Я просто устал

Рано или поздно синдром эмоционального выгорания настигает нас всех. Главное – не застревать в этом состоянии. Опыт и советы людей помогающих профессий – как заново обрести душевное равновесие.

Фото с сайта 1800hospice.com

Близкий эмоциональный контакт с теми, кому помогаешь, приносит огромное удовольствие и делает жизнь осмысленной. Но врачи, учителя, спасатели, сотрудники НКО и волонтеры, ведомые состраданием и чувством долга, расплачиваются за свою вовлеченность собственным душевным покоем и здоровьем.

В прошлом году Евгений Глаголев, отец дочери с паллиативным диагнозом, бывший исполнительный директор «Ассоциации профессиональных участников хосписной помощи», а ныне директор фонда «Правмир», вдруг почувствовал необычную усталость:

– Я начал болеть почти каждый месяц, а к концу года уже два раза в месяц. Честно говоря, не относил это на счет эмоционального выгорания. Просто понимал, что со мной что-то не так. Потом все стало очень сильно раздражать – семья, коллеги. В какой-то момент я осознал, что больше не ощущаю себя собой.

Стена

Фото с сайта britishcouncil.org

Одна из главных причин, вызывающих эмоциональное выгорание, по опыту психологов, работающих с сотрудниками НКО, – ощущение бессилия перед системой, мешающей помогать людям. Это как стена, которую невозможно ни пробить, ни обойти.

«В моем случае я пыталась изменить, например, годами выработанное в нашем обществе отношение к детям с ограниченными возможностями в коррекционных учреждениях закрытого типа, – делится опытом Елена Любовина, бывший директор фонда «Абсолют-Помощь», проработавшая в благотворительной сфере 18 лет. – И вот посылаешь на обучение специалистов этих учреждений, проводишь семинары, круглые столы, а воз и ныне там – идеология не меняется. В ребенке не видят личность, формально относятся к своей работе. В конце концов, мои внутренние ресурсы истощились – я поняла, что помогая другим и борясь с системой, запустила свою семью, и мой сын оказался без моей поддержки».

Многолетние кропотливые хлопоты и отсутствие отдачи со стороны общества, когда чувствуешь, – что ни делай, все, как в черную дыру, – постепенно формирует у человека ощущение беспомощности и бессмысленности собственных усилий: зачем пытаться, если я все равно ничего не могу изменить?

Елена Любовина. Фото : facebook.com/elena.lyubovina

Это самое страшное – так называемый феномен выученной беспомощности. Он хорошо изучен на собаках – когда животное понимает, что не может выбраться из клетки, в которой каждая попытка выйти на свободу сопровождается слабым ударом тока, то прекращает всякую борьбу и даже когда его сажают в другую клетку, из которой есть выход, ведет себя абсолютно так же. В то же время собаки, у которых нет выученной беспомощности, моментально выбираются на свободу.

«Наше общество быстро формирует у нас выученную беспомощность, – замечает Маргарита Жамкочьян, психотерапевт, социальный психолог, директор психологического центра благотворительного фонда «Виктория». – Бьет по рукам и отбивает у многих желание что-то делать. А человеку важно осознавать, что у его работы есть смысл. Выход в том, чтобы увидеть перспективу. Беспомощными мы становимся, когда упираемся в тупик, а это значит, что стена находится близко, поэтому дальше нее ты ничего не видишь. С ней нужно что-то сделать – отойти в сторону, или залезть на гору, или представить прозрачной, то есть увидеть отдаленный результат своих действий. Возможно, там, за стеной, – луга, полные цветов».

