Все эти истории произошли в реальности. Все имена героев изменены.
«Я – нищебродка»
Когда рано утром Нина сказала, что не хочет идти в школу, мама на нее в сердцах накричала.
– Ты понимаешь, как важно, чтобы ты хорошо училась и поступила в хороший вуз?! Ты что, хочешь, как я, всю жизнь домработницей у богатых людей вкалывать?
И только когда дочь, ничего не ответив, стала ронять слезы в кашу, Надежда испугалась: обычно у дочери от матери больших секретов не было. Надя приходила домой после трудной смены няни-многостаночницы, чтобы вечер был с Ниночкой.
– Поговорим вечером? – поцеловала дочь в макушку – а то мне уже бежать. Да и тебе пора собираться. Но вечером поговорить не успели, хозяева попросили посидеть с детьми, а сами пошли в театр. Когда Надежда пришла домой, Нина уже спала.
– Какая она у меня самостоятельная! – то ли с гордостью, то ли с болью подумала Надя. – Весь день одна и со всем справляется.
А когда спустя неделю позвонила классная руководительница и спросила, по какой причине Нина уже неделю не приходит в школу, Надя подумала, не перепутала ли что учительница. Ее Ниночка прогульщица?!
Разговор по душам не получился. Дочь молчала. Они поссорились, обе плакали.
А потом как-то, вытирая пыль в комнате, Надя обнаружила выпавшую из-под спинки дивана тетрадку Нины, с фразой, неоднократно Ниной прописанной: «Я не хочу жить! Я не хочу жить…»
Несмотря на поздний час, Надежда позвонила своей работодательнице, извинилась, что не сможет завтра придти. А утром увидела испуганные глаза дочки, когда та поняла, что мама не уходит.
Оказалось, что девятилетняя девочка месяц не ходит в школу. Когда Нину прорвало, и она стала рассказывать маме, как издеваются над ней одноклассники, Надежда долгое время не могла подобрать слов.
– Я – нищебродка, – рыдала дочь. – и так должна со всеми здороваться, когда прихожу утром в класс. А если отказываюсь, то мальчишки, все по очереди, имеют право в меня плеваться. А девчонки хихикают или отворачиваются.
– А что учительница? – еле выдавила из себя Надежда
– Она их любит, а меня нет, и поэтому делает вид, что ничего не замечает, – как-то по-взрослому вздохнула дочь.
«Я – адвокат московской коллегии адвокатов!»
На следующий день, снова отпросившись у своих хозяев, Надежда пошла в школу вместе с дочерью. У школьных дверей девочка попыталась от матери сбежать. Ей это удалось, потому что охранник устроил Надежде допрос: документы, к кому, по какому делу?
С классной говорили на бегу: та сообщила, что у Нади странная девочка, никогда не улыбается, ничего не рассказывает, и непонятно, по какой причине пропускает школу. А когда Надежда попыталась объяснить, что происходит в классе и как травят ее дочь, учительница раздраженным тоном произнесла:
– Любите вы, мамочки, перекладывать всю ответственность за безалаберность своих детей на школу! – и захлопнула дверь учительской перед Надей.
Вечером Нина не стала узнавать у мамы, о чем та говорила с учительницей, а Надежда страшилась спросить у дочери, плевались ли в нее сегодня в классе. Зато на следующий день спросила совета у своей работодательницы, – юриста, преподавателя престижного столичного вуза. Вместо рекомендаций та уточнила адрес школы и имя-отчество учительницы.
Дальше было похоже на сказку: Нина снова стала улыбаться и сама рассказала матери, что теперь мальчишки в классе с ней первые здороваются и никак не задирают.
– Они боятся мою тетю! – с гордостью сообщила..
– Какую тетю? У нас же с тобой никого нет? – удивилась Надя.
Оказалось, что однажды утром у школы Нину встретила та самая Надина хозяйка, юрист. Зная девочку в лицо, попросила у нее разрешения зайти вместе в ее класс. Без проблем прошла через школьную охрану, предъявив адвокатское удостоверение.
Когда они открыли дверь в класс, учительница при детях принялась отчитывать женщину – по какому праву та здесь находится?
– Я адвокат Московской коллегии адвокатов и тетя Нины, – спокойно ответила защитница Нины-третьеклассницы, – сейчас у меня должна быть встреча с директором школы. По делу о травле одной девочки, над которой издеваются ее одноклассники. А к вам я случайно заглянула, узнать, как обстоят дела в школе у моей племянницы.
