В конце весны 1937 года был посвящен в сан отец Георгий Тайлов. Он стал самым молодым православным священником Латвии. Его учили, что дар священства – это дар любви. За долгие годы служения, прерванные только на время заключения в тюрьму и лагерь, он согрел Христовой любовью многих людей. Главное для Церкви – человек и его спасение.
Со времени своей учебы протоиерей Георгий Тайлов усвоил и христианское отношение к людям независимо от их национальности, которое он видел в поступках Архипастыря Иоанна Поммера. Нестяжательность, простота в общении, дух Христов в отношении к любому человеку, будь он сторож или министр, поразили молодого семинариста. Владыка и жил вместе со сторожем в подвале Храма. «Я хотел быть таким же» – говорит батюшка. После мученической смерти Владыки Иоанна даже в Церкви стал проявляться дух нетерпимости к иноязычным, поэтому назначение в Храм Свт. Николая в г. Вентспилс нельзя было считать простым.
Небо над Вентспилсом
Вентспилс представлял собой в то время маленький городок с населением немногим более 3 тысяч человек. Море в Вентспилсе глубокое, совсем не напоминающее тихий Рижский залив. Осенью начинали дуть сильные ветры, буквально выжимающие оконные стекла. Из-за постоянных сильных ветров сосны в прибрежном парке вырастают с наклоненными верхушками. Нескольким соснам насчитывалась не одна сотня лет. Вода в колодцах из-за близости подземных соленых слоев тоже солоноватая. Зато небо над Вентспилсом, благодаря близкому открытому морю, кажется очень высоким и синим.
Храм свт. Николая стоит недалеко от берега. Он очень красивый. Его видно, когда судно заходит в канал. Сейчас, к сожалению, портовые сооружения гораздо выше купола храма. Среди прихожан храма было много ливов – коренного населения взморья, латышей и цыган. Служба велась на латышском языке. Молились по требникам, постепенно, начиная с середины XIX века, переведенных на латышский язык. В храме был хороший псаломщик, окончивший Духовное училище. Кроме Вентспилса, батюшка окормлял также Угальский приход прп.Сергия. Ездил поездом, а к храму его подвозили на лошадях.
Без страха и сомнений
Кроме службы, батюшка вел Закон Божий в школе и занимался общественными делами. В городе жило много цыган. Дети посещали уроки Закона Божьего в школе. Священник им помогал учиться. Если глава цыганской семьи отлучался из дому, он давал обещание в церкви, с целованием Креста и Евангелия, что будет хранить верность своей жене.
В свободное время любили слушать передачи по радио из Сербии. Своим детям, которые родились в Вентспилсе, молодые супруги дали сербские имена. Начали собирать библиотеку. Отец Георгий писал статьи в журнал «Вера и жизнь» на латышском языке. Редакция находилась в г. Талси, где жил благочинный.
В воспоминаниях о. Георгий не выделяет ни один из храмов, в которых он служил. Все равно дорогие, везде оставлена частица души, и везде – на первом месте служба. Однако, оглядывая священнический путь батюшки, понимаешь, что первый храм подготовил его к служению в Псковской Миссии. У батюшки никогда не возникало сомнения в правильности выбранного пути. «Я давно знал, что буду священником, готовился к этому и сомнений в выборе пути у меня никогда не было» говорит о. Георгий. Даже сейчас по первому зову он готов служить: крестить, выполнять другие требы – пастырь добрый, душу свою полагающий за овцы.
Поздравления
Редакция и читатели газеты «Виноградная лоза» поздравляют дорогого отца Георгия с 73-летней годовщиной посвящения в священнический сан и желаем ему многих сил, здоровья и помощи Божией во всех его начинаниях!
