Боголюбово: доверяй, но проверяй

Мы уже писали о боголюбовском скандале. Тогда несовершеннолетняя Валя Перова, бежавшая из монастырского приюта, предъявила серьезные обвинения монастырю: детей тут сажают в карцер, унижают и бьют — утверждала она. СМИ разделились: кто-то принял сторону Вали, кто-то утверждал, что это спланированная провокация против церковных приютов в целом. Расследуя ситуацию, наш корреспондент побывал на официальной пресс-конференции епархиальной комиссии, пообщался с насельницами и воспитанницами монастыря, а в Москве встретился в приюте со сбежавшей девочкой.

Тишь да Божья благодать
Боголюбово — одна из древнейших монашеских обителей России, основанная в XII веке знаменитым кн. Андреем Боголюбским. Это живописный и небольшой белокаменный монастырь в пригороде Владимира, маршруткой из города сюда добраться можно за 10 минут. В сезон почти людно благодаря туристам. Возле старинного храма несколько монашеских корпусов, цветники, чисто и по-монастырски опрятно.

Действительно, бытовые условия, в которых живут дети в Боголюбово — выше среднего уровня, как это подчеркивают практически все защитники монастыря. Комфортные современно меблированные детские комнаты, столовая, оборудованные классы. Школьную программу дети изучают в стенах монастыря под руководством сестер, многие из которых еще до пострига имели высшее педагогическое образование и стаж работы в светских общеобразовательных школах. «Приют» был создан в 2001 году в соответствии с указом правящего архиерея, адресованного всем настоятельницам женских монастырей. Дети, около пятидесяти мальчиков и девочек (их количество непостоянно, т.к. часть забирают родители, передающие монастырю детей на воспитание по социальным или иным причинам — «чтобы ребенок вырос духовным», например) — не выглядят «забитыми», они непринужденно улыбаются. Вот только девочки укутаны в черные полумонашеские юбки и черные платки. Мальчикам пошили военную форму, но пока их можно встретить на территории обители и в «гражданском».

Живут воспитанники в соответствии с монастырским расписанием и порядком, хотя и адаптированным для детей: тихий час, время для прогулок на свежем воздухе; выполнение школьных заданий чередуется с трудовыми послушаниями на кухне.

Раньше боголюбские дети ходили в светскую школу в соседнем поселке, но «чтобы мир их не развратил» все теперь обучаются экстерном, на месте, сдавая в школе только экзамены. «Ответственная за детей» — инокиня Антония, средних лет тактичная и доброжелательная женщина: «Мы ходим на экскурсии, гуляем по городу с воспитателями, стараемся максимально развивать наших детей». Сестры-воспитательницы и учителя также производят неплохое впечатление. Никаких экзальтированных садисток, какими невольно представляются они из письма Вали Перовой. Напротив, большинство интеллигентны и образованы.

Валю здесь вспоминают: «она была талантливая девочка, хотя и с авантюристкой жилкой». В приюте жить не хотела и тяготилась монастырским бытом. Валя хорошо рисовала, в классе была лидером, и среди девочек пользовалась уважением, но конфликтовала с воспитателями и преподавателями — говорят в монастыре — что для 17 лет нормально. Побои и грубость сестры отрицают. Особенно впечатлили общественность «затворы», которые Валя описывает в своем письме. Но монахини просят не путать «затвор» с карцером. «Просто если ребенок себя плохо ведет, мы его удаляем в отдельную комнату, меблированную, такую же комфортную, но отдельную. Наказанный ребенок ходит в школу, кушает в столовой как все, но гуляет один с воспитателем. Наказание — это в первую очередь лишение общения с прочими детьми, а не пищи или еще чего-то. Воспитатель во время этого отселения или, как мы его называем, «затвора» разговаривает с ребенком, убеждает пересмотреть свое поведение. И такое наказание может продлиться несколько дней» — объясняет сестра Антония. Кроме того, в монастыре есть «молитвенные затворы» для насельниц, но на детей они не распространяются, уверяют сестры. Показания Валентины пропущены через призму предвзятого отношения и нецерковного сознания, для которого любой пост окажется «лишением пищи», а монастырское послушание «принуждением к труду». Такова основная тема комментариев и заявлений насельниц монастыря, представителей попечительского совета, патриотических политиков и пресс-секретарей епархии.

