Вера и надежда: как живет православная христианка с биполярным расстройством

Из-за болезни я впервые потеряла надежду на Бога

– Сейчас ходит много шуток про «биполярочку». Откроешь интернет, кажется, что у каждого второго это расстройство. Такой вот «модный» диагноз. А как на самом деле?

– Я бросила два колледжа, третий закончила с горем пополам и три раза пыталась получить высшее, безуспешно. На каждом рабочем месте задерживалась в среднем по месяцу. Лежала в психиатрической больнице. Получила инвалидность. Нет, шутки про «модную биполярочку» не кажутся мне смешными!

У меня биполярное аффективное расстройство (БАР) II типа – при нем преобладают депрессивные периоды, а мании не очень яркие (они называются гипомании – легкие мании).

Депрессия бывает разной глубины, это спектр. Бывает, что вроде бы все нормально, а голова не работает, приходится заниматься сугубо бытовыми вещами или убивать время в интернете. Такие дни мучительны, начинаешь себя винить за расслабленность. Бывает, что не можешь даже выйти на улицу, в лучшем случае спишь. Или сидишь, раскачиваешься, бродишь по квартире. Уже не помнишь, что было лучше, и не веришь, что это закончится.

Этим летом было совсем тяжело. Я не чувствовала себя живой и не видела смысла в своих мучениях.

«Все, кто мне дорог, умрут, я умру, зачем же тогда все это?» – говорил мне больной рассудок. Я была будто загнана в ловушку и от бессилия могла только плакать. Это был первый раз в моей жизни, когда в силу болезни я потеряла надежду на Бога, и это было очень страшно.

Я лежала в больнице. Спасибо врачам, которые были рядом и вывели меня из этого ада. Вообще, в депрессивных эпизодах у больных часто появляются суицидальные мысли и намерения, и я благодарна Богу, что у меня их никогда не было.

Депрессии при БАР сменяются маниями. Люди берут огромные кредиты, тратят кучу денег, бросают все и едут путешествовать, вступают в беспорядочные половые связи – в больнице я встречала девушек, у которых мания проявлялась именно так.

У меня бывают гипомании, они проходят легче – общее возбуждение, куча идей, креативность, увлеченность, море энергии. Но это только на словах все здорово, а на практике очень много «но»: скачешь по верхам, ничего не доводится до конца, одна идея сменяет другую, и результата как такового нет. Ну и сами идеи далеко не всегда адекватные и реалистичные. Например, я на даче хотела передвинуть гигантский валун, который даже мой папа бы не поднял, и сделать вокруг него клумбу. Спала по паре часов, по ночам придумывала идеи для книг и писала заметки, на рассвете гуляла с фотоаппаратом. В этой фазе у меня появляется большая потребность в общении, ускоренная речь, склонность к необдуманным покупкам.

Порой, если чувствую, что меня сейчас «понесет», банковскую карту отдаю маме – «через недельку вернешь».

К психиатру я попала случайно, а лечь в больницу посоветовал духовник

– А как это начиналось? Что-то предвещало болезнь?

– Перепады настроения, проблемы с концентрацией внимания были у меня еще в школе. А к психиатру впервые я вообще попала случайно. В 16 лет у меня что-то случилось с челюстью, не открывался полностью рот, я попала к челюстно-лицевым хирургам, и они шесть лет меня лечили: брекеты, пластинки, промывания суставов. Когда перепробовали все, сказали: «По нашей части ничего больше болеть не может, это, наверное, уже психосоматика». И за руку отвели к психиатру. Мне тогда было 22 года. Еще я читала, что расстройство может запустить какая-то триггерная ситуация, а я парой лет ранее пережила психологическое насилие.

Параллельно шел вот какой процесс. Я ходила в храм с детства, а лет в 18–20 почти перестала. Какой-то запоздалый подростковый бунт. Многое в церкви (не в вере!), стало смущать, казалось формальностью.

В какой-то момент мама стала думать, что мое состояние связано с тем, что я не хожу в церковь. Я стала снова ходить в храм, но потом стало ясно, что это именно проблемы со здоровьем.

Психиатр сказала, что у меня легкая депрессия, выписала антидепрессант. Пила я его всего несколько дней, потому что из-за него, как я уже потом поняла, у меня случился маниакальный подъем. Препарат сменили, добавили еще несколько «легких». Но у меня тогда было ощущение, что от таблеток стало хуже. Они как-будто открыли какие-то шлюзы внутри меня, и то, что пряталось внутри, вырвалось наружу. А это самое страшное для меня – потерять контроль над собой.

Тогда я заинтересовалась психиатрией, стала читать статьи и книги. Самодиагностика дело неблагодарное, но я решила, что мое состояние похоже на циклотимию. Врач, как ни странно, подтвердила мои догадки. Циклотимия – это как бы легкая форма биполярного расстройства, когда амплитуда колебаний настроения меньше (а некоторые специалисты считают ее вариантом нормы).

