказать, что уже тогда в далекие времена мы имеем пример дифференцированного подхода к психически больным даже и в монастырях. И попытке разграничить переживания людей, возникающие под воздействием злой духовной силы, демонских искушений с одной стороны, и переживания, являющиеся результатом естественных природных процессов в организме с другой. Так, человек большого духовного опыта и тонкой наблюдательности, настоятель монастыря, Иоанн Лествичник (IV) приводит определенные признаки, по которым он советует различать возникающие помимо воли монахов расстройства настроения духовного происхождения от таких же не уступающих молитве и силе крестного знамения настроений, развитие которых зависит, как он пишет, «от естества». Также основатель монашества в Киевской Руси Антоний Печерский 3 года ухаживал за монахом, больным кататонией, рассматривая его состояние как болезнь, а не результат воздействия злого духа (пример этот цитируется проф. Т. И. Юдиным).

II-й период — ХIX век — становление психиатрии как научной медицинской дисциплины на основе рационалистических теорий (школе соматиков). По мнению сторонников этих теорий, психические болезни ничем не отличаются от соматических болезней. Только врач, исходя из чисто телесных, соматических и мозговых процессов, может понимать психопатологические проявления. Теолог и пастырь здесь не при чем. Всякий немедицинский путь отвергается и осуждается, как не имеющий познавательного значения (В. Гризингер 1861 г.) Проявления религиозной жизни трактовались (как иногда и в наше время) как психические заболевания или симптомы болезни (К. Шнейдер, 1956 г.). Религиозные догматы и идеи расцениваются как навязчивые идеи невротиков (Рейн, 1922 г.). Для Фрейда религия — «массовое безумие» и в то же время попытка самолечения человечества, помогающая ограничить власть инстинктов и влечений.
В последующие годы ставится задача создания «позитивной психологии религии» путем экспериментального воспроизведения и исследования религиозных переживаний с помощью религиозных тестов и понятий, как раздражителей, возбуждающих религиозное переживание. Этого типа исследователи, естественно, не идут дальше формального описания религиозных переживаний. Значение содержания духовного переживания, его «личностный смысл» отступает на задний план и игнорируется, как это вообще свойственно экспериментальным, чисто биологически-ориентированным теориям в физиологии и психологии.

III-й период — XX век, когда в психологии и психиатрии возникает императивная необходимость синтетического рассмотрения психических проявлений человека в норме и патологии, во всей полноте его духовного и психофизического бытия. Это направление в психологии привлекло внимание и сочувствие многих крупных ученых. Установлено, что наше знание обусловлено тем или иным познавательным метолом, что научные положения имеют ограниченную и преходящую ценность в зависимости от применяемого метода (К. Ясперс). Целостное антропологическое воззрение на человека во всей полноте его духовных и психофизических проявлений привлекло внимание таких ученых, как психиатры Бонхеффер, Кречмер, невролог Лермитт и др. Ими же признается необходимость рассматривать два аспекта религиозных явлений:

a. Поскольку проявления религиозной жизни в душе человека представляют собой определенные психологические состояния всей личности в целом и всегда связаны с теми или иными физиологическим процессами в организме человека, постольку они могут быть предметом психологического, психофизиологического, а в случаях патологии — психиатрического исследования.

b. Но содержание религиозных переживаний выходит за преданы компетенции этих методов: оно должно быть предметом религиозного исследования и теологии.
Психиатрические гипотезы, психологические обобщения и теории неадекватны для объяснения религиозных переживаний. Поэтому религиозный человек, его поведение, состояние и даже заблуждения должны восприниматься во всем целостном строе человеческой личности, который включает не только психофизиологическое, но и духовное бытие. Таков этот широкий «горизонт обобщения», который пропагандируется «Сократом современности» Шелером и принимается многими учеными. В книге Шелера «Существенная феноменология религии» (1921 г.) делается попытка по возможности точно определить специфические черты религиозного переживания и дать анализ этих его особенностей. Выдвигается в качестве необходимого для объективного ученого требование не только формального описания религиозных переживаний, но обязательного раскрытия их духовного содержания и влияния их на поведение личности. В качестве основного положения (постулата) принимается, что религиозный человек на любой степени религиозного опыта проникает в одну глубоко отличную от всего остального опытного мира область бытия и духовных ценностей. Поэтому подлинно религиозный акт отличается следующими чертами:

a. ему присуща «тенденция к надмирности»,

b. он осуществляется только посредством Божественного начала, в живой встрече с Богом, только при наличии некоего бытийного воздействия со стороны Божества, по Своей воле отдающегося человеку.
Таким образом утверждается «самобытность и непроизвольность религиозного опыта» (Шелер). Это «своеобразный синтетический акт, в котором мысль и функция «я» сплавлены в нерасторжимое единство» (Шелер), и который доступен формальному и историческому анализу; «отношение к духовому бытию стоит на первом плане в структуре религиозного переживания» (Вильволь 1989 г.). Для этого переживания характерна «целостность восприятия»: религиозное переживание открывается одновременно, как «дух и жизнь», как «духовность, излучающаяся в область иррационального, как иррациональная жизнь, соединяющаяся с духовностью». «Любовь и благоговение описываются как наиболее выдающиеся черты, присущие только религиозному мировосприятию, как не простые эмоциональные величины, но духовно-личностные ценности, которые возникают лишь в личном опыте и имеют отношения только к личному носителю ценностей» (Вильволь). И, наконец, Трильфас (1952 г.) подчеркивает, что подлинный религиозный акт неразрывно связан с его волевым побудительным компонентом (его «интенциональным коррелятом»). «Вера, как форма познания, имеет духовное содержание, но как норма практической жизни она есть тип человеческого поведения». Таковы в самых общих чертах попытки современной религиозной психологии определить объективно не только форму, но и содержание религиозного переживания.
В этих попытках можно видеть общие усилия неразрывно связанных между собой дисциплин: психологии религии, религиозной феноменологии и религиозной социологии, направленные на обобщение религиозного (в основном христианского) опыта человеческой личности. Такое определение формы и содержания религиозного переживания поможет нам в дальнейшем изложении разграничивать здоровое и больное в религиозной жизни человека, истинно религиозное и псевдорелигиозное. В этом плане будут иметь особо важное значение следующие характеристики религиозного переживания:

1. «Надмирность» этой живой встречи с Богом, проникновение в отличную от всего остального опытного мира область бытия, отношение к духовному бытию.

