«Здесь воздух пахнет войной». Беженцы в Курске

Как сейчас живет Курск, принявший больше 100 000 беженцев из приграничья

У церковного центра помощи при Свято-Троицком монастыре
У церковного центра помощи при Свято-Троицком монастыре

Очередь на выдачу гуманитарной помощи. Старик, бежавший из Суджи, указывает на мой блокнот:

– Брехуночек? Брехуночек это у тебя? Правду кажите, и только правду. Не придумывай ничего.

– Ладно тебе. Тут придумывать нечего. Что мы рассказываем, этого ни в каком сне не убачишь, – отвечает ему другой мужчина, его сосед по улице, которой больше не существует.

6 августа ВСУ прорвали границу Курской области и заняли часть приграничных территорий. По официальным данным, более 133 000 людей бежали из своих домов. Большинство из них продолжают оставаться в Курске, население которого составляет 450 000 жителей. Наша корреспондентка провела два дня рядом с ними.

«Артобстрел – вот была наша сирена»

Беженцы в очереди за гуманитарной помощью

В восемь утра у Свято-Троицкого монастыря в Курске очень тепло, хоть на улице и середина сентября. В воздухе стоит медовый аромат – это цветет алиссум. Из окон слышно пение хора.

До открытия церковного центра помощи еще два часа, но рядом уже собрались по меньшей мере человек 30. В основном это пенсионеры. Сюда приходят те, кто живет в городе – либо у родственников, либо на съемных квартирах. Цены на аренду в Курске выросли в 2–3 раза, поэтому в основном беженцы живут по 7–8 человек в комнате.

Люди разбиваются по кучкам, в каждой идет оживленное обсуждение. Со всех сторон доносятся обрывки разговоров:

– Как же там моя хата, стоит еще?..

– У свата гараж обстрелян, окна в доме побиты все…

– А Серегу нашего, его ведь убили…

– У Кати, у соседки, обе машины с автоматов разбили, гараж сгорел…

На одной из лавочек сидят пенсионеры за 70 лет. Все они жили в одном из сел Суджанского района, а сегодня случайно встретились впервые за месяц после бегства.

Наталья Кульева – координатор социальной помощи в зоне конфликта
Наталья Кульева – координатор социальной помощи в зоне конфликта

– Девочка, а что у нас интервью брать? Уже все, нет нашей Пореченки. Все разбито, расколочено, – вздыхает 78-летняя Нина Семеновна. На ней платочек, шерстяная кофта и колготки, в руках трость. – Ты понимаешь, я в одном халате ехала, все хозяйство там оставила.

– Вы надеялись, что быстро вернетесь?

– Думали, на следующий день! Пересидим, и успокоится, думали, – в один голос отвечают старики.

– Никто ничего не говорил, эвакуации объявлено не было. А по телевизору – так вообще все хорошо. Кто на чем смог, выехал. А кто не смог, до сих пор там сидит… мы за мамой приехали через три дня, 9 августа. Ей 83 года. Она уезжать не хотела, с боем посадили в машину, – подключается Валентина, еще одна женщина в платочке.

– И я тоже! Я затеяла котлеты, накрутила мяса – жарить буду, огород копать буду! Фарш уже стоит, а тут внучка заходит с семьей. Она заплакала, говорит – бабушка, выгнали. Потом и невестка приехала с сыном. А я не хотела уезжать, я уже привыкла. У нас ведь два года уже война. Побахают, побахают, посижу в погребе. Я говорю – не бросайте бабушку! А они схватили, затолкали меня в машину… – снова причитает Нина Семеновна.

– Мы ее привезли из деревни, а в Курске сирены воют, – продолжает рассказывать о вывезенной маме Валентина. – Она говорит – лучше б я там сидела, у нас такого не было. Побахают где-то вдалеке, ну и все.

– У вас не было сирен?

– Дочка, артиллерийский обстрел – вот наша сирена была. А так ничего не было. К концу я уже отличал, какой дрон летит – камикадзе или разведчик.

