Сегодня звенит последний звонок. В понедельник начнутся ЕГЭ, а потом поступления в вузы или поиск подходящей работы. Вся жизнь у них впереди и им кажется, что они проживут ее не так, как мы, а гораздо лучше и правильней.
Кем ты хочешь быть? Куда пойдешь учиться? На эти классические вопросы они отвечают примерно так же, как и мы когда-то: режиссер, фотограф, дизайнер. Юристы, психологи и врачи встречаются реже, учителей нет совсем. Большим спросом пользуются факультеты, в названии которых есть слово «международный». Это звучит как-то романтично и, кроме того, большинство детей, не один раз куда-то съездивших вместе с родителями, хотят открыть для себя мир самостоятельно. Есть и те дети, которые ставят перед собой цель – уехать отсюда. Они хотят учиться, стажироваться и работать за границей.
Все так или иначе хотят работать – и дети из очень обеспеченных семей, и малообеспеченные. Родительских денег никому не хватает. Они хотят сидеть в кафе, иметь последнюю модель телефона, одеваться в модных магазинах. Вещей у большинства много, но им хочется больше – чтобы майка подходила к трем новым браслетам, а принты кед сочетались с сережками. И болезнь вещей – не болезнь исключительно девочек-вертихвосток. Молодые люди уделяют своей «модности» и «стильности» ничуть ни меньше времени и сил.
Родители выпускников чувствуют себя как-то странно. Вроде бы еще дети, и еще сегодня с утра шли в школу, но уже и не дети, а как будто взрослые. Быть родителем взрослых детей непривычно, непонятно. Это требует какой-то особой новой ответственности. «Пойди, принеси, надень это, сними вот то…» – невозможно сказать человеку, который уже услышал последний звонок детства. С ним надо говорить как-то иначе, но родители пока не знают как. А если речь идет не о макаронах и джинсах. А если речь идет об участии в митинге оппозиции или о вечернем походе в кафе. Как я могу не разрешить это уже не ребенку, как я могу разрешить это еще невзрослому? Запрет влечет за собой желание сделать все наоборот, разрешение невозможно. А если сталкиваешься с ситуацией, когда тебя уже не спрашивают? Начинаешь обижаться, что-то внушать, говорить о том, что сам в этом возрасте вел себя не так, а вот так. Ситуация заходит в тупик. Ах, вот не звенел бы этот самый звонок еще хоть два три года. Совсем недавно все было так просто, так ясно. В девять вечера – ужин, в десять – отбой.
Пытаешься вспомнить себя в этом возрасте. Конечно, как и большинство тех моих друзей и подруг, с которыми мы, так или иначе, говорим сейчас о детях-подростках, я представляла себе будущую жизнь совсем не так, как она сложилась. Помнится, на робкие советы моих достаточно авторитарных родителей я отмахивалась, не считая нужным их дослушивать. На фразы вроде «тенденции на рынке труда» и «востребованность в обществе той или иной специальности» я говорила о вечности русской литературы, психологизме Толстого и что-то о поэтах Серебряного века. Возможно, если бы в свое время родители пресекли блажь и не пустили бы меня читать книжки на филологическом факультете, а настояли бы на поступлении, скажем, на кафедру управления финансами или кафедру налогового администрирования какого-нибудь Налогового института, то жизнь моя была бы стабильной и предсказуемой.
На мои вопросы к ребенку: «что ты все-таки хочешь делать», следуют невразумительные, малореальные ответы. Но о том, что я бы с удовольствием получила сейчас образование на социальном отделении ПСТГУ или стала бы коррекционным педагогом-дефектологом, мне приходиться молчать. Конечно, это допустимо для таких «старушек», как я, и вызывает сочувствие, но такое образование и такую специальность для себя нынешние выпускники, за редким исключением, почти не рассматривают.
Как они рвутся во взрослую жизнь. Скорей бы, скорей отзвенели-отзвучали бы эти звуки детства. Окунуться бы в менеджмент или web-разработки. Скорей бы стать владельцем ресторана или стилистом. Им кажется, что школьные годы, учителя и даже родители были чем-то неважным, а все главное, интересное и захватывающее – впереди. Они поймут, что ошибались очень не скоро, лет через двадцать. И тогда их охватит ностальгия по проделкам Дениски из рассказов Драгунского или Тома Сойера, которому все вокруг мечтали покрасить забор.
Так и подходим мы к сегодняшнему прощальному звонку из двух точек А и В. Вышли одновременно, навстречу друг другу, встретились 25 мая. Вышедший из точки А подгонял: «Звени скорей!», вышедший из точки Б, наоборот, уговаривал: «Подожди еще чуть-чуть!» Но звонок был неумолим, как математическая величина. Из года в год он звенит в один день и час. И те, которые выходят из разных точек, все равно встречаются в одном месте под один и тот же звук. «Прощайте!» – восклицают радостно одни. «В добрый путь!» – отвечают им другие. Прощальный звонок связывает нас в одну неразрывную цепь – цепь поколений. В момент, когда наше с детьми разделение часто достигает высшей точки, школьный звонок объединяет нас. Скорее всего, они не станут теми, кем мы их хотели бы видеть, но они будут гораздо лучше наших самых смелых мыслей о них.