2. Синтетический характер этого переживания, в котором мысль и все функции человеческой личности выступают во всей их целостности, в единстве, в котором участвует сердце (не анатомический орган, не центр только эмоциональной жизни, но сердцевина, центр человеческой жизни, «место совершенного синтеза», «фокус всего бытия»).

3. Любовь и благоговение, как наиболее важные черты, присущие только религиозному мировосприятию.

4. Неразрывная связь с волевым, побудительным компонентом, обязательное отражение религиозного опыта в делах, в поведении человека.

Отношение врача-психиатра к религиозным переживаниям больного
Вопросы, поставленные в названии этой главы, по существу, являются задачей всех последующих глав, поэтому здесь даются только общие положения, которые найдут конкретное отражение в последующих главах. Из них, в частности, станет вполне очевидным, что религиозные переживания в общей структуре личности могут занимать очень разное, прямо до противоположности положение: они могут быть в случаях патологии непосредственным отражением симптомов болезни (галлюцинаций, бредовых идей, физически ощущаемого воздействия на мысли и физические проявления человека). Но они могут быть и проявлением здоровой личности, и тогда, даже при наличии болезни, они помогают больному сопротивляться ей, приспособляться к ней и компенсировать дефекты, внесенные болезнью в личность больного. Вот почему для врача недопустимо при исследовании больного «сходу» трактовать всякое религиозное переживание как патологию или заблуждение и тут же в процессе исследования начинать антирелигиозную пропаганду или демонстрировать свое элементарное, догматически-материалистическое отношение к религиозным исканиям и сомнениям своего пациента. Более терпимо снисходительно-скептическое отношение на у ровне либерального западноевропейского мировоззрения, но и оно не вызовет доверия больного и необходимого контакта с врачей. Врач должен с большим вниманием и уважением к личности больного объективно проследить развитие религиозных переживаний, их логические, философские и эмоциональные истоки, ознакомиться с религиозным опытом больного в прошлом и настоящем и помочь ему разобраться, разграничить, что в этом опыте непосредственно продиктовано болезнью, природными психофизическими особенностями и патологическими процессами, и что является ценным духовным опытом здоровых сторон личности, которые могут помочь в борьбе с болезнью и послужить базой психотерапевтической работы врача. Священник, духовник, пастырь человеческих душ имеет дело с самыми глубокими и сокровенными переживаниями человека как в норме, так и в патологии. Часто он первый замечает в пришедшем к нему за духовной помощью начальные признаки психического заболевания. Он постоянно имеет дело с живой человеческой душой, с ее трудностями и болезнями. Его компетенция — болезни человеческого духа, влияние греха и помощь людям в преодолении последствии греха, его власти и чувства вины.
Христос твердо сказал: «Не здоровые имеют нужду во враче, но больные. Я пришел призвать не праведников, а грешников к покаянию». Грех — универсальный факт жизни человеческой личности. Осознание греха и покаяние — единственный путь борьбы с грехом и его преодоления. «Наше эмпирически данное состояние, т. е. действующий в нас грех стал почти законом нашего земного бытия» (Aрхиепископ Софроний). Под влиянием греха живая человеческая душа, не потерявшая совесть, испытывает чувство вины, печаль, мочение и потребность освободиться от греха. Верующий человек идет за помощью в церковь, обращается к духовно-опытному человеку. Он испытывает духовную боль и страдание, а иногда несет и физические последствия греха. Пред духовником, а также и пред психиатром, если он верующий человек, стоит первая задача поставить «духовный диагноз», т. е. необходимо определить, что в этих страданиях человека имеет непосредственно духовную причину и подлежит лечению духовному. Одновременно надо установить, что в его переживаниях оказывается проявлением душевной болезни, имеющей причину в нарушениях мозговой деятельности или всего организма, а потому требует врачебной компетенции, вооруженной современными знаниями законов психологической жизни, законов биологической, эмоциональной душевной жизни и медицинского воздействия (область психиатрии и психофармакологии). Или, наконец, у пришедшего имеются такие психофизические нарушения, которые являются опосредствованным следствием личных или семейных грехов и тогда нуждаются в духовных и психиатрических методах лечения одновременно. В таких случаях духовное выздоровление может привести к психиатрическому и физическому выздоровлению (Именно так Христос исцелил расслабленного, когда видел духовную причину болезни и начинал с ее устранения: «Чадо, прощаются тебе грехи твои»). Вот этот этап определения правильного духовного диагноза не менее, а вероятно и более ответственный, чем только психиатрический диагноз. Это определение духовного уровня развития, которого достиг человек, выяснение глубоко скрытого в тайниках души его отношения к Богу и ко греху и способность его сопротивляться силе греха. Здесь необходима компетенция умного и опытного человека, который имеет особый дар как присущую ему способность духовной прозорливости или как результат обобщения большого духовного опыта. Апостол Павел это называл «различение духов» (discretio spiritum) и перечислят его среди даров духа, различных действий духа и служении («слово мудрости, слово знания, вера, исцеления, чудотворение, пророчество, различение духов, языки и их истолкования»). В сложных случаях, когда имеется одновременно и духовная и душевная (психическая) болезнь, необходима компетенция пастыря-богослова и врача психиатра, чтобы охватить анализом все сферы («течения») человеческой личности, все слои бытия в целом. Именно поэтому, в современной зарубежной литературе стала аксиомой необходимость совместной работы врача-психотерапевта и пастыря-богослова (Силензоргер). Это веление времени, диктуемое интересами больных и широкого и всестороннего понимания человеческой личности. Такая совместная работа необходима в сложных случаях, как на этапе диагноза, так и на этапе лечения. В качестве возможного варианта решения вопроса удачным является сочетание врача-психиатра и пастыря в одном лице.
Таков пример Уэтерхеда, который на основании своей 30-ти летней работы психотерапевта и пастыря написал полезную книгу «Психология, религия и лечение», к сожалению, в основном отражающую не православный, а протестантский опыт ведения пастырской работы. В предисловии к этой книге Уотерхауз, имеющий 15 лет такого духовного и психиатрического ведения больных, пишет: «Первый вопрос, который я задаю всякому приходящему ко мне за психотерапией: «Какова ваша религиозная вера, религиозные убеждения?» И если мне больной говорит, что он верующий, я гораздо более уверен в том, что смогу ему помочь, чем тогда, когда он лишен такой веры». Но такое сочетание психотерапевта, врача и духовника в одном лице является редкостью. Обычно в таких случаях возникает необходимость у духовника рекомендовать больному обратиться к врачебной компетенции. Поводы для такого обращения к медицинской компетенции можно указать следующие:

1. Припадки истерические, эпилептические и смешанные, вегетативно-вазомоторные.