– У нее все замечательно, ее все любят и хотят с ней дружить, правда, дети? – обратилась к классу классная руководительница.
– Да! – хором ответил класс.
«Что с ним делали в туалете, я не знаю. Мне было страаашно»
Яна очень переживала, когда ее самый младший пошел в первый класс. За старших дочек они с мужем не беспокоились. У тех большой школьный стаж, пятый и восьмой класс, хорошие отношения с одноклассниками. Точнее, никаких отношений.
Сразу после уроков одна ехала сначала в музыкалку, потом на бокс, другая – пять дней в неделю занималась в танцевальной студии, плюс еще дополнительный английский. К первой мальчишки в классе относились уважительно, а вторая, как интроверт, не обращала внимания на школьные коалиции. Ее и учителя не трогали: учится хорошо, ну и ладно.
С Сашей все иначе. Слишком шумный, слишком непоседа, на уроках невнимателен. Однажды выбежал к маме со школьного крыльца в смятении. Яна стала спрашивать, что случилось, а Саша заговорщицким тоном сказал:
– Расскажу дома. Не здесь. – И со всех ног побежал домой, Яна еле за ним успевала.
Как сели обедать, мама спросила:
– Почему у тебя был такой испуганный вид, когда мы шли домой?
И Саша, забыв про суп, рассказывал, что в их классе есть теперь самый главный мальчик, которого все остальные должны слушаться.
Потому что ему уже восемь лет, и он дружит с пятиклассниками. А еще есть другой мальчик, который с самого начала не захотел выполнять приказы «главаря».
Услышав тюремный жаргон, Яна пришла в ужас. Но виду не подавала.
А Саша продолжал:
– Сегодня над Данилой была расправа. Пятиклассники завели его в туалет и прямо в шапке макнули в унитаз.
– А ты где в это время был? – как будто невзначай спросила Яна.
– Мы с другом сначала пошли смотреть, что с Даней будут делать, но потом убежали.
– Испугались?
– Неа, нам не понравилось, как они с ним поступили. Но и страшно чуть-чуть было, вдруг и к нам сейчас прицепятся?
Вечером, когда муж пришел с работы, Яна рассказала ему о случившемся.
– Не обращай внимания, – отреагировал тот. – Это ж мальчишки, сами разберутся.
Но Яне эта ситуация совсем не понравилась. И на следующий день, встречая сына у школы, она попросила его показать, кто такой Данила и кто его встречает.
– Он с няней ходит, они уже ушли раньше, – ответил Саша.
Яна не знала, что делать дальше. Ведь это не ее сына травили, и вроде бы разбираться в случившемся у нее не было морального права.
Но сегодня унизили одного мальчика, а завтра придет очередь ее сына?
Она стала осторожно интересоваться: а как бы он поступил на месте Дани. Когда двое более старших ребят ведут тебя на расправу, и ты знаешь, что тебя сейчас будут бить и никто за тебя не заступится?
И тут Саша стал плакать. Громко, со всхлипами. Оказалось, что ему очень жалко Даню, потому что этот подлец (он так и сказал про мальчика, назначившего себя старшим) хвастался, что его дружки ему сегодня покажут.
– И эти негодяи опять повели Даню в туалет, а что с ним там делали, я не знаю. Потому что мне страааашно, – все плакал и плакал сын.
И тогда Яна решила, что должна сделать две вещи. Во-первых, она записала сына на уроки дзюдо в спортивной школе.
Занятия там три раза в неделю и не так чтобы близко от дома, и не так чтобы бесплатно. Зато сын теперь пытается отрабатывать приемы на сестрах, и ни разу с тех пор не плакал.
А во-вторых, она все-таки написала в родительском классном чате о том, как травят Даню при помощи ребят из старших классов.
К чести классной руководительницы, она тут же собрала общее собрание, и детей, и родителей, на которое пришел и директор школы.
Мама маленького, так называемого главаря 1а-класса, была потрясена. И вместе с сыном за руку она подошла к мальчику, которого бил ее сын, и извинилась. Заставила сына извиниться перед классом, а потом и сама извинилась. С тех пор Яна каждый день интересуется у сына, как там дела у ребят?
Саша гордо отвечает, что теперь в их классе «ничего такого не происходит».
– А если кто-то захочет нас обидеть, то я им покажу, – и гордо сгибает правую руку, намекая на наличие бицепсов.
«Научись быть приличной девочкой»
Когда Ольга Сергеевна позвонила Кате домой и вызвала ее родителей в школу, девочка целый вечер про себя твердила:
– Хоть бы пошел папа! Хоть бы он, а не мама…
Реакции мамы двенадцатилетняя Катя боялась, потому что знала: мама всегда становится на сторону противоположной стороны.
