В Москве все больше и больше говорят об инклюзии – включении детей-инвалидов в общую жизнь, в обычное образование. То издается постановление, что учебные заведения, открытые для инвалидов, будут получать больше денег, то на каждой остановке появляется реклама, где наряду с детьми, на своих двоих весело идущих в школу, туда же едет счастливый ребенок-колясочник. И хотя до комплексного решения проблемы еще очень далеко, потому что рядом с инвалидом надо учиться жить, а учиться этому мало кто действительно хочет, тем не менее, какие-то сдвиги в лучшую сторону порой происходят в нашем обществе.
Родительские опасения
Например, есть в Москве дети-аутисты, которым, как уже многим из нас известно, бывает непросто вливаться в обычную жизнь, соответствовать неким усредненным стандартам, поэтому их принято обучать отдельно – в коррекционных школах, специальных классах. Но именно с аутистами проблема заключается в том, что, отгораживая их от остальных, мы, тем самым, еще больше усиливаем их особенности. Обучаясь же в обычных классах с обычными детьми, аутисты могли бы более успешно социализироваться. Прежде чем рассказать об эксперименте одной из московских школ, которого не было бы без родительского энтузиазма, мне хотелось бы затронуть еще один важный аспект этой проблемы.
Не секрет, что когда речь идет об инклюзивном образовании, о включении детей-инвалидов в общеобразовательный процесс, на дыбы могут встать родители здоровых детей. Опросы, которые в частности проводились Агентством Социального Маркетинга, говорят о том, что родители «нормальных» детей часто выражают опасение, что ребенок с особенностями развития «будет оттягивать время педагогов», и обычные дети «будут тормозить» в освоении программы. Поэтому все без исключения опрашиваемые родители (около 400 человек) говорили о том, что не против колясочника с сохранным интеллектом (кстати, во многих странах наличие колясочника в классе не является инклюзией), но часть из них против совместного обучения их детей с ребенком-дауном: «К ребенку в коляске нормально бы отнесся, а дауны должны быть отдельно, потому что они будут тормозить учебный процесс, и для них нужна спец. программа», «про колясочника совершенно не задумываясь – не против. Про синдром Дауна – думаю. Я очень плохо знакома с этим диагнозом. Подозреваю, что дети плохо обучаемы и это замедлит общий темп обучения».
Второе опасение, которое выражают родители обычных детей, заключается в том, что они бояться, что здоровые дети будут обижать необычных (отметим интересный факт, но пока оставим его за скобками, как не имеющий прямого отношения к данной теме, что если это говорят родители, они, соответственно, не считают себя способными как-то влиять на своих собственных детей, и не являются для них авторитетами!): «Нормально бы отнесся. Только жалко таких детишек, над ними же издеваться будут!»
Большая часть опрашиваемых все же за включение детей-инвалидов в жизнь обычного класса, школьного коллектива. И важной мотивацией для наиболее думающих родителей являются не просто гуманистические соображения по отношению к инвалидам, а развитие собственного, обычного ребенка: умение видеть особенности другого человека, относиться к нему с пониманием, быть терпимым – эти качества могут развиться у человека именно в инклюзивной среде, там, где нет сегрегации «нормальных» и «особых» людей.
Особые дети: кто кому
Посмотрим, как комментирует ответы и опасения опрашиваемых родителей специальный педагог Татьяна Медведева: «Да, я бы отдала своего ребенка в такой класс – при условии, что педагоги, работающие в нем, имеют (помимо диплома учителя младших классов), нужную квалификацию для работы с детьми, имеющими серьезные отличия от нормы. Потому что мой опыт говорит о том, что педагог, способный обучать и воспитывать ребенка с РДА (ранний детский аутизм), СД (синдром Дауна) и др., совершенно точно сумеет понять несложные, в общем-то, особенности моего обычного ребенка и сможет эффективно применить это понимание к учебному процессу.
Когда дочке Маше было три года, ей было пора в детсад, а мне на работу. Устройство ее было большой проблемой. Во-первых, Маша очень настороженно относилась к незнакомым людям. Когда приходили гости, я принимала их с Машей на руках. Во-вторых, Маша не спала днем, и попытка ее уложить воспринималась ею как оскорбление. Я не ставила перед собой задачи любыми способами как можно быстрей справиться с этими проблемами, и поэтому искала детский сад, где с пониманием относились бы к тому, что у моего ребенка есть особенности. Таким оказался интегративный детсад (сад, куда вместе ходят и здоровые, и дети с особенностями здоровья – А.О.). «С трудом отпускает маму, боится присутствия чужих людей» – эти особенности Маши оказались очень несложными для педагогов интегративного детского сада, умеющих работать, в частности с детьми с РДА. Иллюстрация: в группе был ребенок с аутизмом, который узнавал воспитательницу по зеленой футболке. И два года воспитательница каждый день стирала и гладила зеленую футболку, чтобы не лишать его ориентира. В той же группе была девочка с синдромом Дауна, и моя Маша долгое время была уверена в том, что это совершенно обычная девочка, просто очень маленького роста. Обстановка этого детского сада научила Машу общаться с самыми разными людьми. Это не было задачей, когда я ее туда отдавала. Но в результате – Маше сейчас 15 лет – она легко находит контакт с учителями, одноклассниками, хулиганами, соседями по подъезду и т.д. Умеет оценивать возможности других людей, правильно выстраивать общение, формировать свои ожидания от этого общения, и эти умения дают ей важные преимущества, на мой взгляд.