2. Нарастающее падение работоспособности, утомляемость, прогрессирующее снижение памяти и интеллектуальных способностей.

3. Резкое и прогрессирующее изменение основных черт характера, немотивированное и независимое от внешних условий развитие возбудимости, холодности, злобности, жестокости, тревожности, эмоциональной неустойчивости.

4. Повторяющиеся обманы зрения, слуха, обоняния, тактильные обманы, патологические ощущения в коже, ощущения воздействия электротоком и т. д.

5. Глубокие и стойкие или часто рецидивирующие состояния депрессии, тоски с безнадежностью, унынием, в особенности с мыслями о самоубийстве или состояния беспричинной веселости с беспорядочной повышенной активностью, неконтролируемым наплывом мыслей и переоценкой своих возможностей.

6. Неуправляемые насильственные, навязчивые мысли, наплывы беспорядочных мыслей, непроизвольные остановки и обрывы в ходе логического процесса, ощущения искусственных, «сделанных», внушенных мыслей, возникающих под воздействием электротока, гипноза, радиоволн или бесоодержимости.

7. Яркие и повторяющиеся состояния «озарения», ‘прозрения», видения, голоса, не вытекающие из прежнего опыта и чуждые общей структуре личности.

8. Непреодолимая власть грубых биологических влечений, «хульных» мыслей, чуждых для основного ядра личности, чувство потери благости, богооставленность с унынием, отчаянием и мыслями о самоубийстве.

9. Крайняя гордость, уверенность в правильности своих ошибочных суждений, вопреки очевидной реальности и объективному мнению окружающих (бредовые идеи ревности, изобретательства, реформаторства в гражданской и церковной жизни). Или, наоборот, комплекс приниженности, самоуничижения, как проявления тайной гордости и эгоцентризма. (NB: «Люди, называемые в человеческом быту помешанными, на языке подвижников именуются прельщенными, находящимися в состоянии прелести,» — Архиепископ Софроний).

Духовный отец, прибегая к помощи врача, должен отдавать себе отчет, что врач подойдет к психологическим явлениям с точки зрения их объективного анализа в соответствии с современным уровнем развития науки, т. е. он не будет пытаться раскрыть духовный смысл переживаний или трактовать их как проявления бесоодержимости, но будет выяснять особенности их патогенеза (развития) на основе современных знаний физиологии и патологии мозга, обмена веществ, эндокринной системы и объективных законов психофизиологии и психопатологии. Его лечебные мероприятия будут продиктованы этими знаниями и его клиническим опытом, т. е. знанием законов и динамики развития патологических явлений в клинике и уровнем развития психофармакологии. Что же касается отношения самого духовника к психически больному, то здесь уместно сослаться на авторитет Епископа Игнатия (Брянчанинова), который так писал: «И слепому, и прокаженному, и поврежденному рассудком, и грудному младенцу, и уголовному преступнику, и язычнику окажи почтение, как образу Божию. Что тебе за дело до его немощей и недостатков? Наблюдай за собою, чтобы тебе не иметь недостатка в любви».
Этот совет отражает многовековой опыт православного сознания, практики монастырей, тюремных и больничных храмов (которые были и в психиатрических больницах): душевно больные здесь неизменно встречали любовь, сострадание, поразительную терпимость к их патологическим проявлениям и индивидуальным особенностям характера и поведения, заботу, уход и привлечение к общему труду, не говоря о привлечении к участию в богослужении и таинствах, если они были в сознании и готовы к покаянию. Здесь уместно обратить внимание на принципиальное значение такого внимательного отношения к проявлениям психических заболеваний и уважения к индивидуальным особенностям характера и темперамента верующих людей. Оно коренится в признании того, что человек свободен только в своей духовной сфере и сознательном выборе своего пути к Богу или протеста против Него. Что же касается психической сферы, душевной жизни, то уже у Макария Египетского мы встречаем признания «материальности души», хотя и подчеркивается, что это материя особого рода). Епископ Феофан говорит о телесной стороне души, обшей у человека с животными, и о признаках ее одухотворенности под воздействием духа и утверждает, что именно душевная сфера объединяет в себе телесную и духовную стороны человеческой природы. Это признание детерминированности индивидуальных черт человеческой психики, типов душевного устроения человека, равного достоинства «этих разных типов» вполне соответствует современному учению о характерах и темпераментах, о психологических витально-биологических основах аффектов и влечений, о выявлениях биохимических, эндокринных, генетических и даже церебральных механизмов, влияющих на структуры этих влечений. В соответствии с такими взглядами весь подвижнический опыт говорит о том, что изменять свой характер, аффекты, страсти и пристрастия можно только длительной и упорной работой над собой, системой аскетических приемов, влияющих как на психику, так и на соматику, как на душу, так и на тело. Всякая мысль о произвольности и легкости изменения своей природной организации признается неосновательной, продиктованной только отсутствием духовного опыта. Отсюда необходимость духовного руководства молодыми подвижниками. Отсюда целая система воспитательных приемов и необходимость создания соответствующей среды. Епископ Затворник в своих письмах о христианской жизни и в книге «Что есть духовная жизнь и как на нее настроиться» дает очень точные описания необходимых мер воздействия на тело и душу в процессе духовного роста и показывает, что необходима продуманная организация жизни и сферы, в которой мы живем, выбор людей, предметов, картин, мелодий, образов, окружающих нас повседневно, если мы желаем изменить свою психофизическую организацию в соответствии с требованиями духовной жизни.