Дроны различать научился Михаил Николаевич, веснушчатый мужчина лет 70 с ярко-рыжими бровями. Эвакуировав свою семью, он вернулся домой и пробыл там еще пять дней. Село уже частично находилось под контролем ВСУ.

– Я эти пять дней как волонтер был, помогал всем. Того проведаю, тому воды принесу. Я не мог уехать, мы дружили с ними, работали всю жизнь. Вот я и помогал сейчас. Соседи все с военными спорили, отказывались уезжать, чтобы не оставлять дом. А у меня уже и сарай сгоретый был, комбайн сгоретый, воронка рядом была от дрона. Свиньи остались, девять гусей, утей куча, курей немерено, картоха, кабачки, помидоры…

Слева направо – Нина Семеновна, Иван Максимович, Михаил Николаевич. Все они
жили на одной улице села Черкасское Поречное Суджанского района
Слева направо – Нина Семеновна, Иван Максимович, Михаил Николаевич. Все они жили на одной улице села Черкасское Поречное Суджанского района

За время, что Михаил Николаевич провел в Черкасском Поречном Суджанского района, к нему в дом дважды приходили военные – и русские, и украинские. На общение ни с кем из них он не жалуется, говорит, что извинялись и вели себя уважительно. В последний раз, когда Михаил Николаевич контактировал с солдатами, ему настоятельно посоветовали «уматывать», что он и сделал на следующий день. Михаил Николаевич вывез из Поречного еще две семьи.

– Там по дороге уже столько машин горетых было… а дронов – как будто пчел выпустили. Как они еще не сбивали друг друга? А когда я от дома отъезжал, четверо военных несли на одеяле тело убитого хлопца, солдата тоже. Я думал, это украинцы, а это наши оказались. Положили мне его на багажник, я довез до конца села. Был седоватый, а сюда седой приехал, – медленно рассказывает Михаил Николаевич, глядя в одну точку, мимо меня.

– Брови-то еще рыжие у вас.

– Ну, вот одни брови да усы. Я месяц не брился, думал, домой вернусь, там и побреюсь. Уже бороду отпустил. А сейчас уже… дома нет моего больше. Еле сбрил все.

«Неизвестность – это самое страшное»

В штабе трудятся как куряне, так и приезжающие со всей России люди. Как правило, они проводят здесь свой отпуск

В Курске переселенцам, привыкшим к деревенской жизни, трудно. Они теряются в большом пространстве города и чувствуют себя ограниченно в крошечных квартирах, устают от шума, тоскуют по домашней еде, по оставленным животным.

– Мы и картошки своей не успели поесть, приходится теперь на рынке покупать по 30 рублей, – рассказывает соседям по очереди одна из женщин.

– А у нас картоху дрон выкопал, во такие клубни были! С собой в дорогу набрали… – отвечают ей.

Иван Максимович, тоже из Суджанского района, называет себя реалистом – он не будет унывать, ему достаточно, что родные в порядке:

– Мне главное, чтоб дети, внучата учились бы, жили нормально. А нам хватит одной комнаты. Мы старички, чего с нас…

– Старички-разбойнички – вот мы кто! – иронизирует Нина Семеновна.

– Вы еще и шутить в себе силы находите, – удивляюсь я.

Нина Семеновна готовится получать гуманитарную помощь – она впервые за месяц вышла из дома и заняла очередь одной из первых. Ее настроение значительно поднялось из-за случайно встречи с соседями
Нина Семеновна готовится получать гуманитарную помощь – она впервые за месяц вышла из дома и заняла очередь одной из первых. Ее настроение значительно поднялось из-за случайной встречи с соседями

– А что делать? Если не будем шутить, то вообще… у меня уже глаза от слез не бачут ничего, – голос бабы Нины уже дрожит. – Мой внук там, понимаешь? Он вместе с другом поехал хозяйство проверить 11 августа, нам ничего не сказал. Скотины много было, ему жалко стало. Друга солдаты нашли, он рассказал, что дрон на них напал, они и разбежались в разные стороны. С тех пор ничего не известно – ни хорошего, ни плохого. А неизвестность хуже всего.

