Ребенок и смерть. Эти два понятия отзываются в наших сердцах как что-то несовместимое и ужасное. Больно и тяжело переживать смерть дорогого и близкого человека, в тысячу раз больнее и горше пережить смерть ребенка.
Помню, как меня, саму тогда еще девочку, поразило известие о смерти двух знакомых детей из придонского хутора моей бабушки. Близнецам Тане и Сереже было лет по десять-одиннадцать. Погибли они, задохнувшись в дыму пожара, когда родители были в гостях. Кажется, в доме загорелась проводка, а дети спали. Во время пожара бедные дети заползли в шкаф, пытаясь укрыться от дыма. Там их и нашли…
Очень красивые были дети – оба кудрявые, большеглазые… Танюшка обещала стать редкой красавицей. Были они всегда тихие и стеснительные. «Вот горобчики (воробушки) прилетели», – умилялись на них хуторские бабы. За что же им была послана эта мучительная смерть? – все задавалась я вопросом. И обоим сразу. В один день на свет Божий появились и в один день покинули его… Это казалось мне страшной несправедливостью. Потом уже, уверовав в Бога и Его великий Промысл, я поняла, что это – Тайна.
Поразила меня в ту пору и судьба героини романа американской писательницы Гарриет Бичер-Стоу «Хижина дяди Тома» девятилетней Евангелины. Смерть Евы – девочки «не от мира сего», истинной христианки и утешительницы, защитницы бедных негров – рабов ее родителей, кроме знакомого ощущения «несправедливости» гибели юного, прекрасного, такого нужного на земле существа вызвала во мне и другое чувство. Возможно, это были первые ростки чувства религиозного.
Эта книга и этот персонаж, пусть и несколько идеализированный, впервые приоткрыли для меня тайну смерти детей – прекрасных, светлых душой и любимых. Бывает так, что именно их смерть, их заветы поражают души любящих людей настолько, что они перерождаются. И жизнь, и отношение к ней, и взгляд на первостепенное в этой жизни меняются кардинально. А образы маленьких страдальцев, их молитвы и невидимая нам помощь освещают путь и подвиг оставленных на земле близких людей как путеводная звезда. И в этом – тоже Тайна и одновременно – разрешение ее. В этом – чудо и веяние Жизни. Вечной Жизни. Наперекор смерти, сквозь нее.
В это далекое волжское село меня влекла не только журналистская обязанность сделать материал о «хорошей приемной семье». На маму из этой семьи я обратила внимание на губернском Дне матери, когда чествовали семьи заслуженные, многодетные и приемные. Мне про эту красивую женщину, полную приятной русской полнотой, шепнули: «У нее – замечательная семья. Двое детей родных, двое усыновленных и четверо приемных». И – зацепила история, также в двух словах рассказанная: «Жили они себе с мужем, растили двоих детей. И вдруг дочка у них заболела лейкемией и умерла. А умирая, попросила мать усыновить ребенка из детдома. И даже во сне ей приснилась, номер детского дома указала. А они вместо одной девочки двоих взяли. Дальше – больше…».
Наверное, что-то отозвалось во мне далекое, из детской моей книжки про жизнь и смерть маленькой печальницы о сирых и угнетенных Евангелине. И ехала я в дом женщины с прекрасным именем Людмила, имея сокровенное желание узнать побольше об этой семье, о ее умершей дочке и приемных ребятишках. Здесь была тайна. И эту тайну хотелось разгадать.
Семью Красновых знают и любят не только в родном селе Богдановке, но и во всем Нефтегорском районе. За сердечность и отзывчивость приемной мамы – Людмилы Петровны, за воспитательский опыт, успехи ее детей. А главное – за то, что все дети нашли в этой семье родной дом.
А началом всему стало большое горе
Супруги Красновы пережили его шестнадцать лет назад. Росли в семье Александра Константиновича и Людмилы Петровны двое «золотых» деток – старший сын Андрей и младшая дочка Аня. До семи лет Анюта почти совсем не болела, была крепенькой, веселой и умненькой отличницей. Очень любила рисовать. А когда исполнилось девочке восемь, врачи поставили страшный диагноз: лейкемия. И началось хождение по мукам. И родителей, и самой Анюты. Где только они не побывали: лечились и в Самаре, и в Москве. Обращались за помощью к английским онкологам, которые приезжали тогда в Россию. Их ответ лишил мать последней надежды: «Увы, вы обратились слишком поздно. Мы можем обещать вам только то, что ваша девочка не будет испытывать страданий». И за одно это мать была благодарна врачам. Но страдания физические – это одно, а душевные – совсем другое.
