Тюремное служение: «Нельзя встраиваться в их иерархию»

Руководитель Общества милосердия в тюрьмах «Вера, Надежда, Любовь» Наталия Высоцкая высказывает предостережение об опасностях, таящихся при введении тюремного священства в штат ФСИН.

Окормление – не соцработа
– Наталия Леонидовна, почему вы считатете, что тюремный священник не должен состоять в штате тюрьмы?
– Вопрос о том, кем должен оплачиваться труд тюремного священника, поднимался неоднократно последние 15 лет. Сейчас он снова стал актуальным. Когда Дмитрий Анатольевич Медведев во всеуслышание заявил, что дает зеленый свет военным священникам, появилась идея, что тюремное служение будет развиваться аналогично армейскому. Но нельзя путать армию и тюрьму. Армия, как я понимаю, одно войско, в идеале – это одна семья, от генерала до солдата, мир единомышленников, занятых общим делом. А в местах лишения свободы заключенные и сотрудники тюрьмы – два разных лагеря, между которыми часто бывают серьезные противоречия. И священник, приходящий в тюрьму, должен пройти по очень узкой грани между ними. Для выполнения своей основной функции – привести к Богу и к вере души человеческие (и заключенных, и сотрудников тюрьмы) – священник должен быть независимым от обоих лагерей, в том числе и в финансовом отношении.

Я глубоко уверена, что тюремные священники не должны состоять в штате уголовно-исполнительных учреждений, они также не должны получать какие-либо деньги тюремного ведомства. Это же мнение разделяли священники, стоявшие у истоков тюремного служения современной России ( прот. Глеб Каледа, прот. Феодор Соколов) и многие из тех, кто сейчас занимается практическим тюремным служением (прот. Олег Скоморох, председатель отдела по тюремному служению Санкт-Петербургской епархии, о. Алексей Острик из Воронежской епархии и др.).

Причин тому несколько. Во-первых, это вызовет недоверие и недовольство со стороны заключенных. Во-вторых, это может быть причиной оказания давления на священника и его помощников со стороны пенитенциарного ведомства или отдельных его начальников. Пусть не везде и не всегда, но где-то это может произойти, поэтому ни в коем случае нельзя создавать для этого условий. Тюремное начальство еще в начале 90-х годов, быстро осознав, какую пользу приносит священнослужитель в тюрьмах, готово было платить зарплату из денег пенитенциарного ведомства. Однако ветераны тюремного служения решительно ответили: «Нет». «Нельзя встраиваться в их иерархию», – предупреждал отец Глеб Каледа.

Но уже в Красноярском крае проводятся эксперименты по оплате труда тюремного священника, которые я считаю юридически неправильными. Например, священник принимается на должность социального работника. Появился проект инструкции по работе штатного тюремного священника, согласно ему батюшка должен подчиняться не только начальнику учреждения, но и заместителю начальника по кадрам и воспитательной работе. Происходит то, чего опасался отец Глеб Каледа, тюремные священники будут постепенно встроены в иерархию ФСИН России. А ведь они не выполняют обязанности социального работника, они духовно окормляют заключенных – это совсем разные вещи. Но заключен трудовой договор между священником и колонией, и батюшка в какой-то мере материально зависим от тюремного начальства. Конечно, не всюду, где священник получает зарплату в тюрьме, на него будут оказывать давление, но опасность такая всегда будет. Этого допустить нельзя.

– Что же, государству вообще не следует помогать православной миссии в тюрьме?
– Нет, государственная поддержка очень нужна, так как тюремное служение по большому счету дело государственной важности и должно стать заботой всего общества. Каждый из нас заинтересован в том, чтобы из наших тюрем изливалось как можно меньше зла.

Полагаю, что государство могло бы выделять средства на обучение тюремному служению в Духовных школах, на издание соответствующих учебников, методических материалов, а также на проведение семинаров по передаче опыта тюремного служения. В 2001 году мы частично взяли на себя расходы по проведению семинара в Московской Духовной академии, куда были приглашены священники, миряне, занимающиеся практическим тюремным служением, сотрудники мест лишения свободы не только из регионов России, но и ближнего зарубежья. Дорога, проживание, питание, издание книги по результатам семинара и безвозмездное ее распространение по епархиям – дело затратное.

