Когда-то давно я работала в одной из крупных центральных газет. Журналист я была начинающий, работу свою любила трепетно, на каждое письмо в редакцию сочиняла свой собственный ответ, а не по трафарету.
В эпоху, когда не было ни интернета, ни даже намека на мобильные телефоны, все читательские надежды на справедливость в основном состояли из писем.
Бумажные, редко в одну страничку, отправленные для надежности заказной почтой, они представляли собой в основном жалобы людей на действия властей, медицины, соседей, да мало ли кого еще.
Многие из писем редакция держала на особом контроле, для чего в каждом отделе был справочник для служебного пользования с телефонами, которые сегодня никто из чиновничьего мира ни за что не стал бы обнародовать. По письму на контроле нужно было звонить чуть ли не каждые три дня и спрашивать, какие меры приняты. Звонить приходилось по большей части в высшие судебные, партийные, прокурорские, милицейские и прочие ведомства. И требовалось большое искусство, чтобы убедить какого-нибудь генерала не спускать письмо вниз, по инстанциям, а помочь сверху, без лишнего бюрократизма.
А потому самыми любимыми были такие письма читателей, которые не требовали редакционного вмешательства. Ну знаете, из разряда «а поговорить?»
Однажды такое письмо попалось и мне. 40-летний мужчина написал, что его маму, всю жизнь прожившую в одной деревень Астраханской области, разбил инсульт. И он, единственный сын, бросил хорошо оплачиваемую по тем временам работу в городе, семью (жена с двенадцатилетним сыном категорически отказались переезжать в деревню) и приехал ухаживать за мамой.
Соорудил ей самодельное устройство над кроватью, чтобы она могла подтягиваться на руках и хоть как-то сидеть, два раза в день прибегал из школы, куда устроился учителем труда, чтобы покормить, дать лекарства, отвести в туалет (Слово «памперс» советские люди тогда тоже не знали). Вечером хлопотал по дому, читал маме вслух книги.
Но самым удивительным было то, что Владимир И., ни на что не жаловался. Он так и написал в письме: «Ни на кого обиды не держу, и помощи тоже не жду, сам со всем справляюсь. Иногда так одиноко становится, что решил вам, дорогая редакция, просто излить душу. Может, легче немного станет».
На письмо достаточно было ответить по трафарету. Но почему-то оно меня зацепило. И я попросилась в командировку.
Сейчас смешно вспоминать, как под вечер, когда уже совсем смеркалось, я попала в ту деревню. В городском прикиде, в туфлях на шпильках, буквально увязла – ни туда ни сюда – в проселочной грязи. Как во весь голос закричала: «Людиии! Помогите!»
Герой моей публикации, был настолько поражен приездом столичного журналиста и так смущался, что даже свою беспомощную маму просил подтвердить, что им ничего не нужно, что они сами со всем справляются.
А мама утирала слезы платочком и действительно подтверждала: «Володя сам все в доме делает: стирает, моет и готовит». А потом шепнула мне на ухо: «Только знаешь, дочка, как стыдно, что он водит меня в туалет, сама-то я никак»…
Когда материал был опубликован, в редакцию мешками стали приходить письма. От женщин, которые просили дать адрес Владимира, многие, не дожидаясь даже ответа, писали его маме прочувствованные письма о том, какого прекрасного сына она воспитала, а некоторые прямо сразу признавались в любви. Почту астраханской деревни тоже завалили письмами и посылками, и даже денежными переводами.
Такого огромного эмоционального резонанса я, если честно, не ожидала. Не ожидал и сам Владимир. Спустя несколько месяцев он снова написал письмо в редакцию. Но уже лично мне. В нем он рассказывал, что получил более пятисот писем, авторы которых – конечно, это были сердобольные женщины! – готовы были немедленно к нему приехать, чтобы помогать ухаживать за мамой и за самим Володей. Некоторые звали переехать к себе, в Краснодарский, Ставропольский и в какие-то еще теплые края.
На все письма мой герой добросовестно ответил, а вскоре с одной из женщин завязалась более личная переписка. Спустя полгода Анна приехала к Володе и его маме погостить. А потом осталась насовсем. Вместе с сыном, который был почти ровесником Володиного Антошки. Который за все время так и не разу не навестил ни отца, ни бабушку.
И Володя чистосердечно писал мне, как он счастлив, что он теперь не один, что мама, когда у них в доме теперь есть Анюточка, перестала плакать и диктует своей невестке рецепты «пирогов, какие Володька любит».
Так я узнала, что публикация в СМИ может изменить жизнь. И не только отдельных людей, но и целого села. Потому что на статью в центральной газете тут же среагировали местные власти. В срочном порядке были заасфальтированы главные улицы в деревне, это в ней-то, куда добраться было можно только на пароме. Школа взяла шефство не только над больной мамой Володи, но и за остальными стариками, там проживающими. В деревенский магазин стали чаще завозить свежие продукты, появился фельдшерский пункт скорой помощи.
С тех пор прошло очень много лет. Но до сих пор осталось незыблемой вера людей в силу публикаций в СМИ. Что если корреспондент приедет, а потом публично расскажет об их бедах или радостях, то помощь незамедлительно придет. И даже оттуда, откуда ее совсем не ждешь.
И когда в тебя так верят, невозможно отказать. Очень трудно объяснить людям, так убежденным в том, что «только вы можете нам помочь», что журналист и рад бы приехать, а его главный редактор и сам бы хотел его послать сделать такой острый материал. Но командировка стоит денег. Которых в данный момент у редакции, существующей на благотворительные пожертвования, может просто не оказаться.
А в ответ можно услышать такое недоверчивое: «Но вы же журналисты, вы же четвертая власть, и если уж не вы, то на кого же нам надеяться?!»
Работа журналистов «Милосердия» невозможна без поддержки наших читателей. Регулярные пожертвования позволяют нам развивать портал, оплачивать работу журналистов и фотографов, придумывать и воплощать в жизнь новые информационные проекты, а, значит, решать жизненно важные проблемы конкретных людей и системные проблемы общества. Пожалуйста, поддержите нашу работу!