Болезнь и здоровье в психике человека
Много веков человеческая личность стоит пред проблемой здоровья и болезни: определения этих понятий, разграничения их и переходов между ними. Религиозно-нравственное понимание всякой болезни, в том числе и психической болезни, отличается от рационального и научного. Для верующего человека болезнь всегда вызывает удивление, недоумение и необходимость самопроверки, выяснения духовного смысла посланного испытания: человек в болезни имеет время подумать, сосредоточиться с помощью друзей, близких или духовного отца, проверить свою жизнь, свои ошибки и падения, которые могли послужить причиной болезни, исправить их последствия через покаяние и таким образом использовать время болезни для духовно-нравственного исправления.
Смиренное принятие болезни, терпеливое несение этого периода, надежда на помощь не только врачей, но и того, кто силен врачевать все болезни — все эти качества были всегда типичны для людей высокого духа в период болезни. Каждый человек должен иметь такое отношение к болезни как образец для подражания. Именно такое принятие болезни открывает возможность духовного возрастания, служит успокоению человека пред лицом труднопереносимых страданий, является источником утешения; самопознания и духовного подъема в несчастии (Ясперс). Биологическое понимание болезни, как одной из форм проявления нарушений всеобщего закона приспособления к условиям существования, требует объективного выяснения причин и механизмов этого (в данном случае нарушенного) приспособления, знание причин и механизмов развития этих нарушений является основой для помощи организму в преодолении повреждений, внесенных болезнью, и мобилизации защитных, компенсаторных механизмов, помогающих устранить или, по крайней мере, уменьшить проявления болезни. Общечеловеческое отношение к болезни, как оно отразилось в жизни, философских и художественных произведениях, связано с пониманием несовершенства человеческой природы, какого-то исходного ее нарушения и повреждения. Для одних (как Ницше) это повреждение изначальное, выявляющее порочность самой человеческой личности. Для других оно-результат какой-то глубокой метафизической духовно-нравственной катастрофы, совершившейся в глубинах человеческого духа и извратившей первозданную гармонию человеческой личности, которая теперь является для человека заданной и искомой. Всякая болезнь и особенно психическая, вызывает недоумение, удивление, протест. Человек проходит ряд ступеней — уровней от дисгармонии, декоординации структурных частей его личности, до их распада, дезинтеграции, деградации. В ряде случаев на разных этапах болезни происходит заострение отдельных качеств личности, выявление ранее незамеченных творческих возможностей и даже какой-то особой мудрости и нравственной высоты этих людей (примеры ДОН Кихота, Гамлета, князя Мышкина и многих других). Эти общечеловеческие и философские попытки определять сущность здоровья и болезни могут иметь определенный интерес.
Актеон определял здоровье как гармонию противостоящих сил. Цицерон — как правильное взаимоотношение психических сил. Для Эпикура здоровье — полное удовлетворение всех потребностей. Для стойка — высокий моральный подход в преодолении страданий. Для Ницше здоровья как такового в природе не су шествует. Для Груле, здоровье — свободное развитие врожденного влечения к добру. Вайцзеккер определяет здоровье как естественную возможность выполнить человеческое предназначение или найти самою себя в наиболее полном и гармоничном включении в общество. Комитет экспертов ВОЗ ООН близок к этому и определяет здоровье не только как отсутствие болезней и страданий, но и возможность полноценной общественной активности. И. П. Павлов видел основу здоровой личности, целости нашего «Я» в правильном взаимоотношении и взаимодействии трех инстанций, трех систем высшей нервной деятельности:

1. безусловных рефлексов -врожденных биологических потребностей и инстинктов,

2. условных рефлексов, отражающих конкретный опыт личности и

3. третьей инстанции — второй сигнальной системы, отражающей в речевой и обобщенной абстрактной форме высшие достижения человеческой истории и культуры.

Здесь уместно напомнить то, что было сказано в гпаве 1-й о понимании здоровья Еп. Феофаном и Никодимом Святогорием, для которых основным признаком здоровья было единство и гармония всех трех ступеней (сфер, ярусов, слоев) человеческой личности -духовной, душевной и телесной, и это единство и гармония достигается только при условии преобладающего влияния сферы духа, который должен властвовать над душой и телом. В этом единстве и гармонии — здоровье, норма человеческой жизни. В этом спасение (греческое слово Soteria значит одновременно и спасение и здоровье). В болезни, наоборот, видят распад и изоляцию противоположно действующих сил или элементов и слоев личности. Но в истории, поэзии, в искусстве мы находим постоянное стремление осмыслить значение болезни для человека. Часто обращают внимание на то, что существуют какие-то скрытые соотношения между болезнью и самыми глубокими человеческими возможностями, между мудростью и болезнью, творчеством и болезнью. Постоянно ставится вопрос: раскрытие творческих возможностей у душевнобольного человека происходит благодаря болезни или вопреки болезни, за счет сохраняющихся творческих возможностей личности? Вопрос о соотношении религиозных переживании человека и болезни стоит в ряду этих проблем. Мы рассмотрим на конкретных примерах три стороны этого вопроса:
1. Религиозные переживания человека, как проявления болезни, когда больной воспринимает их как откровение, как реальность, ложная мистика по терминологии западных психологов и психиатров состояние прелести, прельщения по терминологии православных подвижников.

2. Религиозные переживания больного человека, их роль в борьбе с болезнью и значение их для компенсации последствий болезни.

3. Религиозные переживания, связанные с болезнью: могут ли они быть источником положительного религиозного опыта?

Ответ на эти вопросы требует внимательного анализа соотношения духовных и душевных процессов при различных психических заболеваниях (патологических формах) с учетом характера течения и стадии болезни, а также клинического состояния (синдрома), в котором болезнь проявляется на той или иной стадии развития. Для нашей задачи целесообразно иметь в виду современное разделение трех видов психических заболеваний в зависимости от их течения и степени участия органически деструктивных мозговых процессов в их развитии.
1-я группа болезней, в основе которых лежат соматические заболевания и органические процессы в головном мозге. Психопатологические проявления здесь отражают установленные физические изменения. Их точная квалификация, а не только психопатологический анализ является конечной целью врача: правильно поставленный диагноз открывает пути к лечению и помощи больному. Эти органические заболевания мозга в собственном смысле дают около 28% всех больных, находящихся на лечении в психиатрических больницах и диспансерах. Сюда относятся травмы и опухоли мозга, последствия энцефалитов и менингитов, мозговые специфические инфекции (сифилис мозга и прогрессивный паралич), склероз головного мозга, атрофические старческие и предстарческие заболевания, состояния врожденного слабоумия и умственной отсталости. Эта сравнительно простая для понимания группа болезней, оставляет еще нерешенные вопросы в связи с отсутствием совпадения и параллелизма между тяжестью болезни мозга и психическими нарушениями. Есть тяжелые психозы при умеренно выраженном страдании мозга, и есть тяжелые соматические мозговые поражения при умеренно выраженных нарушениях психики и даже при ясном сознании и душевном здоровье до самой смерти.