Помню, во время моей первой госпитализации я читала книжку Маши Пушкиной «Биполярники» и думала «бедные люди, как им тяжело, хорошо, что у меня не это». Но у меня самой было именно «это», просто при выписке мне «забыли» сказать, что поставили диагноз: биполярное расстройство II типа.

Я-то думала, что таблетки подобрали, значит, все позади и можно жить дальше нормальной жизнью. У меня же всего-навсего циклотимия! Через год, когда я госпитализировалась во второй раз, я уже подозревала, что у меня БАР, но опять мне сказали об этом, только когда я сама спросила. Так что достоверно я узнала свой диагноз всего два года назад.

Психбольница и инвалидность: не так уж и страшно?

– Люди обычно очень боятся «попасть в психушку». Каково лежать в психиатрической больнице на самом деле?

– Ложиться в психиатрическую больницу – что может быть страшнее? Я тоже так считала. С первого приема в клинике, где я сейчас наблюдаюсь, мне посоветовали госпитализироваться. Но мы с мамой к этому были не готовы, мешали стереотипы, хотя подобрать таблетки амбулаторно никак не удавалось.

Решиться на госпитализацию помог духовник. Он сказал, что больница очень хорошая, туда можно брать ноутбуки и телефоны: «Будешь лежать, кино смотреть, все нормально будет», – и я согласилась.

До этого все, что я слышала о психиатрических больницах, – тебя раздевают до трусов, дают больничный халатик, и ты ложишься туда на несколько месяцев. Оказалось, не везде так!

Я лежу не в остром отделении, а, можно сказать, в самом легком. Обстановка там, как в санатории или пионерлагере. Атмосфера дружеская, все общаются, когда кто-то уезжает – фотографируются, обнимаются, обмениваются контактами. Там очень много подростков. Есть ограничения, например в столовой нет вилок, а в палатах розеток, душ по расписанию, прогулки по расписанию и с разрешения врача, периодический «шмон» вещей в палатах, все, что принес с улицы, показываешь. Да, это немного ущемляет тебя как человека, но быстро привыкаешь.

С середины октября у меня первая ремиссия за долгое время. Потихоньку забываю, как было плохо в депрессии. Когда вспоминаю – только не дай Бог обратно в нее.

Ментальные расстройства – такие же болезни, как физические. Они тоже от слова «боль». Только когда душа болит, ты никуда от этого не спрячешь и никакое обезболивающее не поможет.

– Оформить инвалидность по психическому заболеванию – тоже непростой шаг. Было трудно решиться на это?

– Я не стала отказываться от такой возможности, потому что мои родители пенсионеры, я не работаю, а статус инвалида дает право на бесплатный проезд, оплату лекарств (а на них сейчас уходит около 15 000 в месяц) и пенсию – все это нам не помешает.

Инвалидность оформляется через районный психоневрологический диспансер. Нужно наблюдаться там не менее полугода, каждый месяц ходить на прием к участковому психиатру, чтобы врач видел, что ты действительно не можешь ни работать, ни учиться. При этом лечусь я у своего врача, а в ПНД только наблюдаюсь. А дальше – много бумажек и комиссии.

Инвалидность по психиатрии действительно накладывает некоторые ограничения. Точно не дадут разрешение на оружие и, вроде бы, водительские права, но мне это сейчас совсем не актуально.

Жизнь с диагнозом: обида на Бога, потом принятие

– А после того, как наконец поставили диагноз, что-то изменилось в жизни? Появились новые ограничения или, наоборот, стало легче жить, зная, что происходит?

– Я стала бережнее к себе относиться, прислушиваться. Понимаю, куда мне можно лезть, куда нельзя. Учеба, работа – это пока не для меня.

Как ни странно, даже несмотря на то, что я знаю, что больна, чувство вины или «мне это просто кажется» никуда не исчезает. Все равно себя обвиняешь во всем, даже когда у тебя есть диагноз, инвалидность и все остальное.

Когда я впервые услышала диагноз «биполярное расстройство» от врача, я осела. Это же страшный, тяжелый, пожизненный диагноз! «А что, это что-то меняет?» – спросила врач. И я поняла, а ведь действительно – нет. Болезнь не началась минуту назад, с ее слов. Я уже давно живу с ней. И как-то справляюсь. Значит, и дальше справлюсь, и ничего страшного не произошло.

Когда диагноз поставили, в какой-то момент была обида на Бога. Я думала, что болезнь лишила меня жизни, о которой я мечтала, обрубила возможности. Но потом я увидела, что именно болезнь помогла мне раскрыться, стать собой.

Диагноз дал мне право голоса. Я стала частью сообщества и могла теперь говорить от его имени и делать что-то хорошее, помогать, просвещать. Когда я узнала про БАР, у меня в блоге было около 800 подписчиков. И первое, что я сделала после звонка маме, – это написала пост о том, что у меня БАР. Потом я еще писала психоактивистские посты, и люди реагировали очень заинтересованно, поддерживали. Я поняла, что такой блог может быть полезен. Но потом я все удалила. Когда у меня сильная депрессия, мне становится некомфортно, что информация обо мне есть в интернете. Так я создавала и удаляла уже много блогов, но как феникс возрождала их из пепла. Надеюсь, что текущий блог все-таки будет последним.