Валентина РОМЕНКОВА
Газета «Виноградная лоза»
На фоне недостаточности доступных сведений и материалов о деятельности Псковской Миссии воспоминания прот. Георгия Тайлова, который включил в них не только обстановку того времени, но и имена многих работников Миссии и многие названия сел, погостов и городов, где в 1941- 1944 гг. велась миссионерская работа, представляют исключительную ценность
«Осенью 1941 г., к Дмитриевской субботе, во Псков прибыла группа миссионеров: о. Владимир Толстоухов, его псаломщик иподиакон Георгий Иванович Радецкий, Константин Гримм, сын проф. Гримма – секретаря Экзархата, и я.
Тогда штаб Миссии располагался в части Пскова, именуемой «У пролома», в квартире протоиерея Николая Колиберского. О. Николай покинул Псков во время гражданской войны и служил в Двинске (латв. – Даугавпилс). В Пскове у него остался сын – учитель русской литературы, но когда о. Н. Колиберский вернулся в Псков с первой группой миссионеров, прибывшей в Псков вечером 18 августа 1941 г., то он сына не застал. Сын эвакуировался, а о. Николай занял его квартиру, в которой осталась и мебель и библиотека, и вступил в должность временно исполняющего обязанность начальника Миссии.
Из местных жителей в Пскове нашлось два священника, которые в советское время где-то служили, но не как священники. Они стали служить в Св.-Троицком соборе, Дмитриевской и Варлаамовской церквах.
О. Владимир Толстоухов, который бывал в Пушкиногорском районе (Пушкинские Горы до революции назывались Святыми Горами), уговорил меня ехать туда с ним, но комендатура не хотела давать пропуск. Наконец пропуск был получен, а в больнице нам дали лошадь чтобы мы смогли добраться до г. Острова (55 км к югу от Пскова). Лошадь везла наш багаж, а мы большую часть пути шли пешком.
В Острове мы нашли о. Алексея Ионова, который тогда проживал в подвале какого-то дома, в ожидании, когда сможет переехать в церковный дом на маленьком острове посреди реки Великой. В XIV в. на этом острове была построена крепость и этот остров дал название возникшему вокруг него городу. Отец А. Ионов помог нам получить транспорт до села Велье, где должен был служить о. Н. Толстоухов, и мы туда прибыли 4 ноября, к празднику Казанской иконы Пресвятой Богородицы. Мы отслужили утреню и литургию. Пел хор из семи девушек и одного баса под управлением псаломщицы Ольги. Церковь была переполнена народом. На следующий день мне дали подводу и я вместе с моим псаломщиком Павлом Павловым уехал в Печане. Это был погост в 20 километрах от Велья, расположенный на горе у берега Великой, получивший свое имя от печей для просушки рыбы. В нем находится трехпридельный храм, построенный помещиком села Васильевского Корсаковым. По нашем приезде нас поселили в комнате, где когда-то жил настоятель храма о. Леонид Ильменский, приговоренный к 10 годам ИТЛ (исправительно-трудового лагеря) за якобы антисоветскую агитацию. Церковь была еще в беспорядке. В ней уже служил о. В. Толстоухов, но пределы пришлось восстанавливать мне. Строитель храма покоился под его сводами, а вокруг церкви было небольшое кладбище, ниже, у реки, располагалось другое. Дом священника, полутораэтажный, был отдан под амбулаторию, в которой проживал местный фельдшер. Соседний колхоз, «Новый путь», созданный в селе Васильевском как образцово-показательный, собрал в своем числе активистов колхозного движения. Его возглавлял некто Екимов. Колхозники после агрессии немцев выкрали из церкви множество икон, чтобы скрыть свои антирелигиозные убеждения, и у них в каждом красном углу висела икона, взятая из печанской церкви. Пришлось съездить в Васильевское и поговорить с бывшими колхозниками: «Верните церковные иконы в храм!», что они вскоре и исполнили. На следующий день после нашего приезда в Печане, осторожно ступая по льду, на этот берег пришли монахини. Он жили в деревне на противоположном берегу реки Великой в бане, т. к. их никто не прописывал. До 1928 г. они жили в Козьегорском монастыре Петербургской епархии, но в этом году им было предложено вернуться в мир. Несогласные были сосланы в Среднюю Азию. Эту маленькую группу возглавляла монахиня Олимпиада (в миру Александра Никифорова). Она приняла постриг уже после разгона монастырей. Родилась она в Печанском приходе, хорошо окончила церковно-приходскую школу, но с возрастом покинула мир. Ее и ее спутниц приняла ее сестра Елена, которая могла выделить ей лишь баню в конце огорода. С нею в родную деревню пришли две послушницы, Анна и Акилина. Первая была родом из Вехни (Вехново – Ред.) Новержевского района, а Акилина происходила из г. Острова. Эти две послушницы составляли основу хора Печанского храма. Обязанности псаломщицы исполняла Акилина – у нее был прекрасный альт.