Марина – подруга Вали на фоне кровати, Валиной кровати, в монастырском приюте: «Зря Валя сбежала, я скучаю без нее»

Дети в 14 и 16 лет сами выбирают остаться им в монастыре или перейти в светский приют. «Заявления» они подписывают собственноручно: «И раз Валя дожила в монастыре до 17 лет то — значит она сама была на это согласна. Мы с духовником обители предлагали ей еще после первого побега несколько лет назад перейти в светский детдом, но она отказалась. У нас есть дети, которые уезжают учиться в 16 лет в колледж, или в 18 лет покидают монастырь, но большинству тут нравится и около 50% остаются послушниками», — говорит сестра Антония. Никто у нас детей силой не удерживает, утверждают в монастыре, напротив творится что-то неладное в столице, куда Валя Перова бежала. Монахинь к ней не пустили — жалуются в боголюбовском приюте. Сперва Валя, когда сестры приехали за ней в Москву, выбежала к «делегации» со слезами на глазах, обняла всех, но психолог строго увела «диссидентку», обещавшую сестрам и настоятельнице спуститься чуть позже, но навсегда растворившуюся в коридорах московского приюта.

Тихий омут?
Беглянка Валя Перова встречает нас в московском приюте «Дорога к дому». Это скромная тихая девушка, ведет себя тактично и даже немного сковано. «Когда монахини приехали меня возращать, первое, что при встрече зашептали на ухо: «Ничего не говори плохого про монастырь и отца Петра, а то станешь гонительницей Христа! — рассказывает Валя — Я сразу не хотела к ним выходить, но психолог и воспитатель меня попросили об этом. И я вышла. Когда увидела старшую сестру — то бросилась ей на шею, но после такого неожиданного «предостережения», общаться мне еще перехотелось. Уходя, я сказала, мол, я к вам спущусь попозже, но спускаться передумала».

Сами насельницы в Боголюбово, не отрицают определенных особенностей в приютском быте. Так, многие дети не имеют общегражданских паспортов (в свое время духовник обители отец Петр (Кучер) подвергался прещениям за борьбу с ИНН и новыми паспортами). Вместо паспорта для детей используют формально равнозначный документ «тождества личности» (по сути это справка, или даже нотариально заверенная фотография. В некоторых случаях практика допускает получение даже заграничного паспорта на ребенка по этому «тождеству»). Кроме того, детям в приюте не делают прививок по письменным заявлениям родителей — у кого они есть. «Как-то раз приехали православные врачи к нам и сказали, что прививки делать не надо», — объясняет сестра Антония. Все это епархиальная комиссия отметила как «недочеты», исправление которых «требует времени и терпения».

«Черная одежда нас не волнует, но я могу сказать точно, что большинству девочек там не нравится, — говорит Валя. — Ни я, ни другие девочки никаких заявлений не писали и уйти нам не предлагали. Наоборот всякого, кто хочет уйти, например, после совершеннолетия начинают отговаривать: попадешь в мир — не спасешься, — утверждает Валя. — У половины девочек складываются сложные отношения с воспитателями. Когда воспитатели проводят с нами беседы, то всегда видят, кто из воспитанниц их слушает, а кто только делает вид, не принимая их слов близко к сердцу. В основном им такие дети и не нравятся. Я была одна из тех, кто не показывал вида, но не принимала глубоко: на этих беседах они нам дурь всякую говорили, говорили что все люди пойдут в ад, что везде погибель… и только один их монастырь спасется. Затворы, про которые я писала, и те затворы-отселения про которые говорила вам меть Антония — это разные вещи. Есть монашеские затворы, в которые каждый месяц на несколько дней уходят и дети. Молятся о пришествии царя и спасении России. Наша средняя группа тоже не раз уходила в такой затвор, обычно трехдневный. Еще молятся в этих затворах за здоровье отца Петра, который хоть и стар, но очень энергичен, а особенно в наказаниях. Тот затвор, про которой писала я, это не просто «отселение»: нас посадили в разные комнаты, где мы сидели на воде и сухарях. Монахини называли наш «затвор» исправительной тюрьмой. Но когда журналисты их спрашивают, они отвечают, что у них нет такого понятия… а ведь это слово «тюрьма» — они произносили сами. Те комнаты, в которых мы сидели уже должно быть переоборудовали и там живут просто дети. У меня в комнате было три трехъярусных кровати, кожаный диван и шкаф. У Ксении, которая сидела в соседней комнате, была только кровать, и вся комната завалена старыми вещами. Общались только через форточку. В школе не занимались, и не выходили из комнат. К нам приходила воспитательница и благочинная, но только принести сухари с водою и все. Дверь оставалась заперта, комнаты мы не покидали в течение всего срока наказания, и только после того как мы попросили прощения у всех старших: настоятельницы, казначея, благочинной, отца Петра — нас выпустили. В эту «исправительную тюрьму» попадали и другие дети. Все за плохое поведение. Отселяли, как рассказывали вам, это в другой раз, когда мы «подавали дурной пример»… И волосы нам остригали в наказание — хотя и отрицают теперь — постригали: меня и еще одну девочку Свету. Нас остригли за то, что мы плохо себя вели.