– Смерть Анечка видела, и муки смерти видела тоже. Когда лежала в онкологии, в соседней палате умирал мальчик. Умирал мучительно. А врачи обезболивающие на выходные дни оставляли в ограниченных количествах. У бедняги от боли сосуды глазные лопались, и он плакал буквально кровавыми слезами! Мать в ногах у медсестры валялась, просила сделать что-нибудь, чтобы ребенку было не так больно… Анечка моя все это видела… И понимала, конечно, что подобная участь может ожидать и ее. Слава Богу, от страданий ее врачи избавили! А я учила ее не бояться смерти. Она была такая трусишка. И я объясняла ей, что после смерти душа человека продолжает жить. Рассказывала, что чистый и невинный ребенок становится ангелом и идет в рай, к Богу. Она очень внимательно слушала меня.
«Мама, как же ты будешь жить без дочки?»
В сентябре, за два месяца до смерти, лысенькая после химиотерапии Анюта сидела у окна и печально смотрела на нарядных девчонок и мальчишек, шагающих с букетами цветов в школу. «Какие они счастливые! – вырвалось у девочки. – И какие они еще… маленькие». Себя она ощущала гораздо взрослее сверстников. Она так и проводила все время у окна, рисовала, ждала с работы мать.
«Мама, знаешь, – как-то обратилась к Людмиле Петровне Анюта, видимо, предчувствуя неизбежное (мать, конечно, старалась вселить в девочку надежду и сама вопреки всему верила, что любимая доченька выживет). – Если вдруг со мной что-то случится, ты обязательно возьми себе девочку из детдома. Как же ты будешь жить без дочки? Ты не сможешь. А им там еще хуже, чем мне». Эти слова отпечатались в сердце матери. И когда дом их опустел, несмотря на непоправимость утраты и свежую рану, от которой жить не хотелось, отец и мать Красновы решили удочерить девочку. В память о дорогой Анюте. «Ты найдешь меня в третьем детдоме», – так сказала Людмиле Петровне Аня, приснившись ей после смерти. И супруги Красновы поехали в самарский детский дом № 3, где действительно нашли дочку. Света, которой тогда было шесть лет, бросилась к ним сама: «Вы – мои папа и мама!»
– А я хотела взять девочку, обязательно похожую на Анечку, – вспоминает Людмила Петровна. Света же совсем на нее не была похожа, и глазки у нее были не черные, а голубые. И вот я, вся в сомнениях, вернулась домой. А ночью мне приснилась моя Анечка и говорит с укоризной: «Ну и что же, что глазки не черные, а голубые? Они должны быть такими. Как небушко. Небушко ведь тоже голубое!» И тогда уж Людмила Петровна колебаться перестала. Приехала за Светой, а та вдруг выводит за ручку маленького мальчика: «Я не одна, а с братиком!»
Вот так в семье Красновых вместо одной дочки появились сразу двое: дочка и сынок – Светлана и Вадим. Прибавилось хлопот и забот, но и горе от утраты становилось уже не таким невыносимым, и печаль – светлой.
– Анюта смерть свою предугадала накануне, – вспоминает Людмила Петровна. – Я в это время на работу собиралась, Анечка, казалось, чувствовала себя неплохо, хоть и очень слабенькой была. И вдруг попросила меня: «Мама, не ходи сегодня на работу. И папа пусть не ходит». «Почему, – спрашиваю, – доченька? Тебе нехорошо?» А она: «Не уходите, скоро узнаете».
И стала она слабеть, метаться. Словно что-то сказать нам пыталась, да не могла. Отец на руках ее держал, успокаивал. И вдруг позвал меня: «Все, она умерла». И сам сознание потерял… А я, знаете, начала разговаривать с доченькой как с живой. Очень боялась, что она испугается, и, помню, говорила все ей: «Миленькая, ты не бойся, ты ведь рядом, я знаю. Душа твоя рядышком, здесь». Объясняла ей все, что душу по Православной традиции ждет после смерти… И когда в гроб ее клала, туда же куклешку ее любимую сунула, листик кленовый потихоньку положила… А когда домой с кладбища вернулись – а ее нигде нет, даже мертвой, тут-то тоска меня и взяла! Горевали мы с мужем очень, двенадцать лет подряд как вспомним об Анечке, так плачем. А потом боль и тяжесть ушли.