Введение предмета «Тюремное служение» во все Духовные школы Русской Православной Церкви с организацией практики в местах лишения свободы без материальной поддержки государства, по моему мнению, вообще невозможно.
Нужно создавать специальную Федеральную программу по развитию тюремного служения в России. Вопрос серьезный, но при наличии доброй воли, решаемый.
Уголовно-исполнительная система также не должна оставаться в стороне от проблем развития тюремного служения. Нужно специально выделять средства для поддержания тюремных церковных зданий, помещений, молельных комнат, часовен и т.д. в рабочем состоянии. Есть примеры, когда верующие люди на свои деньги создали домовой храм, а его сверху из камеры залили, крыша протекла, подоконники обветшали. Все, что на территории тюрьмы, на балансе пенитенциарного ведомства, и храм – не исключение. А раз так, то оно и должно взять на себя материальные расходы по приведению этого здания или помещения в нормальное состояние, на его капитальный и текущий ремонт.

В рамках Федеральной программы развития тюремного служения могут быть предусмотрены средства на материальную помощь тюремным священникам, компенсацию их затрат на транспорт, предоставление бесплатного лечения, отдыха в государственных здравницах и пр.

Полагаю, что понадобятся дополнительные средства на зарплату сотрудникам учреждений, которые будут непосредственно заняты вопросами взаимодействия с Церковью, сопровождением ее представителей на режимных территориях. Ведь если тюремное служение будет осуществляться на постоянной основе, то количество посещений значительно возрастет.

Дать ключ в руки священника, сделать его как бы сотрудником Уголовно-исполнительной системы, только на первый взгляд, простое решение сложной проблемы. На самом деле – это тупиковый путь, который может привести к отрицательным последствиям, поколебать сам принцип независимости православного церковного тюремного служения.

В нашей стране вопрос взаимоотношений государства и Церкви, а также Церкви и тюрьмы имеет очень печальное и трагическое наследие. Еще кровоточат раны ГУЛАГа, и у многих не изжито негативное восприятие всей системы исполнения уголовных наказаний. И если священник будет получать деньги тюремного ведомства, то это скажется негативно и на авторитете конкретного священнослужителя, и Церкви в целом.

– То есть вы считаете, что тюремный священник не должен получать зарплату?
– Наоборот я считаю, что тюремный священник зарплату за свой труд получать должен. В вопросе о зарплате тюремных священников давайте подумаем, прежде всего, о тех, кто служит в далеких регионах, где приходские церкви, мягко говоря, небогатые, а вокруг очень много мест лишения свободы, где тысячи осужденных.

Семейный священник обязан думать и о материальном обеспечении своих домочадцев. Он, служащий на приходе, да еще и регулярно тюрьмы посещающий, нуждается в зарплате и должен ее получать отдельно за свой тяжкий труд в местах лишения свободы. Но зарплата должна выплачиваться не от Федеральной службы исполнения наказаний, а от Церкви.

Три источника зарплаты тюремного капеллана
– Где же брать деньги на зарплату тюремных священников?
– Святейший Патриарх Кирилл в декабре 2009 года сказал: «…недопустимо, чтобы дух гедонизма и практицизма проникал сквозь монастырские стены». Полагаю, что это касается не только монастырей. К сожалению, в последние «жирные» годы убранство некоторых столичных храмов, на мой взгляд, утратило чувство меры. Конечно, я не против благолепия храма, для меня храм – это все, это – не просто лечебница, а палата реанимации. Я ратую лишь против показного роскошества, за естественность и благоразумную скромность. И если мы будем жить экономней, уменьшим чрезмерные траты, сократим размеры букетов, расходы на обильные трапезы и т.д., хватит нам денег и на достойную зарплату священнослужителям, которые занимаются труднейшим делом душепопечения узников.

Молю Бога и священноначалие Русской Православной Церкви о создании отдельного Синодального тюремного отдела (пока есть только маленький сектор в Отделе по взаимодействию с армией и правоохранительными учреждениями, но он не может охватить всю Россию).

И пусть в этом Тюремном отделе будет благословлен специальный фонд или банковский счет для организации сбора пожертвований именно на зарплату тюремным священникам на общецерковном уровне.