Могу твердо сказать, что обычных детей нет в природе. Каждый ребенок имеет какие-то особенности. Эти особенности могут носить разный характер: кто-то не переносит молока, кто-то не нуждается в дневном сне, кто-то дерется, у кого-то лучше развита речь, у кого-то математические способности. Среди особенностей могут быть и очень непростые – диагнозы аутистического спектра, синдром Дауна, другие нарушения. Но абсолютно для всех детей, вне зависимости от характера особенностей, крайне важно, чтобы их особенности были учтены, а не проигнорированы. А сделать это с наилучшим результатом может педагог, умеющий работать со сложными особенностями детей. Детский сад – это маленькая и самая безопасная модель мира. Потому что общение детей в детском саду происходит под постоянным контролем взрослого. Больше в жизни никогда такой ситуации, скорее всего, не будет.
Как правило, к моменту, когда ребенок идет в школу, родители уже хорошо знают особенности ребенка. Но, приводя его записываться, стремятся представить ребенка с наилучшей стороны, скрывая от учителя то, что может оказать влияние на его учебу. Никто, как правило, не говорит: «Мой ребенок 15 минут может сидеть на стуле, а 20 – уже нет». Никто не говорит: «Уже 2 года я пытаюсь научить своего ребенка складывать в пределах 10-ти, а он не может». Между тем, если бы интегративная среда существовала и в детсаду, и в школе, тогда естественным образом родители стремились бы рассказать учителю о своих детях все важное, будучи уверенными в том, что знание особенностей ребенка поможет учителю работать с ним более эффективно.
Коля 15 минут может сидеть на стуле, а потом нет – устает и мешает всему классу работать. Петя очень легко решает короткие, маленькие задачи, но пугается больших задач, требующих последовательных действий. У Кати легкая дисграфия – очень плохой почерк, она пропускает буквы, написание требует от нее столько усилий, что не остается времени подумать о том, правильно ли она пишет слова. Вася систематически получает двойки. А у Иры – синдром Дауна, а Витя – с диагнозом РДА. В интегративной среде учитель помогает каждому ребенку выявить и преодолевать его личные трудности с учетом его особенностей.
Если учителя способны подумать о том, почему эти дети так себя ведут, есть большой шанс, что они смогут подобрать методику, позволяющую ребенку преодолеть его трудности. Для всех детей важно найти причины их особенного поведения и способы преодоления возникающих в связи с этим трудностей в обучении. Для работы с детьми со сложными особенностями нужны серьезные методики, требующие отдельного изучения и опыта. Для тех детей, чьи особенности не выходят за пределы того, что принято считать нормой, способы коррекции проще, но их также необходимо изучать и, главное, применять. Все это умеют делать педагоги, которые изначально готовят себя для работы в интегративной среде. Поэтому я глубоко убеждена, что будущее нашего дошкольного и школьного образования надо связывать именно с ними, если мы, конечно, действительно хотим, чтобы особенности наших детей учитывались при их обучении.
Педагог интегративной школы не будет спрашивать у Васи или его родителей: «Почему опять двойка?!» Ответ на вопрос: почему? – становится задачей педагогического коллектива. И такого ребенка не выводят в специальный класс, а пытаются встроить в систему обучения. Собственно говоря, это и есть интеграция. Если в этом же классе учится ребенок с СД, по собственной программе, учитывающей его особенности, и педагог способен эти особенности учитывать, то найти «ключик» к проблемам обычного ребенка и понять, что ему мешает усвоить материал, такому педагогу гораздо легче.
Родители заинтересованы в том, чтобы их детей понимали. Чтобы их особенности – маленькие и большие, были бы учтены в процессе образования. В интегративной среде такая задача существует заранее, и в этом главное ее преимущество, на мой взгляд».
Новые веяния
Идея написания этой статьи появилась у меня в связи с возникновением в Москве нового класса – класса для аутистов. На глаза мне попалось объявление: «Внимание! Мы открываем класс средней ступени для аутистов в школе №198 возле станции метро «Ленинский проспект». Создаем под этот класс инновационную площадку. Класс маленький, для каждого будет написана индивидуальная программа с учетом особенностей».
Татьяна Юдина, координатор проекта и мама ребенка-аутиста, рассказала, что идея создания класса давно витала в воздухе: «В прошлом году наш сын переходил в 4 класс, я пришла «плакать в жилетку» Анне Львовне Битовой, директору Центра Лечебной Педагогики. Она сказала, что мы можем еще долго ждать, когда кто-нибудь откроет класс для аутистов, но Гоша растет, и ему надо учиться вместе со сверстниками, обзаводиться школьными друзьями, и он как раз близок к тому возрасту (возрастные особенности никто не отменяет при аутизме), когда общение выходит на первый план и становится ведущей деятельностью. Мы кинули клич по всем знакомым, у кого есть проблемы со школой, пришли 10 человек. Поговорили, поняли, что у всех похожая ситуация и решили объединиться, создать класс.