Маргарита Жамкочьян. Фото с сайта iamhuman.ru

Проанализировав ситуацию, Елена Любовина изменила подход. Теперь она занимается проектной работой в удаленном режиме в фонде «Арифметика добра» – помогает семьям с приемными детьми четыре раза в неделю – и говорит, что гармония снова вернулась в ее жизнь:

– На последнем месте работы я потеряла ощущение радости от своей деятельности, потому что поняла, что приношу ей в жертву собственную семью. Прошел всего месяц после увольнения, но я уже замечаю, что наши отношения с сыном укрепились, он стал лучше учиться. Ему так не хватало меня дома – не мамы-руководителя, а просто мамы, которая утром готовит кашу и провожает в школу. Я поняла, что приоритетом для меня должно быть личное пространство и моя семья.

Еще одна важная подсказка: беспомощность означает, что нам не хватает знаний и профессионализма. «Это хорошо видно на примере учителей, – поясняет Маргарита Жамкочьян. – Спустя время преподаватель замечает, что знакомые методики, которые он с таким энтузиазмом применял вначале, перестают действовать – он или она больше не может влиять на детей, установить с ними нормальные отношения и, соответственно, не может учить. Перед учителем – стена и беспомощность. Тогда надо подняться на более высокую ступень – овладеть новыми знаниями, поломать голову, поискать другие способы, привлечь людей, и понемногу снова начнет получаться».

Не позволять себе растворяться в чужой боли

Наталья Суполкина, психолог. Фото: facebook.com

Вторая причина эмоционального выгорания – неумение выстраивать границы во взаимодействии с другими людьми, когда все воспринимается слишком лично. С окружающими, подопечными, коллегами создается удушающе тесная связь. В ситуации эмоционального потрясения, которых невозможно избежать, – смерть, острый конфликт – удары ощущаются особенно болезненно, потому что наносятся непосредственно по нашему Я.

В благотворительности первыми попадают под удар волонтеры – в отличие от профессионалов, медиков и психологов, для них очень характерно быстрое выгорание. Наталья Суполкина, медицинский психолог высшей категории филиала №4 МНПЦ Наркологии города Москвы, младший научный сотрудник ГНЦ РФ ИМБП РАН, была одним из первых в стране специалистов, начавших создавать группы психологической работы с волонтерами в добровольческом движении «Даниловцы».

По ее опыту, неподготовленный волонтер может выгореть меньше чем за полгода, дойдя до клинической депрессии, когда он не в состоянии справляться со своими повседневными обязанностями.

Фото с сайта dailymail.co.uk

«Девушки-добровольцы, которые работают клоунессами в больницах и общаются с детьми с онкодиагнозами, часто не выдерживают больше нескольких недель, – подтверждает слова коллеги Маргарита Жамкочьян. – Они не могут заставить себя прийти и снова пережить эти чувства, когда ты видишь ребенка, который скоро умрет. Ты платишь собой, своими нервами, ведь эмоции – это и есть ты. Человек бежит от боли, потому что непонятно, как от нее защититься. В этом смысле профессионалы намного лучше подготовлены к тому, что будет дальше».

В таком случае, подчеркивает эксперт, важно расширить границы своего Я, чтобы окружающие, с которыми мы взаимодействуем, попадали на дальние границы орбиты нашей личности.

Вероника Шутова, руководитель благотворительного фонда «Каждый», психолог Детского хосписа в Петербурге, говорит, что за 15 лет работы не раз переживала синдром эмоционального выгорания, но у нее никогда не было желания бросить свое дело. Она объясняет это навыком хорошо защищать личностные границы:

–  Семья, друзья, отдых – фундамент моей работы. После пережитого горя мне нужно время для восстановления – месяц или два после смерти ребенка я не работаю с терминальными пациентами. Еще одно правило: с семьей пациента нельзя проводить более полутора часов (если ничего экстремального не случилось, конечно). Нужно четко помнить, что и когда ты делаешь, – например, волонтеры знают, что приходят в игровую комнату раз в неделю на два часа. На первом месте, в любом случае, должна стоять ваша собственная семья.

Вероника Шутова. Фото с сайта pro-palliativ.ru

Простите, я сейчас кусаюсь

Третья причина эмоционального выгорания – накопившееся раздражение на окружающих. Руководство не признает и «гробит», коллеги сплетничают или завидуют, подопечные бесят. Кажется, что ты получаешь удары со всех сторон.

