В российской армии около 70% «самоубийств» – криминальные, считают в фонде «Право матери»

Благотворительный фонд «Право матери» почти 25 лет занимается расследованиями смертей в российской армии. По мнению руководителя фонда Вероники Марченко, около 70% т.н. «самоубийств» на самом деле являются преступлениями по статье 110 Уголовного Кодекса РФ – доведение до самоубийства.

Напомним, что накануне в военной части на острове Валаам обнаружили тело 20-летнего солдата Георгия Михайлова, сына священника из Омской области. Георгия нашли повешенным на навесе для дров. Возбуждено уголовное дело, ведется следствие. По предварительной версии, Георгий Михайлов совершил самоубийство.

Пресс-секретарь Валаамского монастыря считает, что по вине военной части гибель произойти не могла, потому что в часть, которая в народе считается православной, попадают только после серьезного отбора: необходима рекомендация духовника, и еще полгода нужно прожить в монастыре в качестве трудника. Если к призывнику за время жизни в монастыре возникнут какие-либо нарекания, то в часть он может и не попасть. До сих пор, за 17 лет существования части, в ней не произошло ни одного подобного инцидента, рассказал пресс-секретарь обители порталу «Милосердие».

Однако родные и близкие Георгия не верят в то, что он мог лишить себя жизни, тем более что до демобилизации ему оставалось несколько дней.

Кто виноват в смерти солдата?

В подобных спорных случаях родители погибшего солдата в поисках правды часто обращаются за помощью в правозащитные организации. Одной из старейших российских организаций, занимающихся бесплатной юридической помощью таким семьям, является фонд «Право матери». В год в фонд поступает от 3 до 7 тысяч обращений.

Как считает председатель правления фонда Вероника Марченко, «самоубийство» – одна из самых «популярных» формулировок, с которой родителям возвращают тела погибших солдат. «По нашим оценкам, около 30% семей, когда получают из армии известие о смерти своего родного человека, узнают, что их дети, якобы, покончили жизнь самоубийством», — приводит свою статистику эксперт. По мнению фонда, около 80% из этих случаев на самом деле являются уголовными преступлениями. Все случаи можно разделить на три группы.

Настоящее самоубийство

Первая группа – настоящее самоубийство, по оценкам «Права матери» эти случаи составляют не более 20% от общего числа случаев «самоубийств». По опыту фонда, при исследовании таких дел обычно всплывают документы о том, что у мальчика были незавершенные попытки самоубийства до того, как он был призван в армию. «Так, у нас был случай, когда мальчика призвали с пятью попытками суицида на гражданке. Потом в военкомате с него взяли расписку, цитирую, что он “не суицидный” и призвали в армию, где он, в итоге, с собой все-таки покончил». То есть один из признаков настоящего самоубийства – психическая болезнь. В другом случае, с которым имел дело фонд, призванный в армию юноша страдал тяжелым расстройством психики и принимал специальные лекарства. Когда молодой человек попал в армию, «голоса» приказали ему дать очередь из автомата по сослуживцам. (Иногда в таких историях последним выстрелом солдат убивает себя). После расследования этого больного юношу поместили на принудительное лечение в специальное закрытое учреждение.

Уголовное преступление под видом самоубийства

Вторая группа – доведение до самоубийства. Она составляет, по мнению фонда, около 70% от всех случаев «самоубийств». Как считает Вероника Марченко, обыватель в силу правовой неграмотности эти случаи часто путает с собственно самоубийством. Но, несмотря на то, что человек лишает себя жизни сам, доведение до самоубийства означает наличие иных лиц, которые виновны в этом, и является для них уголовно наказуемым преступлением. «В доведении до самоубийства всегда есть преступники — те, кто над этим человеком издевались, — объясняет эксперт. — «Например, ему пообещали, что завтра его десять человек изнасилуют. Он понимал, что угроза эта абсолютно реальна и не хотел дожидаться этого завтрашнего дня, а других выходов для себя не видел». Обычно «доведение» – это продолжительная травмирующая ситуация, например систематические избиения и вымогательства денег, при которой человек отчаивается, потому что издевательства происходят при потакании командования.

Показательным в этом смысле является одно из судебных дел фонда «Право Матери», текст судебного решения по которому лучше всего описывает ситуацию с «доведением до самоубийства». Из решения суда: «…. суд устанавливает по настоящему … делу виновность действий (бездействия) командования и военнослужащих в/ч ***, нарушивших требования ст. 16, 27 Федерального Закона «О статусе военнослужащих», ст. 13, 16, 64, 72, 75-76, 155 Устава внутренней службы, ст. 1, 3, 5-8 Дисциплинарного Устава Вооруженных Сил РФ, что привело к неуставным отношениям в отношении военнослужащего *******, избиениям, вымогательствам у него денежных средств, унижению его чести и достоинства, иным издевательствам над личностью, физическому и моральному изнеможению, и, в итоге, к его самоубийству. (…)
Ситуация, когда измученный неуставными отношениями человек покончил с собой и никто не собирается нести за это справедливую ответственность – признается судом изначально неприемлемой. Особую опасность означенной ситуации придает именно то, что подобные неуставные отношения имели место в элитной воинской части, служить в которой являлось бы безусловной честью для любого человека, а потому, в отношении которой у постороннего лица вообще не могло возникнуть подозрения на саму возможность существования в ней неуставных отношений, которые, насколько это усматривается из материалов дела, командованием полка и вышестоящим ведомством ФСО РФ по настоящее время игнорируются и никаких действенных мер для борьбы с которыми ими не предпринимается.»