2-я группа психических заболеваний — так называемые эндогенные процессы. В этой группе нет специфических для диагноза соматических признаков. Диагноз ставится в основном на основе характерных изменении психики. Во многих случаях имеются отдельные соматические нарушения, которые позволяют предполагать наличие патологических процессов в головном мозге или явлений интоксикаций (самоотравления) в организме. Но часто соматические нарушения отсутствуют, в особенности на начальных этапах процесса или при благоприятном его течении. Если в дальнейшем они будут обнаружены (в чем у части психиатров в частности у наших отечественных есть уверенность) — тогда эти болезни могут перейти в 1-ю группу. При этих болезнях установлены специфические и необычные для здоровых людей психические проявления, психозы, припадки, изменения личности, которые имеют определенные и установленные закономерности развития и составляют основу нозологической характеристики и механизмов развития заболевания. Эти заболевания составляют подавляющее большинство больных, находящихся в больницах и диспансерах (50-60%). Сюда относятся три основные нозологические формы:
1. Маниакально-депрессивный психоз, циклотимия, вся группа аффективных психозов, типичные и атипичные формы их.

2. Шизофрения с различными ее формами и вариантами течения (медленно текущие. так называемые вялые — благоприятные формы, периодические приступообразнорецидивирующие формы, непрерывно текущие бредовые формы и юношеские злокачественно-текущие заболевания).

3. Генуинная наследственная эпилепсия.
При всех этих заболеваниях установлено определенное значение наследственного предрасположения, что дает основание признавать их эндогенную природу при определенном значении факторов внешней среды, воспитания, психических травм, защитных механизмов и сопротивляемости личности для выявления этого наследственного предрасположения, которое не считается роковым. Анатомические находки в мозгу отсутствуют при маниакально — депрессивном психозе, не характерны для шизофрении, при эпилепсии коррелируют с течением болезни и возможно являются не причиной, а следствием повторяющихся припадков, (эпилепсические заболевания при органических процессах в мозгу относятся к 1-й группе болезней).

3-я группа заболеваний — наиболее легких, функциональных и психогенных, а также конституциональных аномалий личности, не имеющих в своей основе деструктивных, т. е. разрушительных процессов в головном мозге. Эти заболевания не угрожают прогрессирующим течением. разрушением личности, снижением интеллекта, слабоумием. Сюда относятся реактивные психогенные заболевания, неврозы. психопатии, патологические характеры, аномалии личности и поведения. В больницах эти формы дают не более 10-15%. Их чаше можно встретить в санаториях, диспансерах, и даже в общих поликлиниках. По зарубежным данным в условиях урбанизации и индустриализации неврозами, если учесть и самые легкие формы, страдает большая часть человечества. Следовательно, это те пограничные заболевания, стоящие на границе между здоровьем и болезнью, с которыми врачу психотерапевту и пастырю в церкви приходится встречаться чаше всего:

1. Психопатии, патологические характеры (врожденные и приобретенные в связи с неблагоприятными условиями воспитания) типа возбудимых, эмоционально лабильных, патологически замкнутых, эмоционально холодных, конституциональных астеников, неврастеников, инфантильных, эмоционально лабильных истеричных, эгоцентричных инертных упрямцев, склонных к сверхценным (переоцениваемым) и бредовым образованиям (одержимых идеями ревности, сутяжничества, изобретательства, реформаторов общества), фантазеров, сексуально извращенных и т д Незрелость суждения и черты инфантильности являются общей особенностью большинства этих больных

