Андрей Якунин, психиатр-нарколог, директор Центра развития социальных проектов Тюменской области «Милосердие», почти двадцать лет помогает бездомным и людям с зависимостями. Знает ли он «рецепт спасения» и не настигает ли его отчаяние?
Все началось с уважения
– Андрей, вот вы жили-были, а однажды стали помогать бездомным. В какой момент благополучный человек с ценным образованием, с крышей над головой, начинает задумываться о тех, у кого этой крыши нет?
– В 2000 я привез своего наркозависимого родственника в Рыльский монастырь к архимандриту Ипполиту (Халину). Но он отказался ночевать в монастыре – и мы ночевали с ним под открытым небом недалеко от монастырских стен. Потом мой родственник и вовсе уехал. А я еще две ночи ночевал так же, на голой земле.
Эти три ночи под открытым небом, когда нечем даже укрыться, многое для меня прояснили. Хотя был август, было довольно холодно. И я впервые понял, как трудно тем, кто живет на улице. Я стал уважать бездомных. Видимо, таков был промысел Божий.
Потом я много раз беседовал с отцом Ипполитом. Он мне предлагал остаться в монастыре: «Монахом будешь». И я серьезно думал об этом. Помню, стою у храма: что делать дальше? Отец Ипполит выходит и говорит: «Всё. Оставайся». А я ему: «Если я в миру останусь, я больше смогу сделать».
С тех пор в самые тяжелые минуты говорю себе: «Тебе тяжело, но ты же сам это сказал. Кому ты это сказал? Богу? Ну, так и сделай, что должен, а Бог поможет». Бог настолько близко, настолько скоро отвечает на молитвы, что порою даже страшно становится. Это не ужас, а благоговейный страх.
Помощь людям – штучная работа
После того, как я начал возить наркозависимых к архимандриту Ипполиту, моя жизнь круто поменялась. В 2001 году я стал психологом Комитета по профилактике и борьбе с наркоманией администрации Тюменской области, начал писать программу духовной реабилитации наркозависимых.
А в 2005 году открыл реабилитационный центр для бездомных, алко- и наркозависимых, который впоследствии стал Епархиальным реабилитационным центром Тобольско-Тюменской епархии. У меня тогда был лицензированный бизнес – два коммерческих медицинских центра. На доходы от них и работал наш центр. Бизнес в итоге прогорел. Известное дело: если ты не вкладываешь в развитие бизнеса, он не выдерживает.
В то время у меня уже были дети. Сейчас их восемь. И так получалось, что бездомным я уделял времени больше, чем своим детям. Конечно, каждый раз, как только у меня появляется возможность побыть с ними, я стараюсь по максимуму. Но мне не удается уделять детям столько времени, сколько я хотел бы. У нас в реабилитационном центре работала сестра милосердия Ефросинья Константиновна. Я как-то поделился с ней – отец я не ах какой. А она мне: «Ты делаешь Божье дело, а Бог сделает твое».
В каком-то смысле она была права. Но я никому не рекомендую повторять тот опыт, который был у меня.
Никогда точно не знаешь, Богу ты отдаешь свое время или себе, своему тщеславию. Нельзя все без остатка посвящать одной стороне жизни. Нужен баланс, тем более семейному человеку.
В 2006 году у меня начались проблемы со здоровьем (заработал язву на нервной почве). Важно помнить о своей душе, а служение совершать по силам. Можешь помочь одному человеку? Очень хорошо. Не можешь? Помолись за него. Для себя я понял, что работа с людьми, особенно с зависимыми, бездомными, – это штучная работа.
«Пастырь идет и за одной пропавшей овцой»
– Вы часто встречаетесь с мнением, что бездомные, мол, тунеядцы, зачем им помогать?
– Это же на самом деле так. Они тунеядцы. Но ведь апостол сказал: «Носите бремена друг друга, и таким образом исполните закон Христов». Не нам об этом судить.
Помогая ближнему, мы помним о Христе. Господь в Евангелие как сказал? «Нищих всегда имеете с собою и, когда захотите, можете им благотворить». Вот мы всегда и имеем. Нам это надо. И не меньше, чем им. Я продолжаю это делать, несмотря на, может быть, внешнюю абсурдность всего этого дела, бесполезность и бессмысленность.