Мне многие люди говорили, что на зарплату тюремным священникам они бы обязательно пожертвовали, но хотели бы знать, что их деньги уйдут именно на эти цели. Поэтому банковский счет надо открыть специальный, приход и расход пожертвований должны быть прозрачными, деньги распределяться равномерно. Ведь не секрет, что есть так называемые епархии-доноры (Москва, Петербург), а есть, можно сказать, дотационные епархии, которые без помощи крупных епархий не смогут обеспечить зарплаты своего тюремного духовенства. Например, в Пермской области 39 колоний, а епархия, мягко говоря, не самая богатая. В Москве колоний вообще нет, есть только следственные изоляторы, а капитал весь сосредоточен здесь. Пожертвования Москвы на тюремное служение не должны оставаться только в столице, а справедливо распределяться по дотационным регионам. Ведь и осужденные-москвичи отбывают наказания в других областях нашей огромной страны. Поэтому, на мой взгляд, пожертвования должны стекаться в один Тюремный отдел, который будет их распределять по епархиям. Это поддержка на общецерковном уровне.

Есть еще второй уровень сбора средств – епархиальный. Каждая епархия могла бы проводить Дни милосердия к узникам. В Москве этот церковный праздник уже успешно проводится шесть лет, а в Белгородской епархии начал проводиться еще раньше. Предлагаю сделать этот праздник общецерковным и во всех приходских храмах и монастырях проводить сборы пожертвований на тюремное служение. Все средства, собранные каждым храмом в отдельности, также перечислять в Синодальный тюремный отдел, который бы в дальнейшем распределял эти собранные деньги на зарплаты тюремных священников.

Целесообразность проведения такого праздника была отмечена приснопоминаемым Святейшим Патриархом Алексием II еще в 2004 году, и очень жаль, что до сего времени не во всех епархиях услышан этот призыв. А ведь церковный народ на нужды тюремного служения дает доброхотно. Практика показывает, что найдутся и люди, которые станут сборщиками пожертвований. Дело ведь не только в количестве собранных денег. Нужно возрождать традиции наших предков, когда ненавидели грех, но жалели грешников.

Также в добровольном порядке некоторые храмы, имеющие большие приходы, могли бы стать побратимами храмов в тех регионах, где много колоний, но мало прихожан. Такой храм-побратим мог бы оказывать непосредственную помощь местному тюремному батюшке. Ведь несправедливо, что жители Москвы отбывают уголовное наказание в колониях других регионов, но материальная помощь на осуществление духовного окормления в этих учреждениях не оказывается.

Третий уровень – сбор пожертвований в каждом учреждении УИС по согласованию с церковным и тюремным начальством. В месте приема передач и свиданий (где собираются родственники осужденных) разместить информационные стенды с реквизитами банковского счета Синодального тюремного отдела (для общих нужд тюремного служения), а также «кружку» для сбора наличных пожертвований на нужды тюремного служения данного учреждения (свечи, лампадное масло, иконки и пр.).

Так что без государственной и общецерковной поддержки тюремное служение нельзя поставить на профессиональную основу. Нужны средства государства и усилия пенитенциарного ведомства. Но не на зарплату тюремным священникам, которую должны обеспечить Церковь и народ Божий, одновременно с повышением заботы и внимания к этому виду социальной церковно-общественной деятельности.

На короткой дороге к Богу
– Как вы думаете, каждый ли священник может стать тюремным капелланом?
– Думаю, что если священник искренне желает послужить Богу и ближнему, то Господь поможет. Тюремное служение – дело действительно очень специфическое, поэтому требуется обучение и священника, и мирянина. Поэтому я и полагаю, что нужно вводить в Духовных школах предмет тюремное служение, как это есть сейчас в Беларуси. Рано или поздно каждый батюшка столкнется с тюрьмой. Я не имею в виду крайний случай, когда мы вспоминаем пословицу по словарю Даля: «От тюрьмы… не отрекайся, сам в нее попадешь». К священнику может прийти на исповедь или за материальной помощью освободившийся из заключения, или прихожанка – мать, жена, дочь заключенного и т.п.

Я знаю не понаслышке, что тюремное служение – это одно из самых трудных дел милосердия, которое осуществляется в рамках церковно-общественной социальной деятельности. Искренне могу засвидетельствовать, что труд священника в следственном изоляторе, в колонии, а тем более в больнице для заключенных, является крайне изнурительным. Даже в случае, если тюремному священнику посещение места лишения свободы просто засчитывают как рабочий день на приходе, и то есть несправедливость, так как это далеко не равнозначно. Кто не согласен, пусть сам попробует.

Конечно, не все тюремные батюшки «горят», как отец Глеб Каледа, но даже те, кто ходит к узникам «по послушанию» – делатели Божии, которых было явно недостаточно с тех пор, как открылись двери тюрем для православного служения. Катастрофически их будет не хватать сейчас, когда планируется осуществление этого служения на постоянной основе.