Жизнь шла, и супруги Красновы взяли в свою семью еще двух девочек, родных сестер, оставленных матерью трехлетнюю Тоню и двухлетнюю Олю. Потом – Вику и Аркашу. Материнское сердце Людмилы Петровны вбирало в себя искалеченные судьбы брошенных детей. И так память об одной маленькой девочке породила жалость ко многим детям, лишенным самого главного на свете – материнской любви.
Глядя на Красновых, и другие односельчане начали брать детишек в приемные семьи. А к Людмиле Петровне обращаться за помощью, консультацией, вместе с ней ездить в дома ребенка, в центр «Семья».
«Ведь так не бывает на свете, чтоб были потеряны дети»
И ведь здоровенькими и крепенькими ребятишек в семье Красновых не назовешь, у половины из них – целый букет болезней. Ну и что же? «Их еще больше жалко», – говорит Любовь Петровна и выхаживает своих дорогих деток, лечит, занимается с ними, учит. Маленькую Вику взяли в семью в три годика. При росте 105 сантиметров весила она всего 12 килограммов. «Девочка была, как в документальных фильмах про Освенцим и Бухенвальд», – вспоминает Людмила Петровна. – Истощенная и очень больная». За три года в семье Красновых откормили ее, отогрели. Вот она на фотографии, веселенькая и хорошенькая. Ходит в детский садик вместе с братиком Аркашей. В школу собирается на следующий год.
А с Аркашей было так. Поехала мама Людмила в детский дом. Снова за дочкой. А ей выносят мальчика – плачущего со сна, да так горько-горько… Взглянула Людмила Петровна на него, и сердце сжалось – ну конечно, она будет этому малышу мамой, как же можно отказаться от такого замечательного мальчугана! Даже стихотворение у нее родилось вдруг, такое теплое и трогательное, посвященное сыночку Аркадию:
Дрожат слезинки на ресницах,
Глаза – как две весенних лужи…
Да как же так могло случиться,
Что стал ты никому не нужен?
А ты мне ручки протянул
И так доверчиво прильнул,
С надеждой заглянув в глаза,
Как будто «мама» мне сказал.
И слезки лились по щекам…
Да разве я тебя отдам?
Не плачь, сынок, не плачь, хороший,
Я – мама. Я тебя не брошу!
А какой радостью за детей загораются глаза Людмилы Петровны, когда она показывает работы своих деток, их рисунки и поделки! Комментирует документальный фильм, посвященный младшим ребятам: «Это Вика игрушки убирает. Вот как метет! А это, в платьишке, – Аркаша. Мы его только домой привезли, мальчишечьей одежды дома не было, пришлось в платьице одеть. А вот Тоня с Олей песни поют и танцуют. И младшие к ним присоединились. А вот все в песке играют. Аркаша клад ищет. А это – Новый год. Тонечка с Олей на Елке в детском саду. А это – посмотрите! Это – Аркаша в подсолнухах! Правда, замечательно?» Правда!
Дети в семье Красновых – дружные. Играют и занимаются, поют и танцуют вместе. Старшая, Света, учит младших читать и писать, все вместе мечтают о новом большом доме, просторном и красивом. Девочки даже рисуют его.
…А Тоня с Олей, вернувшись из школы, спели свои любимые песни. И конечно, знаменитую «Песенку мамонтенка». Видели бы вы, с какой любовью они смотрели при этом на дорогую свою маму! Только строчку: «Ведь так не бывает на свете, чтоб были потеряны дети», – девочки спели как «Ведь так не должно быть на свете…» Потому что знают: увы, так бывает. Но – так «быть не должно!»
Марина Гончаренко
Мы просим подписаться на небольшой, но регулярный платеж в пользу нашего сайта. Милосердие.ru работает благодаря добровольным пожертвованиям наших читателей. На командировки, съемки, зарплаты редакторов, журналистов и техническую поддержку сайта нужны средства.
