Выход всегда есть

“Большинство были в какой-то степени верующими людьми. Почти все носили крестики. Некоторые, как я понимаю, были воцерковлены – к ним приходили духовники. Многие наши пациенты пострадали от сект. Такие люди попадают к нам, как правило, уже в пограничном состоянии…”
О своих пациентах – людях, совершивших попытку самоубийства – рассказывает заведующий кризисным отделением ГКБ № 20 В.М. Гилод

Сегодня ни один священник специально не окормляет кризисное отделение Городской клинической больницы № 20. А ведь именно пациенты этого отделения нуждаются в духовной поддержке. Мнение, что самоубийства совершают только психически больные люди, противоречит не только христианству, но и медицинской статистике. С этого мы и начали разговор с заведующим кризисным отделением Городской клинической больницы № 20, кандидатом медицинских наук Вадимом Моисеевичем Гилодом

– Вадим Моисеевич, действительно ли с точки зрения психиатрии попытки самоубийства совершают только психически больные люди?

– До 1980 года пациентов после попытки самоубийства госпитализировали только в закрытые отделения психиатрических больниц. Действительно, долгие годы в советской психиатрии всех самоубийц считали психически больными людьми. Однако в 1981 году по инициативе заслуженного деятеля науки, профессора Айны Григорьевны Амбрумовой было открыто наше кризисное отделение. Открылось оно именно потому, что Айне Григорьевне и ее единомышленникам удалось доказать: не каждого человека, пытавшегося свести счеты с жизнью, необходимо госпитализировать в психиатрическую больницу; и психически здоровый человек может совершить самоубийство.
– И кого больше среди предпринимающих попытки самоубийства: здоровых или больных?
– По статистике: примерно 8-10 процентов самоубийц – психически больные люди. Остальные совершают эти попытки осознанно.

– И для этих 90% предназначено кризисное отделение?
– Как говорила Айна Григорьевна – это отделение для людей, уставших от жизни. Оно расположено не в психиатрической, а в обычной больнице и функционирует по принципу открытого содержания (без замков и решеток). Как видите, мы даже белых халатов не носим. (Привычную больничную униформу носит только средний и младший медицинский персонал те, кто выполняет процедуры, раздает пищу, разносит лекарства, делает инъекции). К нам госпитализируются пациенты, не нуждающиеся в изоляции, то есть те, кто не представляет угрозы для себя и для общества, они лечатся добровольно.

– Как в кризисное отделение попадают пациенты?
– Например, сегодня в травматологическом отделении нашей больницы лежит женщина, выпрыгнувшая из окна. У нее сломана нога. Вылечит ногу, и ее переведут к нам. Но уже сейчас параллельно с травматологами с ней работают наши специалисты. Много пациентов попадает к нам переводом из Института Склифосовского. Таких пациентов (предпринявших попытку самоубийства) у нас около 30 %. Кроме того, у нас проходят лечение пациенты, у которых в прошлом были попытки самоубийства, а также те, кто еще не совершал попыток. Суицид – довольно длительный акт. Сначала у человека начинаются антивитальные переживания: грусть, депрессия, неуютно жить на этом свете, иногда даже не хочется жить. Потом появляются суицидные мысли – человек решает, что не должен жить, и обдумывает, как уйти из этого мира. Вслед за мыслями начинаются суицидные действия. Это не сам суицид, а подготовка к нему. Человек завершает текущие дела: раздает долги, пишет завещание и т.д. И только потом совершается попытка самоубийства. Так вот, на предыдущих этапах суицид можно предупредить, оказав человеку специализированную медицинскую помощь. Мы – психиатры и психологи – не можем у себя в отделении изменить жизнь человека, дать ему работу, вернуть умершего или предавшего любимого и … много еще чего не можем сделать. Но мы стараемся помочь пережить это, изменить свое отношение к событию, принять ситуацию.

– Вадим Моисеевич, а могут ли родственники вовремя обнаружить опасность суицида у близкого человека?
– Роль близкого окружения в этом вопросе сложно переоценить. Именно родственники и друзья должны уловить изменения в поведении пациента: когда человек замыкается, начинает скрывать свои мысли, когда высказывания его становятся пессимистичными, а разговоры о смерти ему приятны. В этом случае, во-первых, человека надо морально поддержать, а во-вторых, уговорить обратиться за врачебной помощью.

– Что же толкает людей в здравом уме на такой страшный шаг?
– Вопреки расхожему мнению экономические факторы в данном случае играют незначительную роль. Социальные потрясения – чуть большую. Основной же причиной самоубийств являются личные переживания: утрата близкого человека, предательство, любовная драма, конфликт зависимых отношений. Чаще всего совершают самоубийства люди в возрасте от 35 до 50 лет, трудоспособные, но одинокие. Что же касается пенсионеров, я 2 раза в неделю консультирую в поликлинике, и ко мне на прием приходит очень много пожилых людей. Почти каждый из них начинает разговор с того, как надоело жить: пора, мол, мне на кладбище. Но говорят они это в кабинете врача, предварительно отсидев в очереди. То есть они деятельны и ищут выход из сложившейся ситуации. Несмотря на старость, немощь, материальную необеспеченность, часто одиночество, им хочется жить. Гораздо серьезнее, когда молодая женщина говорит: не могу жить без мужа, который погиб (или ушел к другой). Такие переживания могут в итоге привести к попытке самоубийства.