В очереди начинают обсуждать оставшихся родственников и тех, кому удалось выехать:

– А Валя-то там еще? Не знаешь, Генку похоронили?

– Наверно, яму выкопали, закопали где-то. А он хотел ведь в подвал пойти, но не успел, осколок попал…

– Как вообще хоронили тех, кто погиб во время обстрелов?

– Как хоронили… мы выезжали из села, за нами по машине ударил дрон. Мужика за рулем убило. Жену забрали в ПВР, а его обратно домой отвезли и в подпол положили. Вот так хоронили.

«Я привыкла жить вольно»

Беженцев у монастыря очень много с раннего утра и до самого позднего вечера

В другом конце очереди я встречаю Ирину – женщину лет 60 в красной кофте, с модной короткой стрижкой и тонкими бровями. Она эвакуировалась из Русской Конопельки Суджанского района месяц назад.

Сейчас Ирина, как и большинство людей в очереди, живет у родственников. На пособие в 10 000 снять даже однокомнатную квартиру в Курске невозможно, поэтому приходится ютиться ввосьмером в одной комнате.

– Мы с мужем пока на балконе спим. А холода пойдут, куда нам? Где квартиру искать, на что снимать, на какие деньги жить? На 10 000 эти? Тяжело нам, тяжело. Думали, как раньше – полетает, полетает, мы заховаемся, и оно заглохнет. А тут уже невыносимо стало.

Во время нашего разговора первый раз за день звучит сирена. Оглушающий тревожный звук не пугает никого – уже весьма внушительная вереница беженцев у монастыря остается недвижимой. Люди продолжают общаться как ни в чем не бывало, никто даже не оборачивается.

Беженка выбирает одежду в одном из городских пунктов помощи

– Наверное, уже все, нам возврата туда не будет, – продолжает Ирина, игнорируя воздушную тревогу. – Ой, как хочется домой. Я привыкла всю жизнь жить вольно. Там гуси, луг, огород, на речку можно сходить. Вот эти дома – они меня душат. Я не могу – движение, здания высокие, я задыхаюся! Так хочется домой. Вышла бы посреди этого, и «разбой» бы кричала.

– А что это значит?

– Ну, бьют, убивают. Город меня убивает. Никак не могу привыкнуть. А тут еще… чи стресс у меня большой, чи шо, но зрение хуже стало, а еще ничего не запоминаю, каша в голове.

– Но выглядите вы хорошо.

– Ну, стараемся как люди выглядеть. А все равно есть отличие – беженцы и местные. Мы же отличаемся от курских.

Ирина устает перекрикивать сирену и дожидается тишины:

– В Москве не понимают, сколько людей здесь пострадало. В Курске к сиренам все уже привыкли, а у нас дроны летали над головами, прямо на дворы кидали бомбы, все взрывалось рядом. И ночь, и день покоя не было. В Москве никто и не знал, что мы уже два года в таком положении. Никто не ощутил такого удара, как мы, мы все теперь бездомные. Но Москва – Москвой. А тут сами куряне смеются над нами: «Вон бомжи, по помойкам насобирали и тянут, волокут».

«Мы сейчас должны помогать друг другу»

Ольга Петрова выдает прибывающим беженцам номера в очереди. Их люди записывают у себя на руках
Ольга Петрова выдает прибывающим беженцам номера в очереди. Их люди записывают у себя на руках

В обед мы встречаемся на кухне церковного штаба с Ольгой Петровой – координатором волонтеров. Ольга из Москвы, в прошлом она геолог, альпинист и специалист по продажам. С начала СВО Ольга стала работать в церковных проектах помощи пострадавшим в зоне военного конфликта.

Центр социальной помощи в Курске открыт с 16 августа, мы разговариваем с Ольгой спустя месяц после начала ее работы. За это время она выходила из монастыря в город не больше четырех раз, не говоря уже о поездках домой, в Москву.

«Работы очень много, мы принимаем ежедневно от 1300 до 1600 человек. И, увы, меньше беженцев не становится. Штаб работает без перерыва на обед, и помимо работы с людьми мы разгружаем постоянно прибывающую гуманитарную помощь, фасуем, создаем новые заказы. Работы гораздо больше, чем рук.