2. Неврозы, невротические реакции и затяжные невротические развития личности возникающие в ответ на психотравмирующие ситуации у конституционально слабых или неуравновешенных личностей, в особенности тогда, когда они оказываются несостоятельными пред лицом непосильных требовании или сверхсильных раздражителей окружающей среды. Разделяют неврозы истерические навязчивые, фобические, ипохондрические, психастенические.
К этим формам врач будет подходить в поисках соматических и биологических причин и почвы, на которой они развились Психотерапевт постарается устранить психотравмирующие причины или по крайней мере научить больного правильно на них реагировать Опытный духовник поможет больному преодолеть моральные причины, дефекты воспитания, помочь больному достигнуть здорового уровня в духовной жизни, найти посильные и вызывающие интерес занятия и профессию, преодолеть моральные затруднения Здесь психотерапевтическая работа часто связана с глубоким анализом душевных переживании и многолетним воспитанием, ведением больного, психагогика (от греческого ago веду) как вид психотерапии В зависимости от убеждении и возможностей больного он часто обращается за этим к духовнику Но даже и врачи психотерапевты в этих случаях апеллируют к моральной стороне личности и обязательно обращают внимание на наличие совести и чувства вины у больного.
Один человек видит в болезни выход и выгоду для себя (при истерии), у другого моральная реакция на симптом болезни возбуждает протест, будит совесть, способность к критике (Вайцзеккер). Американский психиатр Карпмен в своей классификации пограничных состоянии (неврозов и психопатии) даже полностью отходит от медико-биологической точки зрения и придает решающее значение моральной самооценке больного и той реакции, которую вызывает только отрицательную реакцию, ибо психопаты бездушны, беззаботны, лишены чувства вины Жизнь у них проходит в примитивном животном плане Они не считаются с внешними обстоятельствами Их поведение определяется животными инстинктами не подчиняющимися диктату сознания. Они не способны на сложные эмоциональные реакции. Карпмен даже предложил заменить термин «психопатия» термином «анэтопатия» (патологическое отсутствие морального чувства). Один из последователей его Р. Миллер на этом основании предложил такой дифференциально-диагностический признак:
Если у больного есть совесть и чувство вины, это не психопатия, а только невроз. У психопата нет совести и чувства вины. В лучшем случае только чувство неудобства от тех или иных проявлении психопатического характера. Мы так подробно привели здесь эту крайнюю чисто морализирующую точку зрения для того, чтобы показать, что она далека от объективной медико-биологической и социальной характеристики психопатии, от научно медицинского и психотерапевтического подхода. Ибо христианский подход не заменяет, не подменяет медико-биологического подхода, а лишь его дополняет и обогащает. Эта морализирующая точка зрения по существу чужда и христианскому подходу к больным с психическими аномалиями; она противоречит всему многовековому опыту православной Церкви и в частности, монастырской психиатрии, заветам Христа о помощи больным и приведенному выше правилу епископа Игнатия Брянченинова. Но подробнее об этом речь 6удет идти в последующих главах, при описании отдельных форм заболеваний и конкретных примеров. Здесь в заключение этих вводных глав необходимо сказать о том, важном что объединяет усилия всех трех представителей науки и религии, которые призваны врачевать душевные недуги, врача, представляющего медико-биологическую точку зрения, психотерапевта, использующего методы психического воздействия на больного и духовника, представляющего религиозную точку зрения и использующего методы духовно-душевного воздействия. Все они в процессе работы с больными имеют одну общую задачу: помочь больному осознать свою болезнь, критически отнестись к симптомам болезни, к своим недостаткам, дефектам психики (интеллекта, темперамента, характера и поведения). Врач, использующий методы биологического и лекарственного (психофармакологического) воздействия для подавления бреда, галлюцинаций, возбуждения или депрессии, будет видеть успех своего лечения, если больной начинает понимать болезненное происхождение этих симптомов, относиться к ним, как к явлениям чуждым его личности. Такое критическое отношение говорит о выздоровлении. В других случаях больной говорит врачу: это было в прошлом (голоса, бред воздействия, колдовства, одержимости), а теперь этого нет. они меня оставили и не беспокоят. Такие больные иногда так и не понимают болезненного происхождения симптомов, но зная, что лекарство помогает их преодолеть, сами приходят к врачу в момент обострения или начинают вновь принимать назначенное ранее и помогавшее ранее лекарство. Врач в этих случаях констатирует неполное выздоровление, временное послабление хронической болезни, ремиссию с неполной критикой к болезни, с двойственным амбивалентным колеблющимся, неустойчивым отношением к ее симптомам.
Врач-психотерапевт сосредоточит внимание на тех симптомах, которые имеют психическое психогенное происхождение, которые связаны с психотравмирующими переживаниями (депрессия, навязчивые идеи, страхи, ипохондрические идеи) или с тяжелой реакцией на физическое или психическое заболевание, имеющие органическое, мозговое происхождение (склероз мозга, эпилепсия, шизофрения) или обусловлены конституцией, болезненным предрасположением (патология характера, психопатия). Во всех этих случаях задачей психотерапевта является выяснить путем детального исследования происхождение болезни, явные или скрытые психологические и конституциональные корни болезни объяснить их больному, довести до его сознания, помочь их осознать, критически оценить, преодолеть методами психотерапии, рациональной психотерапии разъяснением, разубеждением, внушением, гипнозом. самовнушением. аутогенной тренировкой, наконец воспитательной работой психологическими методами и т. д. Осознание с помощью врача порою давно забытых или вытесненных из сознания травмирующих переживаний помогает больному освободиться от их влияния (katarsis-древних греков). Правильное разумное отношение к психопатическим чертам характера или к болезненным влечениям с применением необходимой биологической терапии также облегчает состояние таких больных. В этих стадиях болезни нужна систематическая психотерапия и продолжение лекарственной, называемой теперь поддерживающей терапией.
Пред духовником стоит та же задача: помочь больному правильно критически отнестись к психической болезни, осознать ее и активно ей противостоять, пользуясь в необходимых случаях помощью врача. Верующий человек, живущий здоровой духовной жизнью, постоянно контролирует себя, состояние своего сердца, слышит голос совести, по мере духовного роста осознает свои грехи, может тяжело переживать раскаяние (плач о грехах), но в молитве, в покаянии, в литургии находит облегчение, освобождение и радость (печаль, которая от Бога производит неизменное покаяние ко спасению — ведет к духовному оздоровлению. Совсем иная печаль мирская, депрессия, которая не проходит от молитвы и покаяния, приводит человека в состояние тоски, отчаяния, уныния, «производит смерть».
Духовник должен уметь показать пришедшему к нему болезненный характер такой депрессии, является ли она результатом чрезмерной болезненной реакции на ту или иную потерю (близких людей, дорогих вещей, состояния) или результатом нарушения мозговой деятельности, витальной депрессией, эндогенной, циркулярной или даже шизофренической (т. е. происходит от природы, от естества). В таких случаях необходимо кроме лекарственной терапии постоянно и терпеливо напоминать больному, что это болезнь и она пройдет (аффективные психозы теперь доступны терапии). Также необходимо привести больного к осознанию болезни при противоположных состояниях -возбуждения, переоценки своих сил. горделивых бредовых мыслей о своем богатстве, об исключительных способностях, об изобретениях мирового значения, об исключительном понимании и праве всех учить, обличать (паранойя — бред изобретательства, реформаторства. сутяжничества. ревности и т. п.). В этих случаях, задача длительного и упорного лечения привести больного к самокритической оценке своего состояния. То же самое и при галлюцинациях, бредовых идеях воздействия, навязчивых идеях, особенно тягостных для верующего человека непреодолимых навязчивых идеях и автоматических, нерегулируемых волей идеях хульного содержания, (т. н. хульных мыслях). Они требуют длительного лечения. Духовник своим авторитетом должен помочь больному понять, что эти идеи не являются результатом воздействия злого духа, бесоодержимости, а происходят от болезненного состояния центральной нервной системы, от естества, от природы То же самое относится и к галлюцинациям и голосам ободряющего, критикующего, императивного характера или типа повторяющихся озарений,, откровений. Во всех этих случаях нужна особая трезвость оценки, правильный духовный диагноз и умение различить духовные явления от болезненных На примерах в дальнейшем изложении будет показано, что опыт в частности православных подвижников помогает отличить подлинно духовные переживания от болезненных, которые при отсутствии критического к ним отношения неизменно приводят верующего в состояние прелести.