Далее последовала наша поездка в Пушкинские Горы, где мы познакомились с начальником района Васильевым и городским головой Шубиным. Оба бывшие учителя местных школ, на которых немцы возложили эти новые обязанности – люди интеллигентные, но зажатые режимом. В проекте было открытие в районе школ и начала преподавания в них. В Пушкинских Горах служил в маленькой кладбищенской церкви о. Иоасаф Димитриев, родом из Островского района – бывший помощник благочинного Киево-Печерской лавры, местный уроженец. Недалеко от него проживал о. Михаил Успенский, академик, разбитый параличем уже 10 лет, и его матушка, тоже преклонного возраста. В этом же поселке жила вдова бывшего священника Савицкого, репрессированного в советскую эпоху.
По дороге мы заехали в поместье А.С. Пушкина – Михайловское. Там хозяйничал Кузьма Васильевич – лесничий, ибо заповедник окружал заповедный бор. Директор же Пушкинского заповедника, еврей, бежал с отступившей армией. В Вороничах около Тригорского находился храм Воскресения Словущего, где когда-то служил друг А.С. Пушкина свящ. И. Раевский, отслуживший по просьбе поэта панихиду по Байрону – болярину Георгию. Могила этого священника находилась рядом с храмом. Церковь сохранилась достаточно хорошо, ибо считалась собственностью заповедника. Был даже один колокол и некоторые архивные документы. Из них узнал, что в Тригорском (Георгиевском) была еще одна церковь, которая сгорела в 1910 г. Некоторые иконы были перенесены в соседний Воскресенский храм. В Тригорском жили друзья Пушкина Осиповы-Вульф, с которыми он общался во время своей ссылки в Михайловское. На музее в Михайловском красовалась доска с обращением на немецком языке:
«Пушкин – известный поэт. Картина на его тему – «Станционный смотритель» – с большим успехом идет в кинотеатрах Германии». Музей стоял на берегу реки Сороть, где раньше находился помещичий дом Ганнибалов-Пушкиных. Здание скорее напоминало речной вокзал. Но внутри обстановка сохранилась времен поэта – мебель и некоторые предметы. Рядом сохранился дом няни Арины Родионовны – маленький, приземистый, свидетель забот и трудов скромной женщины. Сороть огибает оба имения и впадает в Великую. Кузьма Васильевич принял нас радушно, приглашал приезжать чаще, обещал давать книги из библиотеки заповедника.