Мама уверена, что Катя всегда первая начинает ссору по любому поводу и всегда ее во всем упрекает, упрекает. И в том, что Катя ведет себя не как девочка, а как какой-то отчаянный хулиган:
– Даже слушать не хочу! У тебя всегда все виноваты. Но девочки так себя не ведут.
– А как должны себя вести девочки?! – спорит с мамой, но не вслух, а про себя Катя. – Что делать, если тебя матом посылают?
Кате обидно, что мама совсем не хочет ее слушать, тем более что доказывать правоту кулаками ее научил папа. И когда она слышит, как из-за нее мама ругается уже с папой, ей становится совсем тоскливо.
– Это ты ее поощряешь во всех хулиганских выходках, – «воспитывает» мама папу.
Но разве папа виноват в том, что ее почти каждый день обзывают так, что хочется побить обидчика? Что, когда на ее странице Вконтакте ей пишут всякие гадости, то она от злости пишет еще больше в ответ. Что, когда что-то случается в классе, то их училка первым долгом обязательно скажет:
– Ну, это, конечно же, Катя была зачинщицей?
– А почему сразу я? – тут же вскипает Катя и вступает с учительницей в перепалку. А если в такой момент кто-то из мальчишек, всю эту свару и затеявших, исподтишка скажет что-то ехидное, Катя уже собой не владеет. В последний раз она ударила одноклассника прямо на глазах у классной. Тот не остался в долгу и пнул Катю в живот. А классная велела вызвать в школу только Катиных родителей.
И вот теперь Катя сидит дома не жива ни мертва и изо всех сил желает, чтобы в школу пошел папа. Папа всегда разговаривает с ней спокойно. И ему Катя может озвучить все прозвища, которыми ее обзывают в классе. А маме, если это начать объяснять, то только и дождешься резкого окрика:
– Я же просила тебя не выражаться!
Но ведь это не Катя так выражается, это ее так обзывают в школе. А когда она, по совету мамы, подошла к классной и пожаловалась, что одноклассник Андрей настраивает против нее даже ее подружек, Ольга Сергеевна, недослушав, сразу укорила:
– Научись себя вести как приличная девочка, тогда и обижать никто не будет.
Но Катя устала быть приличной девочкой. Если бы была возможность, она бы с удовольствием перешла в другую школу, где сразу бы обозначила свое место. Она бы предупредила всех, что с ней связываться опасно, и тогда никто не посмел бы обзывать ее последними словами. И тогда мама бы не расстраивалась и не ругалась так подолгу с папой на кухне, думая, что их никто не слышит.
Как найти доверие?
Комментирует Наталья Цымбаленко, спасшая своего 11-летнего сына и его друзей от травли со стороны одноклассников. Рассказав о своем опыте борьбы с подростковым буллингом в Фейсбуке, Наталья получила огромное количество комментариев с историями буллинга либо в своем детстве, либо уже со своими детьми.
– Дети, если что-то их беспокоит, всегда, в той или иной форме это транслируют. Например, если ребенок не хочет идти в школу, он будет придумывать разные предлоги. Скажет, что у него что-то болит, или на самом деле заболеет, – так подключается психосоматика. Он будет уходить от обсуждения любых школьных тем – это тоже сигнал для родителей, и очень важный.
Важно ловить все сигналы, и, если подросток не захочет об этом рассказывать, – это нормально, ведь это признание «в слабости», – родители обязательно должны найти свои способы обсудить больную тему.
Нужно всячески показать, что вы – на стороне ребенка, что вы поможете, подержите, и все образуется.
Когда это случилось с Петей, мы были неопытны и наделали ошибок. Поначалу тоже советовали не обращать внимания на агрессию, а попытаться поговорить с этими ребятами.
Зато когда теперь сын рассказывает о какой-либо трудной ситуации со сверстниками, мы ее детально разбираем: что ты сказал, а что тот сказал, хочешь, я поговорю с другими родителями? Иногда нашим детям кажется, что они могут разрулить все сами, но не всегда это получается без помощи взрослых. Особенно, если есть угроза физического воздействия, ведь дети себя не контролируют.
Ребенок должен чувствовать, что его мнение уважают
Важно соблюсти баланс в помощи и советах: ваш ребенок должен чувствовать, что и его мнение уважают. Нельзя говорить: «Да что ты сам сможешь!» При этом у родителей всегда должна быть возможность подстраховать, вовремя поправить ситуацию.