Еще я пишу книгу. Это инсайдерский роман про будни психиатрической больницы, на которую мы смотрим глазами молодой пациентки с диагнозом БАР и булимия. Это автофикшн, основанный на моем опыте, но героиня не я. На писательских курсах сказали, что такая книга очень нужна, надеюсь, что все у меня с ней сложится.

Минусы моего положения, конечно, есть. Например, на лекарствах я набрала 20 килограммов буквально за пару месяцев и до сих пор не примирилась с «новой» собой. Также с БАР очень сложно что-то планировать: встречи, отпуска, учебные курсы и так далее. Никогда не знаешь, когда тебя свалит депрессия. Ну и не стоит забывать, что биполярное расстройство считается одним из самых опасных психических заболеваний.

Сейчас я учусь жить с БАР, пытаюсь быть полезной обществу и таким же людям, как я. Это очень важный для меня опыт, это мой путь, мой голос и мой способ разговаривать с миром.

– А что кроме лекарств помогает облегчить состояние?

– Очень помогает психотерапия. Я недавно ее для себя открыла, раньше сомневалась. Ну и дорого, конечно. СЕйчас я вижу результат, ведь большинство психологических проблем, которые ухудшают мое состояние, напрямую не связаны с БАР. Это какие-то ловушки мышления или бытовые мелочи, когда ты сам отравляешь себе жизнь. Две вещи, которые идут красной нитью через мою терапию, – это внутренний критик и личные границы.

Также я использую приложение на телефоне, дневник настроения. Ты отмечаешь настроение за день плюс можно дополнительно вписать свои состояние или ощущения – тревога, сонливость и прочее. Это помогает заметить начинающееся ухудшение или проследить эффект при смене препаратов.

Хочу также попробовать группы поддержки, собираюсь посетить одну при фонде «Просто люди».

«Ты все придумываешь!»

– Легко ли поддерживать отношения с людьми при биполярном расстройстве? Как принимают диагноз друзья, близкие? Могут ли они чем-то помочь или лучше человека не трогать, когда ему плохо?

– В депрессивную фазу общаться тяжело, но друзья знают, что если я «сливаюсь», значит, что я просто «не в ресурсе» в данный момент. В обычное время я всегда с радостью встречусь и пообщаюсь. А помочь человеку в депрессии можно простыми способами – принести продуктов из магазина, что-то приготовить, вывести пройтись по двору.

Если человек вам открылся – это уже очень большой шаг для него. Постарайтесь не сделать ему больно, не обесценивайте его проблемы.

В депрессии у человека порой нет сил, даже чтобы почистить зубы, но это не повод его винить. Это самое главное, что нужно помнить друзьям и близким, – не винить. Болезнь не его вина, хоть внешне это и похоже на лень, или человек может казаться грубым или еще что-то. Ему тяжело и больно. Он, как и больной с физическим недугом, заслуживает сострадания.

Близкие меня очень поддерживают. Мама просто герой, она через многое со мной прошла. Летом я лежала в больнице два месяца, и она каждый день приезжала, чтобы час погулять со мной по больничному парку. Правда, иногда мама говорит, что я ее крест. А мне не хочется быть крестом, хочется быть поддержкой и опорой близким.

Вера и БАР: «В храме я могу отдохнуть от борьбы»

– Как жить в Церкви с БАР, не тяжело ли ходить в храм, молиться, поститься?

– Из-за БАР иногда я по месяцу не хожу в храм. Еще мне тяжело в многолюдстве, поэтому на Рождество и Пасху, если мне плохо, я не хожу на ночную службу. Мне нужно пить лекарства четыре раза в день, поэтому утром в храм я прихожу не натощак. Зато у меня очень понимающий духовник. Вообще в храме мне хорошо, это место, где как-будто нет времени и можно сделать паузу, отдохнуть от вечной борьбы с собой, с болезнью.

В остальном я мало чем отличаюсь от других прихожан. Молитвенные правила читаю, когда не могу читать – слушаю. Прогресс творит чудеса, есть аудио молитвословы! С постами обычно проблем нет, на ментальное здоровье ограничения в пище у меня не влияют, но тут, я думаю, дело индивидуальное.

Я стараюсь понять и принять свои ограничения. Некоторые слабости я долгое время считала грехами, но потом оказалось, что с этим просто нужно смиряться.

Я отношусь к БАР как к опыту, болезненному, тяжелому, но для чего-то мне посланному, а значит, нужному и необходимому. Он дает мне другое видение мира. Но не в моменте, а когда отходишь в сторону.

Это как татуировка или резьба по дереву. Когда у тебя депрессия – тебе набивают татуировку, это больно и неприятно, но когда все закончится и ты посмотришь на это со стороны – ты увидишь рисунок.