А служить приходилось часто, не в церквах только, а и по деревням. Печанский приход когда-то был двухклирным, в него входило почти 100 деревень. Каждая деревня имела свои праздники, многие отмечали Троицу, другие Николу, и еще были «обыденные» праздники, такие как Анастасия Римлянина, Параскевы-Пятницы, Власия и другие. Перед праздником надо было объехать все деревни, в каждом доме отслужить краткий молебен, а в самый день праздника в церкви совершалась литургия и молебен после нее. Мой помощник рижанин П. Павлов был учеником последнего класса русской гимназии. Немцы сначала не хотели в Риге открывать занятия в русских школах, но позже согласились с просьбой русской общественности. Павлов, как и Радецкий и Гримм, покинул Миссию, вернувшись в Ригу заканчивать курс гимназии. Мы остались совершать свои обязанности с монахинями и певчими. Состоялась поездка в Вехно Новоржевского района. Там при храме жил диакон Иоанн Лавров. Он в свое время окончил духовное училище. У него был хор, но не было священника. Пришлось рекомендовать его в священники. Потом я съездил в Поляны, где освятил заброшенный храм. По соседству в Теребенях служил протоиерей Модест Лавров, которого я просил посещать и церковь в Полянах, что он делал не больно охотно. О. Владимир Толстоухов в Велье нашел умельца, который обещал отремонтировать машину. В результаты в машине был установлен тракторный мотор, который на полдороге до Острова отказал. Тогда мы обратились в ближайшую деревню за подводой. Она была предоставлена, но в город мы попали с опозданием, и нас отправили в комендатуру. Там, получив наши объяснения, отпустили с миром к о. А. Ионову. У него уже был новый помощник – его шурин о. Александр Дрябинцев. Он помогал обслуживать церкви в районах – Гривы, Пустое Воскресение, Гнилки и других. Церковь в погосте Гнилки разрушили немцы, так как она служила прицелом для красной артиллерии. В городе служили уже в соборе, на кладбище, на острове и восстанавливали Симанский монастырь, основанный дядей будущего Патриарха Алексия I. Иногда о. А. Ионов просил помочь ему в совершении треб. Кроме Печанского храма приходилось ездить и во Врев. Там восстановили церковь, которая находилась в 12 километрах от Печан. Народу всегда было много, только езда была затруднена, т. к. у самой церкви жили бывшие комсомольцы и останавливаться надо было за 4 километра от церкви. Врев – древний погост, где в старину было семь церквей. Мимо проходила ветка железной дороги Псков – Полоцк. Во время войны она не действовала. Неподалеку от этого городища находились деревня Резицы, где жила ясновидящая Мария. В молодости она увлекалась чтением житий юродивых во Христе. Потом пропала, убежала на мороз и вернулась домой как бы помешанной. К ней ходили женщины, узнать о своих без вести пропавших на войне сыновьях. Она предсказала, что наши придут, но нам ничего не сделают. Она погибла от шальной пули во время прохождения партизан.
В Велье был старик, который ослеп в молодости. Ездил к св. Иоанну Кронштадтскому, сказавшему, что он духовно прозреет. Этот старец ездил в Св. Землю, привез оттуда икону Божией Матери «Скоропослушница» для своего храма. Ее поместили в большой киот перед правым клиросом. Этот слепец наизусть знал псалтирь, а в церкви читал на память апостол, выходя с ним на середину храма. Раньше в Велье почитанием пользовался один парализованный отрок Никандр, который молился за приходящих к нему. На похороны его собралось духовенство со всей округи. Позже на кладбище показывали могилу отрока, которую посещали знавшие его при жизни.
Зима 1941-1942 гг. наступила быстро. Мне сшили полушубок из восьми овчин, а на ноги валенки. Но в дорогу приходилось надевать еще одну шубу, так как ехали при – 40°. В церквах стоял пар, стены «плакали», а народ в шубах упирался в ограду клироса. На следующий день служба совершалась уже в другой церкви, за 40 километров от первой. Исповедь приходилось делать общую. Это не так просто, а потом разрешать всех сразу. Большая чаша была очень кстати.