Настоящее убийство

Третья группа случаев – закамуфлированное под «самоубийство» убийство, она составляет примерно 10% от числа якобы «самоубийств». В этом случае человека фактически убивают, например, не рассчитав силу удара по голове, после чего обмякшее тело вешается в петлю или выбрасывается из окна и вокруг создается антураж самоубийства, чтобы скрыть следы преступления.

Количество смертей – коммерческая тайна

«Второй и третий тип “самоубийства” требуют очень четкой и профессиональной работы следственных органов, чем следственные органы похвастаться могут далеко не всегда; кроме того у них нет мотивации работать по одному делу долго и кропотливо», — считает Вероника Марченко. По ее словам, работа следователей оценивается во многом по количеству времени (соблюдению сроков), затраченного на расследование. Соответственно, если дело требует длительной работы, поиска подходов к сложным свидетелям, перевода запуганного свидетеля в другую военную часть для его защиты, то следователь понимает, что у него могут быть неприятности и даже взыскания по службе и не имеет реальной заинтересованности в том, чтобы дело «раскручивать» и доводить до справедливого конца. В этом случае он очень часто идет по шаблонному пути – признать произошедшее просто «самоубийством» и закрыть дело.

По словам Вероники Марченко, признание смерти солдата самоубийством является удобным вариантом не только для военных следователей, но и для государства в целом: «Помимо моральной стороны – армия здесь якобы ни при чем, это он сам такой «плохой», здесь есть и экономическая. Не надо забывать, что если мальчик покончил жизнь самоубийством, то у государства есть шанс избежать выплат, положенных семье погибшего».

У фонда «Право матери» нет (и не может быть) точной информации о том, сколько всего происходит смертей в нашей армии в мирное время. В свое время сотрудники фонда выяснили, что в контракте страховой компании, которая занималась выплатами, с Министерством обороны, сведения о количестве выплат были отнесены к коммерческой тайне. А само Министерство обороны с 2007 года перестало публиковать данные о гибели в армии на своем сайте. Эти данные эксперты могут косвенно получить из интервью главного военного прокурора, которое обычно публикуется в Российской газете в начале года. При этом Министерство не объясняет независимым экспертам и правозащитникам – входят ли в эту цифру потери внутренних войск, потери военнослужащих МЧС, входят ли сюда солдаты, умершие через неделю после выписки из больницы от заболевания, полученного в армии, или от военной травмы, входят ли сюда солдаты, пропавшие без вести и так и не обнаруженные в течение срока, который позволяет признать их юридически умершими, и так далее.

Судить о количестве фонд может по общему числу обращений за помощью и информации своих коллег. «По нашему представлению и мнениям, которые высказывают наши коллеги, в России в год в армии погибает около двух тысяч человек. Но я никогда не видела официальных данных прокуратуры, в которых бы фигурировала цифра больше 800-1000 погибших в год, — говорит руководитель фонда. — И я также не встречала подробных официальных разъяснений – кто учтен, а кто не учтен в этой статистике». Но даже если отталкиваться только от официальных данных – это чудовищно.

Кто виноват в самоубийствах солдат

В смерти солдат виновата абсурдная ситуация, сложившаяся в армии – считает эксперт. «Это практически Кафка в жизни, когда человек, призванный на службу, может в реальности абсолютно бессмысленно проводить время, бегая за водкой для офицеров. Сам этот фон действует крайне негативно, от скуки, безделья и безнаказанности начинаются избиения и вымогательства — делится своим видением ситуации Вероника Марченко. – Ситуацию ухудшает равнодушие тех, кто поставлен следить за порядком. Естественно, как и в любой закрытой среде, при равнодушии и попустительстве процветает «право сильного» , к сожалению, в армии все это существует в концентрированном виде».

А отношение командования к новобранцам иногда просто шокирует. «Вы для меня – пушечное мясо» – может он услышать от своего командира, как услышали Никита Белов , Дима Некрасов и солдаты, проходящие сейчас свидетелями по делу, находящемуся в работе фонда. Никита Белов успел прослужить в в/ч 08318 всего две недели. Дима Некрасов прибыл в часть накануне – вечером 25 июля, а утром 26 июля – погиб. Не на войне. В мирной Воронежской области.