«В благотворительности в основном работают невротики со сложной жизнью и богатым внутренним миром, – замечает Владимир Берхин, президент благотворительного фонда «Предание». – Здесь пока немного менеджеров с холодными глазами. Можно по-человечески общаться и строить отношения. Но 70% моих коллег систематически употребляют антидепрессанты, у многих проблемы со сном и нередко неустроенная личная жизнь. Знаю случай, когда в фонде сотрудник бросился на другого со стулом».

Евгений Глаголев. Фото: facebook.com/evgeny.glagolev

Переход на личности может произойти очень быстро, соглашается Евгений Глаголев: «Я оказался к этому не готов – в коммерческой компании, где я работал раньше, понятные правила общения. Здесь, как оказалось, очень остро стоит вопрос личного. Во время выгорания перестают работать механизмы социальной блокировки, перестаешь понимать, когда и что можно сказать. Я говорил коллегам, ребята, простите, вот сейчас я кусаюсь, такое состояние души».

Маргарита Жамкочьян советует безотказный прием: «Допустим, тебе наносят удар, не напрямую, а неприятным намеком, укором. И задевают. Вместо того, чтобы ответить агрессией, можно сказать спокойно, не задираясь: «Ты сейчас хочешь меня обидеть?». Как правило, это вызывает замешательство, потому что никто из нас не считает себя плохим, а думает, что он хороший. И все, ты выигрываешь. Не грубя, без скандалов, ты устанавливаешь границы и учишь человека думать, прежде чем в следующий раз говорить гадости».

Если вы поймали себя на том, что вас раздражают окружающие, – возникает возмущение, может быть и справедливое, теми, кто не хочет помогать или помогает не так, как нужно, или просто не благодарен, – пора принимать меры против эмоционального выгорания.

Слушайте себя

Фото с сайта vrijheidvrijheid.be

«Первый и главный симптом выгорания – выраженное снижение интереса к делу, которое было любимым, – объясняет гештальт-терапевт Денис Новиков. – Второе – приступы усталости, раздражительность, сонливость днем и бессонница ночью, навязчивые мысли о деле. Отношения с работой становятся более поверхностными, человек теряет глубину переживаний. Хотя с ходу в себе это не так просто заметить, но эмоциональный строй становится более примитивным, возникают сильные колебания работоспособности и настроения».

Возьмите паузу, прислушайтесь к своим внутренним запросам. Приносит ли работа радость? Насколько цели и задачи организации соответствуют вашим жизненным ценностям? Поддерживают ли вас в коллективе, принимают ли ваши инициативы? Хватит ли у вас сил заниматься тяжелыми темами?

«Надо прорабатывать собственные переживания, чтобы уметь их вовремя распознавать и отделять – вот это я сам, а это – мои эмоции, и я могу их контролировать, – советует Маргарита Жамкочьян. – Нельзя позволять себе растворяться в чужой боли. Это работа над собой – ты должен как личность стать шире, чем есть сейчас».

Евгений Глаголев, столкнувшись с эмоциональным выгоранием, выработал свои правила:

– Ощущать землю под ногами. Чувствовать, что ты здесь и сейчас, не в еще не произошедшем завтра и уже не во вчера, а здесь. Сосредотачиваться на моменте: понимать, что именно ты ешь, чувствуешь, говоришь.  Выстраивать границы. Бессилие помогло мне лучше осознать реальность, в том числе ограниченность собственных возможностей. Теперь я понимаю, что могу сделать и изменить, а что нет. Четко строить свой день по плану, не делать того, что не вмещается в день или мешает главному делу. Распределить вес усилий между работой, домом, отдыхом. Я больше не работаю по ночам. Запрет. Точно так же я выделяю время и на семью, и на себя. Делаю себе приятные вещи: провожу время, как хочу только я, какие-то небольшие покупки-радости. Это работает.