Оккупанты относились к нам вежливо, но требовательно. Новоржевский комендант собрал всех в Пушкинских Горах. Объявил, что некоторые лагеря военнопленных будут распущены, а их население вернется по домам. Как-то раз, выезжая из Острова, мы догнали группу людей, которые бежали из лагеря. Они расспрашивали дорогу в Белоруссию, такую, чтоб немцев там не повстречать. Что мы могли им посоветовать? Между тем на востоке слышались взрывы. Туда на лошадях двигались подводы с аммуницией. Мы тогда еще не знали причины этого. Там шла оборона окруженных немцев у г. Холм. Позже, когда стала выходить газета «Псковский вестник», которая печаталась в Риге, что-то удалось узнать и нам. На страницах этой газеты появилось сообщение, что в Псков будет назначен епископ, назван даже кандидат на эту кафедру. В Сиверской оказался в оккупации проживавший там митрофорный протоиерей Николай Шенрок, вдовец. Он служил в Ленинграде на Волковом кладбище, но фронт закрыл для него въезд в блокированный город. Этот священник был вызван в Ригу, где митрополит Сергий (Воскресенский (1898-1944), экзарх Прибалтики) спросил его: «Мантия готова?» В ответ услышал: «Нет, владыко, еще надо поговорить!» Проблема была в том, что в блокаде находился митрополит Алексий (Симанский), а Псков был тогда городом Ленинградской области. Таким образом, старшим по сану остался в Пскове протоиерей Кирилл Зайц, но его первым заместителем стал о. Николай Шенрок. Он жил с семьей в Пскове и служил в Троицком кафедральном соборе.
В 1942 г. накануне Великого Поста в Печанском храме были повенчаны 16 пар одновременно, когда вместо венцов были использованы иконки. Посещаемость церквей была огромная, храмы наполнялись полностью. Исповедь приходилось совершать общую, к чаше подходила большая часть молящихся. Время было тяжелое, военное…
Была еще одна новость. Когда немцы ворвались в Тихвин, то там в монастыре, как музейный экспонат, хранилась чудотворная икона Тихвинской Божией Матери. Как мне рассказывали, во время боя храм загорелся, но один немецкий солдат, заметивший большую старинную икону, схватил ее и вынес из огня. Спасая икону, он был ранен и отправлен в Двинск (Даугавпилс) на лечение.
Немцы отправили икону в Псков и передали ее о. Н. Колиберскому, который в то время возглавлял Миссию. Чудотворная икона хранились у него в отдельной комнате и 1 января 1942 г. была перенесена в кафедральный собор.
Я же хотел новолетие встретить со своей семьей. Получил пропуск для поездки в Пыталово (латв. – Абрене), но в связи с затемнением сел не в тот поезд. Только в дороге заметил, что еду по Эстонии. Таким образом, я новый год встретил на станции Лигатне (Латвия). Наутро поезд на Пыталево привез меня на эту станцию, а там знакомый крестьянин отвез меня на своей лошади до Гавров, где осталась моя семья. Дома все было благополучно… После праздника я вернулся в Печане…
В Печанах свирепствовал тиф. Его занесли беглые военнопленные. Меня возили к больным. Вся изба лежит, соседи боятся зайти. Часть больных умирала, часть выздоравливала. Меня Бог хранил. В Гаврах я получил средство для дизенфекции. Следовало его применять после посещения больных.»
Биография отца Георгия
Протоиерей Георгий Иванович Тайлов родился 13 ноября 1914 г. в Риге в семье военного чиновника в чине коллежского асессора и учительницы. Настоящая фамилия о. Георгия – Алексеев.
В 1915 г., в годы Первой Мировой войны, мать с сыном Георгием, дочерью и родными уехала в Москву (отец воевал на фронте). После смерти родителей в 1921 г. дети при помощи Латвийского Красного Креста смогли приехать к проживающей в Латвии бабушке, после ее кончины (1922) сестра бабушки усыновила детей, и по латвийским законам того времени, дала им свою фамилию – Тайловы.