Соотношения и взаимное влияние духовных и душевных переживаний при аффективных психозах
Анализ различных взаимоотношении духовных и душевных переживании мы начнем с сравнительно простых и очень распространенных аффективных психозов, при которых первичными являются сдвиги в аффективных, витальных, жизненных биологических слоях психики со сменой периодов упадка, подавленности, депрессии и периодов подъема, экзальтации, так называемого маниакального состояния. Причем периоду депрессии соответствует замедление, заторможение мыслей и действии по темпу и мрачная окраска содержания мышления (идеи самоуничижения исключительной греховности, преступности, безнадежности, уныния, духовной гибели и самоубийства). Периоду экзальтации маниакального состояния соответствует быстрый темп движений, гиперактивность, обилие мыслей и отвлекаемость, скачка идей, переоценка своих возможностей, достигающая степени идей величия, могущества и т. д. Эти периодические смены фаз депрессии и подъема настроения, так называемые циркулярные психозы, в легких амбулаторных случаях носят название циклотимии, часть не диагностируются и проходят, как периоды особой продуктивности в работе, солнечного настроения, живости и остроумия в обыденной жизни, или наоборот, как периоды меланхолии, мрачного настроения, медлительности в мыслях и действиях. В более тяжелых случаях приводят к неожиданному для окружающих самоубийству, осложняются бредовыми идеями преследования. воздействия, состояниями ступора, неподвижности и тогда дают основание для диагноза атипичного циркулярного психоза и циклофрении в одних психиатрических школах или для диагноза циркулярной и периодической шизофрении в других школах.
Для нас нозологическая оценка этих смешанных, осложненных, переходных форм не имеет значения. Важно лишь то, что возникают они у лиц особого психопатического склада, или на почве органической неполноценности мозга или в результате шизофрении, протекающей во время первых приступов по типу аффективных психозов. Типичные простые, неосложненные аффективные психозы, чаще развиваются у лиц мягких, общительных, эмоционально теплых синтонных, (т. е. гармоничных по своему складу), а по господствующему настроению относятся к конституционально депрессивным, склонным к пониженному настроению, чувству собственной малоценности, недооценивающих себя в духовной области, склонных к повышенному чувству Греховности, к слезам и печали о своих ошибках, к сомнениям в возможности прощения и редко их посещающему чувству радости прощения при покаянии. Другие, наоборот обладают повышенным фоном настроения: это гипертимики, они оптимисты. самоуверенные, деятельные, часто гиперактивные, но поверхностные, легкомысленные люди. Чувство покаяния и плача о грехах им не дано от природы, по их естеству. Если первых надо призывать к радости прошения, то вторым надо прививать чувство совести, самоконтроля, греха и покаяния. Третьи из предрасположенных к аффективным психозам живут под флагом постоянной смены периодов депрессии, экзальтации и периодов ровного среднего настроения или даже депрессии (циклотимики). Рассмотрим круг относящихся к этим заболеваниям проблем на примере болезни Н В Гоголя, который умер в 1852 г, когда еще циркулярный психоз не был описан.
Его болезнь в то время не была правильно распознана, врачи ее неправильно лечили, духовный его руководитель неправильно оценивал состояние больного, хотя он за 12 лет перенес 9 аффективных приступов болезни, которые усложнялись от приступа к приступу, принимали атипичную форму благодаря включению бредовых и кататонических (ступорозных) симптомов (заторможенности). И больной умер от тяжелого истощения с нарушением обмена веществ, бредом греховности, самоуничижения, а на высоте приступа с упорным отказом от пищи, полной двигательной и мыслительной заторможенности и мутизмом (10 дней не говорил ни слова). Сожжение 2го тома «Мертвых душ» было также совершено во время приступа депрессии с болезненным сознанием своей виновности и греховности своего творчества. По своему характеру Н. В. Гоголь был, конечно, не синтонным человеком. Биографы говорят о странной смеси упрямства, дерзкой самонадеянности и самого униженного смирения при склонности к ипохондрическим переживаниям и странным выходкам еще во время учебы в лицее. Нозологическая трактовка болезни Гоголя (для нашей задачи не имеющая существенного значения) до сих пор остается предметом дискуссии (маниакально-депрессивный психоз или приступообразная шизофрения, на первых этапах протекающая в форме аффективных приступов).
Первый приступ болезни Гоголь переносит в 1840 г. в Риме. Он сознает, что находится в необычайном болезненном состоянии и пишет в письмах о тяжести в груди, давление дотоле не испытанном, об остановившемся пищеварении (что типично для депрессии), о болезненной тоске, которой нет описания, как смертный ужас. Он пишет: «Солнце, небо — все мне неприятно. Моя бедная душа: ей здесь нет приюта. Я теперь гожусь больше для монастыря, чем для жизни светской». Противоположные состояния: — 5/03-1841 г. В письме к Аксакову: «Да, друг мой, я глубоко счастлив, я слышу и знаю дивные минуты, создание чудное творится и совершается в душе моей». 13/03 -«труд мой велик, мой подвиг — спасителен». Данилевскому — 7/VII — «О верь словам моим. Властью высшею облечено отныне мое слово». Языкову — 23/Х — «У меня на душе хорошо и свежо». Аксаков потом пишет об этих периодах: «Гоголь в эти периоды впадал в противный тон самоуверенного наставника». В состоянии патологической экзальтации появлялись мысли о его провиденциональном назначении. В первых приступах еще сохранялась критическая оценка своего состояния и поведения. Гоголь сам знал эти периоды возбуждения, наступавшие на выходе из депрессии на несколько недель, когда он не вполне владел своими чувствами и волей. В частности о «Переписке с друзьями» он писал о. Матфею и Иванову, что он написал и выпустил эту книгу «слишком скоро после своего болезненного состояния, когда ни нервы, ни голова не пришли еще в нормальный порядок».
В 1842 г. новый приступ депрессии и он пишет: «Мной овладела моя обыкновенная (уже обыкновенная) периодическая болезнь, во время которой я остаюсь почти в неподвижном состоянии в комнате иногда в продолжение 2-3 недель. Голова моя одеревенела. Разорваны последние узы, связывающие меня со светом. Нет выше звания монаха». (Письмо Прокоповичу). Снова в 1846 г.: состояние настолько тяжелое, что повеситься или утопиться кажется ему единственным выходом, как бы похожим на лекарство. «Молитесь, друг мой, да не оставит меня Бог в минуты невыносимой скорби и уныния» (письмо Языкову).
В 1848 г. перед поездкой в Палестину письма еще отражают сопротивление и борьбу наступающим приступам болезни. Он рассылает близким и друзьям составленную им молитву с просьбой вспоминать его и молиться о нем по этой записочке сверх того, что находится в обоих молебнах. «Душу же его исполни благодатных мыслей во все время дороги его. Удали от него духа колебания, духа помыслов мятежных и волнуемых, духа суеверия, пустых примет и малодушных предчувствии, ничтожного духа робости и боязни». (Письмо Шереметьевой 22/1 из Неаполя.)
Приступы учащаются и становятся тяжелее: 1849 г. — Жуковскому: «Что это со мной? Старость или временное оцепенение сил? Или в самом деле 42 года для меня старость? От чего, зачем на меня нашло такое оцепенение — этого я не могу понять. Если бы Вы знали, какие со мной странные происходят перевороты, как сильно все растерзано внутри меня. Боже, сколько я пережил (биограф Шенрок читает — пережог?), сколько перестрадал».
Последний приступ болезни (XII 1851-II-1852), в котором Гоголь погиб, протекал злокачественно, на фоне нарастающего депрессивного аффекта с бредовыми идеями самообвинения и гибели, с кататоническим ступорным состоянием, прогрессирующим истощением и полным отказом от пищи. Известно, что 2 суток он провел пред иконами на коленях без пищи и питья. Слуга обращается к друзьям, т. к. опасается за его жизнь. 11-12/02 он сжигает все рукописи 2-го тома «Мертвые души». С этой ночи он 10 дней лежит в напряженной позе в постели, ни с кем не говорит до самой смерти (вследствие бурно нараставшего истощения).
Итак, даже при отсутствии истории болезни и компетентного врачебного описания из этих потрясающих по наблюдательности и художественной точности самоописаний ясно следующее:
1. Гоголь страдал аффективно-бредовым психозом с приступообразным циркулярным течением.