– Почему? Люди же выздоравливают, трезвеют.
– Да, но когда бездомные начинают новую, трезвую жизнь – это всегда исключительный случай. Большая часть наших подопечных выбирает ничего не менять на своем пути.
– Вы задаете себе вопрос: «Тогда зачем это все нужно?»
– Программный этап отчаяния я уже давно прошел. Понял, что если вообще ничего не делать, то не будет и тех, кого удалось выдернуть из этой зависимости и нищеты. Мы будем работать, даже если удастся спасти только одного. Господь говорил, что пастырь пойдет и за одной пропавшей овцой.
Надо заниматься зависимыми! Вопрос в том, как заниматься. Мое глубокое убеждение как психиатра-нарколога, – в Церкви могут со мной и не согласиться, – что проблему бездомности не удастся решить до тех пор, пока мы не возродим систему ЛТП (лечебно-трудовых профилакториев). Что угодно мне говорите, у меня достаточно аргументов это обосновать. Людям, утратившим социальные связи, необходимо обязательное, принудительное лечение.
Мне каждый день звонят мамы зависимых. Они готовы все отдать, лишь бы хоть что-то сделать. Потому что сын очередной раз все вытащил из дома, бьет мать и так далее… Обычная история. А мы ничего не можем для нее сделать, потому что у нас нет принудительного лечения.
В обществе говорят: «Это негуманно», «Давайте подождем, пусть он сам созреет». Он созреет, конечно, но раньше он попадет на кладбище. Созревает минимальное количество людей. И мы работаем сейчас с этим минимальным количеством. Конечно, мы проводим мотивационную работу.
Но из 100 зависимых только пятерых можно замотивировать и включить в реабилитационный процесс.
А 95 – умрут под забором из-за того, что мы «не хотим нарушать права человека». А у этих людей в их ситуации осталось одно право – убить себя алкоголем. Все остальное уже разрушено. Семья, работа, здоровье. Все.
– Многие психиатры, наркологи пришли к выводу, что невозможно заставить человека, который сам не принял решение, бросить пить, употреблять наркотики и т.д. Нередко зависимых приводят в реабилитационный центр мамы, жены или берут с них «слово», что они пойдут лечиться; и эти люди приходят. Но, не имея собственной сформированной мотивации, просто не выдерживают, сила зависимости + отсутствие внутренней убежденности побеждает все уговоры близких.
– Конечно, я против подавления свободы воли. Но как психиатр хочу сказать, что на определенном этапе зависимый человек теряет эту самую волю. Это не его выбор – «пить или не пить». Влечение к алкоголю бывает обсессивным (в виде навязчивых мыслей), а бывает компульсивным (когда человек физически не может остановиться). Мы же не оставляем свободу выбора человеку, если видим, что он хочет покончить жизнь самоубийством, мы же стараемся даже силой сохранить ему жизнь. Так и здесь.
На определенном этапе определенную категорию зависимых полезнее принудительно отправить на лечение. Потом, когда он трезвыми глазами взглянет на свою жизнь, он сможет сделать выбор. Но до этого момента нужно дожить.
Два месяца назад к нам привезли молодого, 30-летнего, человека. Привезли, потому что он не мог сам ходить. Сильнейший псориаз. За два месяца мы его вылечили, поставили на ноги. А вчера он сказал: «Я ухожу!» Куда уходишь? Ты же только начал вставать! «Пойду пить. Я хочу умереть».
И пока нет закона о принудительном лечении, мы ничего не можем для него сделать. Они уходят от нас умирать.
А если бы по решению суда человек, систематически нарушающий общественный порядок, обязан был бы пройти курс, включающий в себя медицинское лечение, психологическую реабилитацию и ресоциализацию – весь восстановительный комплекс, если бы он просто вынужден был длительное время провести в отрыве от привычной ему социальной среды, он получил бы шанс на выживание и восстановление. Иначе у человека, лишившегося социальных, родственных связей, часто не остается ни единого шанса. Похлопотать, позаботиться и даже заставить его лечиться просто некому.
Сначала реабилитация – потом трудоустройство
– Что именно предполагает ваша программа реабилитации зависимых?