У всех обращающихся к нам море проблем, но они думают не только о себе. Они часто заботятся и о своих соседях, о дальних родственниках. Волонтеры у нас не только из Курска, но и со всей России. Люди приезжают помочь в свои отпуска. Даже сами беженцы подходят и спрашивают, чем могут помочь. В такое время проявляются лучшие черты характера, которые есть в человеке, и это утешает.

У людей здесь еще есть надежда вернуться домой. Кто-то отказывается получать сертификат на жилье, потому что не готов отказаться от мысли о возвращении. У них есть эта мечта, они все еще живут старой жизнью. Иногда проходишь мимо людей, и чувствуется такая боль… тогда нужно постоять где-то в углу, прийти в себя, а потом снова работать.

Здесь в воздухе витает этот запах, запах войны. В Москве он не чувствуется. Мы сейчас должны помогать друг другу по мере своих сил. Потому что сегодня здесь, а завтра… мы должны не допустить, чтоб везде было то же самое».

«Может, мне все это приснилось?»

Укрытие на ул. Ленина – центральной улице города
Укрытие на ул. Ленина – центральной улице города

В Курске из примет военного времени – новые бетонные укрытия на остановках, изредка встречающиеся заклеенные окна, указатели на места хранения аптечек. Стоит жара, и в городе бьют фонтаны, люди на лавочках едят мороженое. На одной из центральных площадей танцуют вальс.

На седьмой раз я перестаю считать сирены. На них уже давно никто не обращает внимания. По словам местных, раньше люди останавливались, а теперь даже дети на площадках продолжают играть. Вой воздушной тревоги сливается с гулом машин, с музыкой, со звоном колоколов.

Ночью я просыпаюсь дважды – от сирены и от взрыва. Звук работы ПВО так силен, что кажется, ракета разорвалась прямо в соседнем дворе. За грохотом следует визг автосигнализации, и только потом включается очередная сирена. Я выхожу на улицу – там тихо и пусто, рассвет. Больше никто в доме не просыпается.

Беженцев в Курске заметить нетрудно – по городу ходит много людей с большими пакетами, на улицах встречаются столпотворения у пунктов выдачи гуманитарной помощи.

Мужчина с пакетами гуманитарной помощи на главной улице Курска
Мужчина с пакетами гуманитарной помощи на главной улице Курска

В арке одного из домов на центральной улице тоже стоит очередь. В ней я знакомлюсь со Светой – крупной женщиной в розовой леопардовой кофте и приподнятых солнечных очках. Она говорит громко, выразительно, глядя в глаза, голос с хрипотцой.

Света из Коренева. По ее словам, поселок уже частично занят украинскими военными.

– Я думаю, от нашего Коренево ничего не останется. Я вчера заезжала вместе с военными, там столько танков… у меня дом частично разбит кассетами, собачке лапку оторвало. Завязала ее, самогоном обработала. А что я сделаю? У меня сын врач, но как я ему позвоню, связи нет. Слезы льются… военный мне сказал – вы в последний раз посмотрели на свой дом, ничего здесь не останется.

– Вы прямо сейчас продолжаете ездить домой?

– Конечно. Я езжу, собак кормлю, свиней. Соседей вывожу. И другие наши ездят – мародеров боятся. Нас если и не разбомбят окончательно, то размародерят точно. Там же зеки воюют, вчера только военная полиция одного поймала.

Света показывает фото и видео – на одном она в бронежилете и каске едет в машине, на другом – ряд расстрелянных машин на выезде из села, по словам Светы, в них в сумме погибли 16 мирных. От чьих снарядов – никто не знает, да и не пытается разобраться.

– И не опасно туда ездить? Неужели не бомбят никого по дороге?

– Бомбят. Вчера руки-ноги отдельно валялись. Это солдаты остановились, и прямо на них «Баба-яга» (название украинского дрона. – Ред.) упала. Мне военная полиция показывает, говорит – смотри, это вы вот так домой ездите. Я голову только опустила. Не могу я, тянет меня туда, да и не меня одну.