По окончании Рижской городской русской (Ломоносовской) гимназии и двух курсов Латвийского университета Георгий Тайлов получает благословение архиепископа Рижского Иоанна (Поммера), будущего священномученика († 11.10.1934) на поступление в Рижскую Духовную семинарию. Работая днем конторщиком на фабрике Кузнецова, вечером Георгий учился в семинарии, располагавшейся в доме Рижского собора на ул. Меркеля,3. По окончании ее в 1937 г. он был рукоположен епископом Елгавским Иаковом (Карп) во священника и назначен на православный латышский приход церкви свт. Николая Чудотворца в Вентспилсе, где служил также законоучителем основных школ и гимназии. Здесь он, кроме того, был членом комитета городской управы по социальному обеспечению детей безработных родителей, сотрудничал в качестве автора на страницах журнала «Вера и Жизнь», издававшегося на обоих языках, и обслуживал приход церкви прп. Сергия Радонежского в Угале (Курляндия).
В 1940 г. Латвия была присоединена к СССР (тогда Церковь лишилась юридических прав и церковных земель), а в 1941 г. оккупирована немцами. Узнав о посылке во Псков группы священников для восстановления там храмов и церковной жизни, о. Георгий просил митрополита Сергия (Воскресенского) включить его в число миссионеров, отправлявшихся в Россию.
Осенью 1941 г., к Димитриевской субботе, с группой миссионеров о. Георгий прибыл во Псков. Отсюда о. Георгий отправляется в Островский уезд, где и служит в ряде храмов (Велье, Печане), а также объезжает и совершает богослужения во многих храмах в окрестностях Святогорского монастыря. Здесь о.Георгий активно участвует в восстановлении богослужебной и церковно-приходской деятельности в пределах Пушкиногорского, Сошихинского и Новоржевского районов. В Святых Горах были открыты курсы учителей Закона Божия, в районе были отремонтированы 12 храмов, в которых регулярно совершались богослужения. В 1943 г. прот. Георгий Тайлов был назначен и.о. благочинного Опочецко-Новоржевского округа, где постоянно служило 10 священников.
В феврале 1944 г. он возвращается с семьей в Латвию в распоряжение епископа Рижского Иоанна (Гарклавса), переехав к родным в с. Гавры Абренского уезда (ныне Пыталовского района Псковской области). О. Георгий временно назначается на приход с.Коровск Резекненского благочиния, на вакансию псаломщика. С приближением фронта он не стал эвакуироваться, оставаясь служить в храме. 30 октября 1944 г. о. Георгий Тайлов, как и большинство миссионеров, был арестован и отправлен в Петербург, сначала во Внутреннюю тюрьму НКВД, где уже содержались многие члены Псковской Миссии, а затем – в «Кресты». Осужденный на 20 лет, он провел в концлагере 11, так как в 1955 г. в связи с амнистией был освобожден и с него снята судимость. В апреле 1945 г. этапирован в Сибирь, в течение первых трех лет был лишен прав переписки. Сперва работал на лесоповале в Тайшетском районе Иркутской области, а потом в Казахстане на руднике Джезказган. Через три года отсюда по состоянию здоровья был отправлен в Спасский инвалидный лагерь, затем – в рабочий лагерь Темир-Тау. В лагерях окончил фельдшерские курсы, на которых преподавали бывшие кремлевские врачи, попавшие в концлагерь по обвинению в убийстве Максима Горького.
После освобождения в декабре 1955 г. вернулся в Латвию (в Карсаве в Латгалии проживала семья о. Георгия). Служил на различных приходах в Латвии, в том числе: с 1957 г. – настоятелем Галгауской Иоанно-Предтеченской церкви, затем – в Рижской Благовещенской и Свято-Троицкой Задвинской, Троицком соборе и Александро-Невской церквах (Рига). С 1980 г. – священник Рижского Св. Троице-Сергиева женского монастыря. В 1992 г. возглавил новую православную общину в г. Огре, близ Риги (Латвия), выстроившую в 1990-х гг. там православный храм свт. Николая Чудотворца. В настоящее время – настоятель этого храма. Вместе с матушкой, Ольгой Васильевной, с которой прожил в общей сложности 60 лет, проживает в Огре.
По материалам сайта Санкт-Петербургсокй епархии