– А тяжелые соматические (например, онкологические) заболевания могут привести к роковому решению?
– Конечно, многие, когда узнают о тяжелом диагнозе, впадают в депрессию. Но до суицидных мыслей доходят редко. Чаще люди, наоборот, пытаются бороться с болезнью.

– Среди ваших пациентов, совершивших попытку самоубийства, встречались верующие люди?
– Большинство были в какой-то степени верующими людьми. Почти все носили крестики. Некоторые, как я понимаю, были воцерковлены – к ним приходили духовники. Многие наши пациенты пострадали от сект. Такие люди попадают к нам, как правило, уже в пограничном состоянии.

– Из каких сект попадают чаще всего?
– Свидетели Иеговы, Церковь Иисуса Христа, сайентологи. Эти три секты у нас на слуху постоянно.

– Были ли на вашей памяти случаи, когда люди, выжившие после попытки самоубийства, резко обретали истинную веру?
– Резко – нет, а постепенно – очень часто. Я вообще считаю, что всё, что резко, то не сильно хорошо. Ко всему нужно прийти с душой.

– Есть ли священники, окормляющие ваше отделение?
– По инициативе Айны Григорьевны к нам несколько лет приезжал один священник из Подмосковья. Последние 10 лет никто специально к нам не приходит. По просьбе пациентов к ним приходят их духовники. Приходилось мне, правда, сталкиваться с ситуацией, когда священник не понимал, что человек психически болен, пытался помочь ему сам, без помощи врачей. Но большинство батюшек достаточно разумны и образованны, чтобы вовремя разглядеть болезнь и направить больного к специалисту.

– Способствуют ли росту самоубийств современное телевидение или сайты самоубийц?
– Думаю, что телевидение не способствует. Все эти триллеры, боевики вызывают больше агрессии, чем аутоагрессии. Это тоже плохо, но именно к суициду не приводит. За 16 лет моей работы количество самоубийств и их причины практически не изменились. Что касается сайтов, пропагандирующих самоубийство… Я видел эти сайты, но всё же больше встречал сайтов, где с самоубийцами пытались поговорить, выслушать их. Это уже хорошо. Вряд ли в Интернете можно что-либо запретить. Значит, должно быть больше альтернативных, жизнеутверждающих сайтов. И они должны быть доступнее, ярче, привлекательней. Очень хорошо, что есть ваш сайт.

– Вадим Моисеевич, а как родственникам и самим пациентам найти в Москве необходимую помощь?
– Существует московский круглосуточный бесплатный телефон доверия, 205-05-50, на котором работают специально подготовленные врачи-психиатры, психологи, психотерапевты, суицидологи. Они могут часами выслушивать проблему позвонившего человека и, если понимают, что есть необходимость в специализированной врачебной помощи, подскажут куда обратиться. Существует суицидологический центр в НИИ психиатрии РФ, где ежедневно ведутся консультации. Существует Московский кризисный стационар – наше отделение, мы работаем в режиме плановой госпитализации. Ждать очереди приходится около двух недель.

– Сколько у вас койко-мест и сколько сотрудников?
– На 60 койко-мест в отделении приходится шесть психиатров и шесть психологов. С каждым пациентом врач и психолог беседуют ежедневно от получаса до часу, а иногда и больше. Курс лечения в среднем составляет 3-4 недели. Департамент здравоохранения выделяет нам только 2 ставки врача и 1,5 – психолога. Остальные специалисты – научные сотрудники НИИ психиатрии РФ.

– Очевидно, что отделения на 60 коек на десятимиллионный город недостаточно. Что мешает передать опыт коллегам из других больниц?
– Отсутствие денег. Сегодня в Москве разрушена служба кабинетов социально-психологической помощи. В 80-е годы их было 11, сейчас – единицы. Сегодня просто необходимо создание городского суицидологического центра, куда мы могли бы направлять наших пациентов после выписки на дополнительную реабилитацию. Пролежит он у нас 28 дней, а дальше?.. В диспансер идти не хочет, суицидологов, работающих в амбулаторном режиме, единицы. Часто пациенты и после выписки наблюдаются у нас амбулаторно. На наших специалистов ложится дополнительная нагрузка. И Минздрав, и Департамент здравоохранения города Москвы не против центра, но денег нет.

Телефон доверия (495)605-05-50, телефон кризисного отделения (495)471-21-63

Беседовал Леонид ВИНОГРАДОВ

Мы просим подписаться на небольшой, но регулярный платеж в пользу нашего сайта. Милосердие.ru работает благодаря добровольным пожертвованиям наших читателей. На командировки, съемки, зарплаты редакторов, журналистов и техническую поддержку сайта нужны средства.

Читайте наши статьи в Телеграме

Подписаться

Для улучшения работы сайта мы используем куки! Что это значит?