– Прежде всего, отрыв от привычной среды. Когда мы убеждаемся, что человек действительно хочет выздоравливать и не сбежит, отправляем его в наш центр «Андреевская слобода» в Курганскую область. Там определенная терапевтическая среда: режим дня, правила внутреннего распорядка, занятия по программе, задания, которые помогают работать над собой. Они перетряхивают весь свой жизненный опыт: учатся осознавать, что же с ними происходит, что они чувствуют, изучают дефекты своего характера и учатся с ними работать.
Важный принцип работы с бездомными: «Сначала реабилитация – потом трудоустройство». До тех пор, пока у него «голова не на месте», искать ему работу – неблагодарная задача.
Он в любой момент может сорваться. К ним так и относятся – как к дешевой рабочей силе.
Мы же хотим выстроить в регионе систему: реабилитация – восстановление трудовых навыков – получение рабочего места. Если человек стабильно трезвый, ему важно быть официально устроенным. Это дает чувство защищенности, устроенности, уважения к себе. И тогда программа реабилитации может стать реально эффективной.
Мы уже написали концепцию Центра социализации и трудовой адаптации, будем защищать ее у губернатора Тюменской области.
Мы здесь не для того, чтобы судить
– Ваша реабилитационная программа помогает развиваться в духовном отношении?
– Чужая душа – потемки. На определенном этапе мы поняли, что исповедь, причастие, готовность вести молитвенную жизнь не могут быть условиями пребывания в центре. Зависимые привыкли лукавить. Они знают, что надо сделать, чтобы от них отстали.
Я не раз слышал, как один другого учил: «Сделай страдальческое лицо, расскажи, что ты каешься». Не это наша цель. Гораздо важнее, эффективнее готовность человека работать над собой.
А желание исповедоваться и причащаться, если оно настоящее, конечно, приветствуется.
Я хорошо знаю психологию людей, которые отбывали в местах лишения свободы большие сроки. Некоторые бывшие заключенные говорят: «Такое впечатление, что ты тоже сидел» (смеется) Почему мне проще их понять? Я их не боюсь.
У нас есть парень, которого мы, считай, десять лет сопровождаем. В 2011 году он освободился из мест лишения свободы. Отбывал наказание за убийство. За эти десять лет у него были и взлеты, и падения. Были периоды, когда он жил отдельно, самостоятельно, потом опять возвращался к нам. Периодически он пьет, употребляет наркотики, лежит в психиатрической больнице. Но потом опять возвращается к нам.
Он верующий человек, исповедуется, причащается. В той мере, в которой он может вместить Христа, он вмещает. Со стороны люди могут сказать: «Какой он верующий?» А вот не нам судить.
Я всем своим сотрудникам говорю, что даже мысли осуждающей не должно быть. Мы не имеем никакого права никого судить, а уж тем более тех людей, которые пережили то, что нам и не снилось.
Бог нас не для этого поставил помогать. Пришел к тебе не бездомный, пришел сам Христос. Ты ему помоги и не рассуждай, хороший он или плохой, правильно живет или неправильно. За собой смотри.
– Вы всех своих подопечных так долго сопровождаете?
– Это наш принцип работы – пожизненное социально-психологическое сопровождение. Не в том смысле, что мы наших подопечных контролируем или следим за ними. Просто они знают, что если кому-то из них станет плохо, мы всегда готовы поддержать.
Мы ведь и хороним их, когда они умирают. Они знают, что мы их похороним. Когда я ругаюсь на них, то говорю: «Конечно, мы тебя похороним», но мне бы хотелось, чтобы они подольше пожили.
Вот двое наших подопечных поженились недавно.
Они жили у нас в разных отделениях (в Центре помощи «Милосердие» есть еще женское отделение). Познакомились. Она мне звонит и говорит: «Надо как-то узнать, зарегистрируют нас или не зарегистрируют. У нас же нет постоянного места регистрации. Мы же бомжи».
Я ей говорю: «Ты меня даже не обижай. Вы не бомжи. Вы люди. Я отношусь к вам как к людям. И вы к себе относитесь как к людям. Если вы будете к себе как к бомжам относиться, вы и будете бомжами».
Мы сняли им квартиру. А они даже не хотели уезжать от нас, плакали. Но потом адаптировались, обжились. Звонили недавно, благодарили: «Все ништяк, спасибо вам огромное».
Мнение спикера «о принудительном лечении» может не совпадать с мнением редакции