Время, когда узников посещали энтузиасты, когда они строили православные храмы и делом доказывали необходимость тюремного служения в местах лишения свободы, заканчивается. Сейчас начинается второй этап систематического общения православных священнослужителей и мирян с заключенными, причем не только в стенах тюремных церквей и молельных комнатах, но в камерах, отрядах. В тюрьмах дорога к Богу очень коротка, там ждут Слова Божиего. Жаль, что некоторые настоятели приходских храмов и монастырей, которые сами не посещают узников, имеют другое мнение. Уверена, что у нас еще недостаточно уделяется внимания тем священникам, которые выполняют это далеко не самое престижное, но опасное для здоровья и специфически выматывающее силы церковное служение. Тюремных священников нужно всячески поддерживать и поощрять. Молюсь и надеюсь на добрые перемены со стороны священноначалия и церковного народа.

– Вы часто вспоминаете отца Глеба, вы были с ним знакомы?
– Да, он первый из московских православных священников посетил столичные следственные изоляторы, и я радуюсь тому, что его первую встречу с узниками Господь устроил через меня.

Начальство Бутырки в самом начале 90-х дало добро на приход священника, я многих просила, и все отказывались. Мне порекомендовали отца Глеба. Он был уже немолод и очень занят работой с детьми, но когда я, огорчившись его отказом, заплакала и в сердцах сказала, что православным некогда в тюрьму ходить, а «Белое братство» туда каждую неделю приходит, он горячо воскликнул: «Завтра же идем». И мы пришли. Потом началось создание Покровского Бутырского храма, работа в «шестом коридоре» со смертниками, борьба против применения смертной казни…

Следует отметить, что когда пришел отец Глеб, богородичники исчезли. Отца Глеба узники полюбили сразу, и он ответил им взаимностью. Не к каждому потянутся заключенные. Они профессионалы лжи, поэтому безошибочно чувствуют малейшую фальшь, лицемерие. Но отец Глеб излучал добро, радость общения с Богом, и все чувствовали эту радость. Всего три года он прослужил в Бутырке, но за это время успел столько добра сделать. А если придет теплохладный священник, заключенные ему не поверят.

P.S.
– А как вы сами занялись этим служением?
– Я адвокат. Когда я защищала знатных и богатых, поняла, что деньги – не главное в жизни, что они не приносят счастья их обладателям, скорее наоборот. Когда осуществляла защиту малоимущих в качестве «государственного адвоката» (так простые люди называют защитника по назначению), то осознала, что эти люди остро нуждаются в социальной реабилитации после освобождения, в первую очередь в жилье, работе, материальной и духовно-нравственной поддержке хотя бы первое время.

Эту поддержку наше государство и общество пока им не оказывают. Освободившись из колонии, малоимущий бывший «зэк» никому не нужен. Им овладевают одиночество, беспомощность, отчаяние, и озлобленность. Эта тупиковая ситуация, как правило, заканчивается совершением нового преступления. Адвокатская практика привела меня к выводу: единственное, что может дать узнику стержень, который поможет не сломаться в неволе и после освобождения, это – вера в Бога, вера искренняя, горячая, какой и у меня-то самой нет, но которой я вместе с узниками учусь. На практике постигаю глубокий смысл слов Священного Писания, что Царствие Небесное нудится (усилием берется).

Тюремное служение помогает моей душе. Поэтому когда я говорю, что хожу в тюрьму из корыстных побуждений, в этой шутке есть и доля правды. Без этого не было бы в моей жизни встреч с дивными тюремными священниками, в первую очередь с протоиереем Феодором Соколовым, который помог мне воцерковиться. С ним мы создали благотворительную организацию помощи заключенным «Вера, Надежда, Любовь», которой 13 февраля 2010 года исполнилось 19 лет.

Я прекрасно понимаю, что мои соображения по поводу проблем тюремного служения и по их разрешению не являются истиной в первой инстанции. Поделилась ими только потому, что этот вид деятельности стал первостепенным делом моей жизни, я много думаю об этом и искренне желаю всем нам найти путь, который был бы угодным для Бога и самым милосердным для ближних наших, в узах находящихся.

Полагаю, что проблемы тюремного служения станут предметом дискуссий. Да будет воля Твоя, Господи

Беседовал Леонид ВИНОГРАДОВ