И тогда, даже если ваш сын говорит «я сам во всем разберусь», можно сообща решить: а как ты будешь разбираться? Какие у тебя есть для этого ресурсы? Если один на один с главным обидчиком, это одна ситуация. А если обидчиков много? Я бы позвала подмогу. Вплоть до того, чтобы нанять телохранителей. Одно время наш папа провожал Петю до школы, а потом встречал.
Когда мы увидели, что Петя боится драться, что он не может никого ударить в ответ, даже защищая друга, мы отправили Петю в спортивный клуб.
Мы с сыном всегда проговаривали все возможные варианты выхода из ситуации: если хочешь, сегодня можешь школу пропустить. А если надо, то можешь перейти в другую школу. Или учиться дистанционно.
«Тот конфликт сблизил всю семью»
Пете сейчас 14 лет, и я уверена, что он рассказывает мне не все. Но ни меня, ни мужа это не обижает. Мы понимаем, что у сына свой мир, доверительные разговоры с друзьями, свои интересы и увлечения.
У него своя комната, в которой мы никогда ничего не «ищем», ничего не трогаем. Моя принципиальная позиция – не лезть в его гаджеты, я не проверяю его телефоны и не подслушиваю у двери, о чем он разговаривает с друзьями.
Но я все равно наблюдаю за ним, это же мой ребенок.
Теперь, когда мы это все прошли, я понимаю, что эта история нашу семью очень сблизила. А Петю утвердила в ощущении, что семья – всегда за него, и что он часть команды семейного корабля, и когда у него есть какие-то сложные вопросы, он может прийти и обсудить их.
«Я дружу с друзьями сына»
Еще я стараюсь поддерживать отношения с Петиными друзьями. Я их знаю – во что они играют, что обсуждают, кто их родители, и всячески приветствую общение под нашим ненавязчивым присмотром. И если сын с друзьями хочет потусить, мы говорим: конечно же, у нас! Да, у нас можно остаться на ночевку!
Если у меня возникнут сомнения, что с Петей происходит неладное, и я вижу, что мой ребенок что-то скрывает или его что-то гложет, я смогу осторожно спросить его друзей об этом. Так было и в моей семье, когда я была подростком и увлекалась роком, так сейчас и в нашей семье.
А если не помогают разговоры – обращайтесь в полицию
Если ребенок – участник или зачинщик травли – потенциальный абьюзер и не понимает границ своей агрессии, то с ним тоже нужно разговаривать. Дети часто бывают жестокими, но если взрослые вмешиваются, не поддерживают и не попускают такое поведение, дети, как правило, это понимают.
Но если разговоры не помогают или взрослые не вмешиваются – обращайтесь в полицию. Как только мы начали решать конфликт в правовом поле, привлекать инспектора по делам несовершеннолетних, все закончилось. Как только появляется третья сторона в детских разборках, все эти разговоры – кто храбрее, кто нищеброд и т.д., заканчиваются.
Юридической грамотности нужно учиться и детей учить.
«Без родительской поддержки ребенок травлю не переживет»
Комментирует Ирина Лукьянова, учитель литературы, автор книги «Стеклянный шарик», посвященной теме буллинга (призер конкурса «Книгуру 2013»).
В книге описана история чудесатой, как говорит автор, немножко аутичной девочки, которую травят в школе. Дома девочку любят, дома все хорошо, только вот в школьные дела родители почему-то не хотят вмешиваться. Может – не знают, как.
Девочка выросла – а травма от травли осталась. Она по-прежнему не умеет доверять людям, по-прежнему уязвима, она не понимает, что посоветовать своему сыну, у которого возникают те же проблемы с травлей, что и у нее когда-то.
– В нашем детстве взрослые оставляли ребенка наедине с этой проблемой, – продолжает Ирина Лукьянова. – Считалось, что ничего страшного не происходит: дети растут, и проблема травли – это неизбежная ситуация взросления. Ты должен уметь поставить себя в коллективе, ты должен научиться взаимодействовать с одноклассниками и решать самостоятельно конфликты с ними.
Сколько раз каждый из нас слышал такое: ты должен уметь постоять за себя, ты должен научиться быть выше ситуации? Но это всё не работает, когда мы объясняем это детям: ведь это требует, по сути, от ребенка позиции очень мудрого и взрослого человека.
Тот опыт, который дети получают в процессе школьной травли, сопоставим с тем, который взрослые люди получают либо в тюрьме, либо в армии при дедовщине.