Очередь у центра помощи Российского красного креста
Очередь у центра помощи Российского Красного Креста

Своего 23-х летнего сына Света с собой в Коренево не берет, хоть тот и просит, тоже скучает по дому и собаке.

– У нас там и собаки, и кошки, и кого только нет… всех отпустили. Поросята гуляют грязные такие! – Света громко говорит и размахивает руками. – Они чи утей едят, чи курей – все морды в крови. Один солдат на блокпсту мне говорит: «Петровна, когда праздник какой-нибудь будет, давай порося твоего зажарим?»

Продолжаем просмотр фотографий Светы. Вот развал кирпичей – это дом соседки. А вот Света бегает от дрона – сначала прячется за деревьями, потом в подвале.

– Там такая техника… я вчера увидела – как в кино. Просто встала с открытым ртом и стояла. Они мне – «Петровна, закройте рот», – Света смеется. – Страшно на самом деле. Я сюда приехала, выкупалась, думаю – я, может, там не была? Может, мне все это приснилось? Там танки, самолеты, бэтээры, пушки с деревьев торчат…

За два дня общения с беженцами в очередях я много раз слышу, что произошедшее кажется им сном. Одна из суджанских женщин скажет мне: «Мы забываем, что это было с нами. И сон нам приходит, что мы когда-то вернемся. Он надоедает нам, этот сон, он тянет домой».

* * *

Волонтеры признаются, что работа за компьютером, то есть обработка просьб беженцев, наиболее трудна морально. Раз за разом приходится слушать, как люди убегали под обстрелами, узнавать, что они оставили, кого потеряли
Волонтеры признаются, что работа за компьютером, то есть обработка просьб беженцев, наиболее трудна морально. Раз за разом приходится слушать, как люди убегали под обстрелами, узнавать, что они оставили, кого потеряли

Центр помощи в Свято-Троицком монастыре открыт до восьми вечера, но по окончании приема беженцев работа не прекращается. Приезжает двухтонка с раскладушками, начинается разгрузка. Мужчины до испарины на лбу таскают стратегические предметы для спящих, как правило, на полу людей.

За два-три часа раскладушками заполняется все – они стоят вдоль стен, между шкафами, под крышами на улице.

– Все бы хорошо, только вот завтра этого уже не будет, все разберут, а вечером по новой, – улыбается Наталья Кульева, координатор социальной помощи в зоне конфликта. – А мужчины наши после таких разгрузок просыпаются потом с синяками по всем ногам. Но ничего, Господь дает сил.

Когда смена кончается, Наташа на минивене развозит волонтеров по домам. Ее телефон разрывает от звонков – так было утром, ничего не меняется и ночью. Мы остаемся одни, и она рассказывает о таких же центрах помощи беженцам, которые организовывала в других городах. За спиной Белгород, Мариуполь, Воронеж, Джанкой, Ростов, Донецк, Северодонецк. Веселая до этого Наташа меняется в лице:

– Такое дурацкое чувство. Здесь, в Курске, горе новое, а мы уже это все проходили. Эти люди говорят все то же самое, что я слышала. И это горько. Мы что-то делаем, а отвести это не можем. Как опухоль какая-то, как метастазы. Ты их пытаешься вылечить, а они где-то еще выстреливают.

Как можно помочь беженцам

Присоединиться к церковной помощи в Курске и в зоне конфликта, стать волонтером можно на сайте помочьвбеде.рф и по телефону горячей линии Синодального отдела по благотворительности 8-800-70-70-222.
Пожертвовать средства можно на церковной платформе «Поможем» на сайте mirom.help

Мы просим подписаться на небольшой, но регулярный платеж в пользу нашего сайта. Милосердие.ru работает благодаря добровольным пожертвованиям наших читателей. На командировки, съемки, зарплаты редакторов, журналистов и техническую поддержку сайта нужны средства.

Читайте наши статьи в Телеграме

Подписаться

Для улучшения работы сайта мы используем куки! Что это значит?