Сейчас только ленивый не говорит о том, как это хорошо – инклюзия. Но в результате оказывается, что слова красивые, а дел своих по горло. И оказывается, что некому и некогда возиться еще и с аутистами. И потому школы идут по наиболее «оптимальному» пути, рекомендуют аутистам надомное обучение. В частных школах это называется «индивидуальное обучение». Это когда ребенок занимается один на один с педагогом. И школе «инклюзия», и родители довольны – ребенок-то пристроен, учится по массовой программе. И таки, её тянет. А по некоторым предметам, зачастую, более успешен, чем ровесники.
Но только штука в том, что аутизм очень хитрое состояние. У нас в сознании склеено, если идет и вскрикивает, покачивается или руками машет, то дурак, идиот, слабоумный. Ведь умный же должен держать себя в руках. И справляться со своими страхами. Но аутизм, как раз, такое исключение из правил. Аутисты тоже разные бывают, но я сейчас говорю о тех, у кого нет проблем с интеллектом, и есть проблемы с поведением. А проблемы с поведением есть у всех аутистов. И надомное (индивидуальное) обучение, это то, что им противопоказано категорически. Они никогда не научатся быть адекватными ситуации, если всегда будут находиться в искусственной среде или изоляции. Ведь это не что иное, как изоляция – надомное (индивидуальное) обучение. Показатели учебные они не портят, а поведение их скрывается. Вот и вся инклюзия.
Поэтому мы решили организовать свой класс. Мы искали школу, коллектив которой готов был бы к новому. И хотя мы такую школу нашли, в прошедшем 2011-2012 учебном году, у нас не очень получилось. Из 10 человек осталось четверо. Остальным стало страшно что-либо менять. Все было слишком эфемерно. То ли договоримся с педагогами, то ли нет… И мы не договорились. Но решили, что тогда организуем класс своими силами. Центр лечебной педагогики пустил нас на несколько утренних часов в свои помещения, мы нашли педагогов, с которыми договорились о проведении уроков, как с репетиторами, и начали заниматься маленькой компанией. Какие-то предметы у нас проводились индивидуально (математика, английский, арттерапия, развитие речи), а какие-то совместно (русский язык, чтение, окружающий мир и пр.). Потом мы договорились о занятиях в ремесленных мастерских (столярка, керамика, кулинария), а с октября начали заниматься физкультурой (таеквондо и плавание). И раз мы уже были в стенах ЦЛП, то было грех не воспользоваться консультациями специалистов Центра.
Как говорится, не было бы счастья, да несчастье помогло. За этот год мы все очень сплотились. Родители, дети, педагоги. В течение года к нам стали заходить в гости еще трое ребят. Наш коллектив подрос. Начала прорисовываться структура занятий, структура школы. И мы с этой идеей пришли в городской Департамент образования, нас там поддержали. А начальник Юго-Западного округа предложил пообщаться с директором школы, у которой тоже эта идея «витала» в воздухе. Мы встретились, оказалось, что директор совсем недавно была в европейской школе, и увидела, что такое настоящая инклюзия. Вот мы и решили попробовать вместе создать для аутистов среднее звено в школе. Оказалось, что если в началке еще что-то есть, то в среднем звене нет ничего. Нас поддержал Институт инклюзивного образования, и мы договорились создать инновационную площадку и описать модель включения аутистов в общеобразовательную школу средней ступени. Сейчас мы проводим первые собеседования с педагогами школы и сотрудниками Института».
Заканчивая этот текст, можно было бы сказать о том, что включение детей-инвалидов в жизнь общества – наша общая задача. Сегрегация «нормальных» и «особых» детей должна остаться в прошлом, потому что особенности того или иного человека – это ценность, и каждый человек, вне зависимости от своих физических данных, особенностей здоровья, имеет право на достойное существование. Много слов будет еще сказано о том, что инклюзия не должна исчерпываться совместным обучением обычных детей и всяких чудиков, размахивающих руками. Это будут правильные, но очень общие фразы.
Мне же хотелось заострить внимание на другом. Как-то известная мама ребенка-аутиста Екатерина Мень привела замечательный пример: когда обычный ребенок живет в мире, в котором живут исключительно такие же, как он – здоровые и нормальные, его картина мира двухмерна, она неполна, и исправить эту неполноту потом бывает почти невозможно. А если представить, что этот ребенок вдруг заболел или просто состарился и сам стал «бросовым продуктом», как смогут те, кто окружает его в этом двухмерном мире, относиться к нему с пониманием, с приятием. Но если в поле каждого из нас, каждого нашего ребенка появится кто-то отличный, и мы в силу обстоятельств узнаем о наличии мира других, и научимся с ними сосуществовать, наша жизнь станет трехмерной. И тогда никакие обстоятельства, сопутствующие возрасту или болезням, не будут так ужасны. Трехмерный мир – гораздо более выгоден нам, чем двухмерный