Разберитесь с комплексом спасателя

Фото с сайта otkazniki.ru

По опыту экспертов, большая часть людей идет в благотворительность, чтобы помочь себе, – чаще всего это психологически не проработанная потеря в прошлом. Вот почему психологи всеми силами стараются уговорить тех, кто недавно пережил опыт ухода близкого человека, подождать хотя бы два года – не брать приемного ребенка в семью или не работать в хосписе.

«Травмированные люди вообще опасны в этой профессии и они, к сожалению, в нее тянутся, – замечает Маргарита Жамкочьян. – Важно не бояться признаться себе, как же так, я свою потерю прорабатываю в чужих потерях?  Ну да, прорабатываешь. Пройди до конца, освободись, и тогда будешь дальше работать с чистой душой. Нужно искать любовь в себе, понять, что именно для тебя дорого. Чтобы ребенок с паллиативным диагнозом уходил с улыбкой, умиротворенный, ты сам прежде должен почувствовать умиротворение».

Вероника Шутова уверена, что умение слышать себя критически значимо в помогающей сфере:

– Если я не могу услышать себя, то я не услышу другого. Если семья приходит с вопросом о разводе, а я сама против разводов и не проанализирую себя и это свое отношение, то не услышу клиента. Врач должен уметь слышать себя, потому что, например, за врачебным «прекратите плакать» часто стоит невозможность обратиться к собственной боли.

Лучшее лекарство от эмоционального выгорания – внутреннее согласие. «Когда вы мечтаете спасти мир, возникает очень сильный разрыв между этим благородным порывом и вашей собственной слабой природой, эмоциональными и физическими реакциями, вплоть до отвращения, – продолжает Маргарита Жамкочьян. – Вы мечтаете спасти мир, а себя не знаете. Это надо регулярно отрабатывать со специалистом-психологом и расценивать как вклад в повышение собственного профессионализма».

Сходите в храм

Фото: диакон Андрей Радкевич

Елена Любовина уверена, что исповедь и беседы с батюшкой помогают ей вернуть душевное равновесие и быстрее восстанавливаться. Владимир Берхин в целом согласен:

– Воцерковленные люди в силу аскезы привыкли наблюдать свои чувства и иногда не давать им ходу, говорить «нет», поэтому меньше выгорают. Но это не просто верующие люди, а именно воцерковленные. Хотя у них другая ловушка. Неверующие сами назначают свой долг, а за верующим Господь смотрит. И если человек решит, что его религиозный долг – никому не отказывать, последствия могут быть очень печальными. Считая свое занятие сверхважным, ты взваливаешь на себя сверхответственность, которая рано или поздно начинает тебя пожирать.

Ожидайте признания только от руководства

Фото с сайта rkw-kompetenzzentrum.de

Помогая, мы бессознательно ждем благодарности, и мы имеем право так чувствовать, но нужно осознать, что от подопечных и коллектива мы ее вряд ли получим. «Я перестала ожидать чего-то от окружающих, потому что даже в благотворительности они остаются обычными людьми, – говорит Елена Любовина. – Это задача руководителя фонда – выстраивать работу так, чтобы в людях проявлялись хорошие качества и сохранялся энтузиазм».

Скажем, если речь о проблемах, с которыми не может быть сиюминутного результата, например, работа с детьми с ОВЗ, синдромом Дауна, руководство НКО должно внедрить систему определения эффективности. Даже с детьми, которые кажутся необучаемыми, все равно каждый день есть маленькие победы, и сотрудник должен их видеть, получать благодарность, чтобы появлялись силы идти дальше.

Мы просим подписаться на небольшой, но регулярный платеж в пользу нашего сайта. Милосердие.ru работает благодаря добровольным пожертвованиям наших читателей. На командировки, съемки, зарплаты редакторов, журналистов и техническую поддержку сайта нужны средства.

Читайте наши статьи в Телеграме

Подписаться

Для улучшения работы сайта мы используем куки! Что это значит?