А что такое плохой пример? Что они под «нормальным поведением» понимают? Сидишь разговариваешь, приходит воспитательница: что пустословите? Отойдите в разные углы! Чтобы вместе вас не было! Ладно, отойдешь… Потом что-нибудь еще спросишь — воспитательница опять ругается: «Вы меня не слушаетесь, вы все гордитесь». И если сразу прощения не попросить после такого замечания, то значит ты «гордая», и тебя смиряют наказанием. Преподаватели в монастырской школе очень хорошие, все, о чем я рассказываю, творят воспитатели, те, кто непосредственно живет с детьми. Любой вопрос воспитательницы преподносят начальству по-своему… А потом вместе придумывают наказания. С Антонией, которая вам все рассказывала, я вообще не общалась практически никогда, она только документами занимается. Детей к взрослым в монастыре не подпускают, чтобы не было «лишнего» общения. Детьми занимаются только воспитатели, в нашей группе Ефремова Виталия Ивановна, а руководит воспитателями настоятельница, сестра Георгия. Почему остальные не бегут? Так ведь многие девочки бежали тоже, но это умалчивалось. Они просто домой бежали и все, никому не жаловались. Другие просто привыкли. В свободное время мы в основном читаем, игр нет, даже пробежаться просто так нельзя (действительно, детской площадки ни в монастыре, ни возле монастыря нет — авт.). И это не воспитательницы подобрались какие-то плохие, в монастыре вообще так устроена система. Отец Петр, когда ставит новую воспитательницу говорит ей: всегда с детьми будь построже, ремнем наказывайте, в этом нет ничего страшного, еды лишайте почаще, за уши тягайте. Особенно когда воспитатели на исповедь ходят, то он учит их всему этому. Перед старшими, перед монастырским начальством все стараются выслужиться, то есть «смиряются», как они говорят. А сами друг на друга наговаривают, сплетничают».

«Раньше мы учились вместе с мальчиками, но в этом году нас разъединили и такое началось… — Валя тяжело вздыхает — Просто в их сторону посмотришь, на тебя за это так наговорят воспитатели, и ремнем отхлыщут. У мальчиков раньше воспитательницы женщины были, а потом им мужчину поставили. Он там их на спортивные соревнования возит, и как мне кажется им лучше, чем нам живется. На экскурсии за стены монастыря мы практически не выходим. Очень редко. Молиться заставляют, делать много поклонов, и следят, сколько, кто сделал. Это сильно надоедает. На службу многие девочки не хотят, причащаться не хотят, хотя и живут в монастыре. Потому что нас все это делать заставляют. Теперь у меня к этому отношение другое, а в храм я если и буду ходить, то не так часто».

***
«О своем побеге не жалею ни секунды», — уверенно говорит Валя. По изложенным в ее письме фактам начаты не только церковные, но и светские проверки, заведено уголовное дело. Видимо, только следователям удастся понять, что происходило в приюте на самом деле, а что нет. Пока ясно только, что, коль скоро держать человека в церковном приюте насильно недопустимо, для Вали лучше оставаться в «Дороге к дому», и она новому месту жительства рада. Нашлась и женщина во Владимирской области, готовая удочерить семнадцатилетнюю девушку. Как мы уже сообщали, епархия готова содействовать максимальной прозрачности боголюбовского приюта для контроля государственных органов, а государство, в лице Уполномоченного по правам детей при Президенте РФ Алексея Голованя не собирается, основываясь на этой истории, менять свое положительное отношение к церковным сиротским учреждениям в целом. Хочется верить, что все недочеты будут исправлены, и Церковь по-прежнему сможет заниматься делами милосердия.

Дмитрий РЕБРОВ