Наш старший сын повзрослел, только когда мы взяли приемных детей

Чуть больше года назад жизнь Веры Филипповой кардинально изменилась. Руководитель крупного частного охранного агентства стала многодетной мамой четырех приемных детей-инвалидов, уже имея кровного сына-инвалида.

Родному сыну Веры – 20 лет. Но Илья еще учится в 11-м классе: бесконечные операции, реабилитации, ремиссии и ухудшения. В девять лет Илья, катаясь на скейтборде, врезался в грузовик. Получил серьезную травму ноги. В результате череды неудачных операций, осложненных инфекцией,  мальчик стал инвалидом, передвигается на костылях, а когда становится лучше – с палочкой. Кость правой ноги на 10 см короче левой.

– Несмотря на сложности со своим ребенком, мы с мужем давно хотели приемных детей, но с жильем были проблемы, – рассказывает Вера. – Однажды, когда мы лежали с Илюхой в детской больнице, я увидела 6-месячную отказную девочку с ДЦП. Она громко плакала в соседней палате, и ни одна из тех мам, которые лежали с детьми, не хотели подойти к ней, только  жаловались медсестрам на плач. Я забирала эту девочку, Лизу, в свою палату. К счастью, я позже узнала, что ее взяла одна семья.  Наверное, тогда я впервые подумала о том, каково это – быть ребенком, к которому никто не приезжает.

К тому, чтобы стать приемными родителями, мы с мужем основательно готовились: прошли Школу приемных родителей, переехали жить в Подмосковье, где сняли дом. Первая наша девочка – Диана, 8 лет, у нее ДЦП. Помимо Дианки, у нас еще трое под опекой. Все они воспитывались в интернате для детей с умственной отсталостью. У 16-летней Маши – остеопароз, у 15-летней Насти и 9-летнего Бина (он родной брат Дианки) – серьезные неврологические нарушения, не считая грыж и проблем со зрением. Дети живут с нами постоянно.

Конечно, меня часто спрашивают: как мы решились?

Илье 20 лет. Ему уже не надо такого пристального внимания со стороны родителей. А когда мы взяли еще детей, Илья смог стать взрослым. Когда он был у нас один, ему это никак не удавалось. А сегодня над всеми проблемами в нашей большой семье мы работаем  втроем: я, муж и старший сын. У Ильи открылись настоящие педагогические таланты, он лучше, чем мы с мужем, может многое объяснить детям. Ведь ему пришлось многое пережить.

Сейчас на мне реабилитация самой тяжелой, младшей девочки, Дианы. А остальные дети больше с мужем и сыном. Мне пришлось работу оставить. В недавнем прошлом я была директором частного охранного предприятия. Должность серьезная, предполагает включенность, но сейчас у меня – другой фронт.

Так вот, про Илью. Раньше он, как всякий единственный  ребенок, да еще больной, привык к исключительному вниманию. Были с ним сложности, конфликты. И поначалу, когда мы детей брали, конечно, началась ревность. Я его понимаю: то один у мамы с папой, и вдруг – такой «колхоз». Когда мы только собрались Диану брать, еще хуже, чем раньше, стало. Сын тянул все внимание на себя: то что-то болит, то просто одиноко.

Помог директор школы-интерната, где Диана училась, – очень грамотный оказался специалист. Он предложила привести в интернат Илью. Когда Диана вошла в комнату на своих нелепых ходунках, Илья вдруг как-то понял, что эта девочка практически с младенчества прошла все то, что прошел он. И принял ее. Стал о ней заботиться даже как-то по-отечески.

С появлением в семье других детей Илья очень изменился. Из ребенка, каким он был в свои 20, он вдруг стал старшим сыном и братом. Как мужчина, стал смотреть на многие вещи. Когда мы с мужем уезжаем, оставляем его с детьми спокойно: для младших  Илья – беспрекословный авторитет. Мы его называем руководящим составом семьи – и он гордится, старается, волнуется за всех.

Скажу довольно спорную вещь, но мои личные наблюдения именно такие: с приемными детьми подчас легче, чем с кровными. Потому что мои дети очень ценят, что они – в семье. Наша старшая, 16-летняя Маша, поменяла фамилию на нашу, она с детства  мечтала о семье, а узнала, что такое семейный уют, только в 15.

У нас в доме достаточно строгие правила: запрещено врать, драться. И тут детям, конечно, тяжело, потому что они привыкли, что их бьют: первое время протягиваешь руку, чтобы приласкать, а они шарахаются, как от удара. Но год уже дети с нами живут, и я вижу изменения: они стали более доверчивыми, ласковыми, и в то же время – более уверенными в себе, спокойными.

По дому у нас все работают. Девочки готовят, убираются. Сказать по правде, мне кажется, что у меня  дети – золотые. Может, нам просто повезло, не знаю. Ругаются, конечно, иногда, но это нормально.

Нельзя сказать, что они принесли какое-то жуткое «наследство» из детского дома. Им больше не надо за себя бороться, и они прямо расцветают. И внешне, и внутренне.  О нашей Маше, на которой в детском доме поставили крест и сказали, что у нее «хроническое слабоумие и необучаемость», напечатали статью в газете. Пишут, какой это замечательный ребенок, как хорошо рисует, она у нас в художественных выставках первые места занимает. Гордимся, конечно, очень.

Между собой у них, конечно, всякое бывает. Перед нами они между собой еще соревнуются: кто самый лучший? Но мы это сдерживаем. Допустим, подрались, тогда наказываем обоих, я не разбираюсь, кто первый начал.

Людям, которые задумываются о том, чтобы взять ребенка-инвалида в семью, я бы посоветовала все хорошенько обдумать, взвесить. Надо четко понимать, что ваша жизнь кардинально изменится, чем-то обязательно придется жертвовать. И должно быть согласие в этом вопросе обоих родителей, оба родителя должны понимать, на что они идут, иначе потом, когда возникнут проблемы (а они возникнут обязательно, как бы вы не готовились), будет трудно семью сохранить.

Мне кажется, если есть семья – берегите ее, это главное. Когда появляется новый член семьи, приходиться адаптироваться всем. Это сложно, и к этому надо быть готовым. Понадобится помощь, хорошо, если повезет найти вдумчивого психолога. Главный враг здесь – розовые очки. Если недооценить сложности, ваш приемный ребенок рискует оказаться опять в детдоме.