Для жизни в нормальном коллективе этот опыт неприменим, он не нужен. Так же, как нормальному человеку для того, чтобы привыкнуть к жизни и понять ее законы, не нужно десять лет отсидеть в тюрьме.
Состояние, в котором находится маленький человек, попавший в такую ситуацию – это тяжелейшее экзистенциальное отчаяние, это полная заброшенность. Каждый день несет ему страдания – или физические, или эмоциональные. А чаще всего и те, и другие.
Если бы нас, взрослых, каждый день на работе избивали, оскорбляли и подвергали таким унижениям, мы бы и недели не выдержали.
Сбежали бы тут же с такой работы.
А дети в такой ситуации живут годами и не могут, к сожалению, ни на кого рассчитывать. Ведь совет «дай сдачи» не работает, когда ты один, а их пятнадцать, и понятно, на чьей стороне перевес. А совет «научиться налаживать отношения» тоже не всегда приемлем.
Даже учителя знают, что не всегда и не со всеми можно наладить отношения.
Если родители не хотят помочь своему ребенку – с ними что-то не так
Травля в человеческом обществе – древняя проблема, с которой не каждый-то взрослый справится. Есть, разумеется, закономерности: чаще всего дразнят и травят тех, кто легко обижается и эмоционально на все реагирует.
Да, можно советовать подростку не реагировать так бурно, принять спокойную и наблюдательную позицию. Но это требует от ребенка таких усилий, такого хладнокровия и мудрости, которыми он не всегда обладает. Да и не у каждого взрослого есть это умение.
А родители тем временем советуют ребенку: бей сразу в нос, и все будет хорошо. Или говорят: я пойду и всех сам разорву. Но это тоже не работает: принцип кровной мести в наши дни приводит не к восстановлению попранной справедливости, а к уголовным делам о нанесении телесных повреждений разной степени тяжести.
Особенно паршиво, если эти повреждения наносит взрослый несовершеннолетнему. Закон тут точно не на его стороне.
В детском коллективе может доставаться всем: ты тупой, ты очкарик, ты толстая. Иногда детский коллектив ведет себя как волчья стая, и все показывают одному, что он не вписывается в нее.
Вот тогда уже должны включаться взрослые. Их задача – показать детям, что мы люди, а не животные, что в человеческом обществе есть место всем – толстым, очкарикам, еще каким-то.
Родители часто занимают ревизорскую позицию по отношению к ребенку: ну-ка, давай-ка, я проверю, как ты тут справляешься с жизнью, и поставлю тебе оценку. Но ребенок не этого от них ждет – и не для этого родители нужны.
Только родители могут дать ребенку ощущение, что он нужен, что его любят и защитят. Ребенку постоянно нужно говорить, что он ценен, его жизнь очень дорога, что у него есть защита.
Если ребенок вспыльчив, если он бешено реагирует на минимальные раздражители – конечно, надо помогать ему с этим справляться. Я знаю случаи, когда родители оплачивали персонального тьютора.
Но универсальных советов у меня нет. По закону об образовании ответственность за физическую и психическую безопасность учеников несет школа: когда ученик на ее территории, она за него отвечает. Но если школа – это огромный конгломерат на 2000 человек, где никто никого не знает в лицо, вряд ли кто-то даже заметит, что ребенку нужна помощь.
Чтобы помочь ребенку, которого травят, требуется жесткая этическая позиция учителя и умение разговаривать с учениками.
В книге «Стеклянный шарик» открытый финал: моя героиня понимает, что невозможно всю жизнь ненавидеть своих обидчиков. Но она не знает, что посоветовать своему маленькому сыну: нельзя ведь сказать ему то, что она выработала для себя: или убей, или умри, но не сдавайся. Мама не может учить убивать и умирать, ее задача – учить жить.
Грустно, что взрослые не знают, как помочь и чем. Не умеют даже увидеть, что происходит – ведь травля в основном происходит в подпольном режиме, и именно учителю важно научиться видеть эти скрытые процессы.
А если ребенок сам – агрессор, часто в основе такого его поведения лежат домашние проблемы, в том числе плохие отношения с родителями.
Он не понимает, что значит быть сильным – ему кажется, что сила – в унижении слабых. К сожалению, очень часто родители буквально стравливают детей, словно бойцовых собак, начиная с раннего возраста, со стычек в песочнице: дай ему сдачи, ударь его, защищай себя! Не учат договариваться, мириться, искать компромиссы – только биться до победы или сдачи. И тогда насилие воспроизводит насилие.
Иллюстрации: Ольга Сутемьева