2. Гоголь знал о своей ставшей обыкновенной периодической болезни и боролся с ней с помощью друзей и духовника о. Матфея.

3. Описание этой болезни в психиатрической литературе не было известным и впервые появилось через два года после смерти Гоголя (в 1854 г.). Поведение врачей и духовника в отношении патологических состояний Гоголя было ошибочным (Примечание).

4. При таких заболеваниях -обязанность духовника вовремя распознать аффективные витальные корни депрессии и маний, вовремя рекомендовать обратиться за помощью к врачу и помочь бороться во время депрессии с унынием, с греховными мыслями о самоубийстве с безнадежностью, мирской печалью, с тоской, которая «производит смерть», а во время экзальтации -помочь бороться с горделивыми мыслями, переоценкой своих возможностей, которые непосредственно смыкаются с состоянием прелести.

5. В религиозных переживаниях Гоголя были, особенно в первых приступах и даже до 1848 г. , элементы борьбы с болезнью, сопротивления, молитвенного призывания помощи Божией и просьбой к близким и друзьям о помощи в борьбе с мятежными помыслами, суевериями, пустыми приметами и малодушными предчувствиями. В дальнейших приступах и особенно в последнем было уже полное господство бреда греховности, самоуничижения, потери веры в возможность прощения, т. е. все то, что западными психологами религии расценивается как ложная мистика, продиктованная болезнью.

6. Отсутствие истории болезни, описания состояний больного между приступами и, наконец, недоступность для изучения творчества Гоголя в последние 10 лет его жизни не оставляет места для дискуссии о нозологическом диагнозе (циркулярный психоз атипичный или рецидивирующая, циркулярная шизофрения). В пользу последнего диагноза говорит отсутствие подлинных светлых промежутков, после частных, почти ежегодных приступов, изменения личности и творчества, утраты творческой свободы и того легкого жизнерадостного искрящегося весельем и юмором гения, которым Гоголь владел до начала болезни. Все это позволяет говорить о том, что у больного в ходе болезни наростали изменения личности, выходящие за рамки только ослабления и одряхления, которые наблюдаются у больных циркулярным психозом в более пожилом возрасте. Психиатр скажет, что в ремиссии у больного не было полного восстановления и наблюдались остаточные явления болезни, синдром изменения личности.
Примечание: При отказе от пищи и прогрессирующей истощении врачи применят с лечебной целью пиявки, кровопускание, рвотные средства вместо укрепляющего лечения, искусственного питания и т. п.

Духовник не понимал, что имеет дело далеко не с обычным покаянием, печалью о грехах здорового человека, которая в обшей диалектике здорового покаяния заканчивается радостью прошения и возвращением в дом Отца. У Гоголя была депрессия витальная, от природных биологических процессов, по естеству, печаль не та, которая от Бога, и которая производит неизменное покаяние ко спасению, а печаль мирская, которая производит смерть (по Ап. Павлу). По этому вместо ободрения и призыва к самопроверке, вместо разъяснения больному, что он впал в болезнь, которая имеет естественное биологическое происхождение, что эту болезнь надо принять и с терпением нести, как человек переносит тиф и воспаление легких или туберкулез, духовник советовал бросить все и идти в монастырь, а во время последнего приступа привел Гоголя в ужас угрозами загробной кары, так что Гоголь прервал ею словами: «Довольно! Оставьте! Не могу больше слушать! Слишком страшно!», и просил у него извинения за то, что «оскорбил его» (письмо Плетнева Жуковскому).
Болезнь и смерть Гоголя типичный случай, когда врачи еще не умели распознавать это заболевание, которое еще не было описано в медицинской литературе, а духовник — тоже не знал биологических законов развития этого заболевания, толковал его односторонне, духовно-мистически, а не в аспекте широкого горизонта человеческой личности, единства в ней биологического, психологического и духовного в их сложных взаимоотношениях. Таковы результаты недостаточной компетентности врачебного и (позволим себе сказать) духовного диагноза, которые в наше время уже непростительны: избежать их в таких случаях можно только объединенными усилиями врача и духовника, верующий больной нуждается в помощи их обоих.

Скачать книгу полностью (документ Word, 278 кб)

См. также: Д.А. Авдеев. Православная психиатрия (документ RTF, 515кб)