Верхом на корове
Николай Лобачевский родился в 1792 году в Нижнем Новгороде. В городе, где каждый – немножечко математик, этого требует от обывателей совершенно нечеловеческий рельеф. Прокладывая путь, нужно учитывать не два измерения, а три, сопоставлять избыточное расстояние обходного пути с глубиной погружения в овраги, если двигаться кратчайшим образом.
В Нижнем каждая кухарка строит в голове трехмерные модели.
Отец – Иван Васильевич Лобачевский, чиновник геодезического департамента. Уважаемая в городе профессия. Умер, когда Николаю было восемь лет. Мать – Прасковья Александровна, домохозяйка, городская обывательница, тянувшая без мужа троих детей.
С десяти лет – Казанская гимназия, в которой мальчику особенно давалась математика. И после окончания гимназии юноша поступает в Казанский же университет. Он – будущий математик.
Науки даются легко. С поведением хуже. Уже на втором году обучения, он ночью на университетском дворе запускает ракету. Ракета взрывается и делает страшный переполох. Лобачевский в карцере.
Попечитель Казанского учебного округа Степан Яковлевич Румовский в связи с этим писал: «А студенту Лобачевскому, занимающему первое место по своему худому поведению, объявить мое сожаление о том, что он отличные свои способности помрачает несоответственным поведением».
В другой раз он угнал откуда-то корову и стал – все на том же дворе – демонстрировать на ней приемы верховой езды. В новогодние праздники ходил в гости к товарищам и даже участвовал в маскараде. И то, и другое, и третье студентам строгим образом запрещено, и Лобачевского лишают оплаты учебных пособий и книг.
Окончание обучения омрачается рапортом: «Худое поведение студента Николая Лобачевского, мечтательное о себе самомнение, упорство, неповиновение, грубости, нарушения порядка и отчасти возмутительные поступки».
С такой аттестацией – прямая дорога в солдаты, но за Лобачевского вступаются преподаватели. Его успехи в науках блестящи. В результате молодой человек все-таки получает диплом и даже остается при Казанском университете.
Правда, для этого пришлось покаяться и впредь пообещать вести себя прилично. Но к этой процедуре можно относиться не как к унижению, а как к глупости и формальности.
Лобачевский уже сам преподает и вместе со своими бывшими преподавателями занимается наукой. В 1814 году он адъюнкт чистой математики, в 1816 – экстраординарный профессор.
Он уже читает лекции не по учебникам, а по собственным тетрадкам. Былые проступки давно позабыты (да и проступков толком не было, так, шалости, озорство, свойственное возрасту), и молодой профессор сам теперь входит в комитет «об ослушании студентов противу начальства и чинимых грубостях».
В 28 лет господин Лобачевский – декан физико-математического факультета. На Лобачевском – лекции, музей, обсерватория, библиотека. Он тянет все, не оставляя при этом науку. В 1824 году – первый орден, Святого Владимира IV степени, и чин коллежского советника.
Снова конфликты с руководством – по его мнению, Лобачевский чересчур самонадеян, непокорен. Запрет на издание уже готового учебника – за отход от канонов евклидовой геометрии. Знали бы его горе-рецензенты, что Николай Иванович войдет в историю именно как один из создателей неевклидовой геометрии, а они в эту историю не войдут вообще.
Но тучи и на этот раз развеиваются, собака лает – караван идет. Ученый делает доклад «Сжатое изложение начал геометрии». Эта дата – 23 февраля 1826 года считается днем рождения неевклидовой геометрии.
А в 1827 году Лобачевского тайным голосованием избирают ректором Казанского университета За него одиннадцать голосов, а против только три.
Ученому всего 35 лет. Блестящая карьера. Впереди вся жизнь.
«Сатира на геометрию»
Хозяйственных дел ощутимо прибавилось. Но все это – радостные хлопоты. У Лобачевского собственный университет! Минералогический кабинет, механические мастерские, возведение новых учебных корпусов, университетская газета под названием «Казанский вестник».
Бывает, Лобачевский не выдерживает, сам хватается за ящик с книгами, за отделочный инструмент. В эти минуты он похож на дачника, который лично возится со своим домом, делает его удобнее для жизни.
Но науку оставить нельзя, не понять, что важнее.
Недоброжелателей хватает. Например, в 1834 году журнал «Сын отечества» публикует анонимную рецензию на книгу Николая Ивановича: «Как можно подумать, чтобы г. Лобачевский, ординарный профессор математики, написал с какой-нибудь серьезной целью книгу, которая немного бы принесла чести и последнему приходскому учителю?
Если не ученость, то по крайней мере здравый смысл должен иметь каждый учитель, а в новой геометрии нередко недостает и сего последнего… Почему бы вместо заглавия «О началах геометрии» не написать, например, сатира на геометрию, карикатура на геометрию или что-нибудь подобное?»
Насмешки вызывает даже заголовок его книги, вышедшей в 1835 году – «Воображаемая геометрия».
Но Николай Иванович занят серьезными вещами. Ему нет дела до подобных анонимок.
Взять хотя бы эпидемию холеры 1830 года. При первых же ее признаках Лобачевский закрывает все двери в университет и даже в университетский двор. Вход только для врачей.
Изолированными оказываются около 560 человек – студенты, преподаватели, ученые, чиновники. Лобачевский моментально организовал очистку уксусом и хлором, во всех помещениях поддерживалась идеальная чистота, было оборудовано два лазарета. Все вещи умерших моментально сжигались.
Впрочем, за полтора месяца изоляции скончались лишь 16 человек – невероятно низкий показатель.
А в 1836 году Казанский университет изволил посетить царь Николай. Результат – новый орден и возведение в дворянское достоинство. Позиции Лобачевского укрепляются еще сильнее.
В 1842 году, во время крупного пожара, охватившего практически весь город, именно стараниями Лобачевского удается сохранить уникальную университетскую библиотеку и дорогие астрономические инструменты.
Он не только ученый, преподаватель и менеджер – он еще и специалист по чрезвычайным ситуациям. Кажется, что Николай Иванович – глыба, которую не своротить.
«Никто из читавших ее почти ничего не понял»
В 1845 году Лобачевский становится попечителем Казанского учебного округа. Тогда же его в очередной раз переизбирают, и притом единогласно, ректором университета. А уже на следующий год фортуна отворачивается от математика.
Умирает его двухлетняя дочь Надежда. И вместе с тем подходит юбилей – тридцатилетие службы. Казалось бы, светлое событие. Но, в соответствии с уставом министерства, в связи с этим должно быть принято решение – оставлять Лобачевского преподавать или же заменить его другим ученым.
Поначалу все это похоже на формальность. Университетский совет сообщает, что не находит причин отстранять Лобачевского. Но решать должны в Санкт-Петербурге, в министерстве народного просвещения.
Совершенно неожиданно Николая Ивановича лишают и кафедры, и ректорства, и должности попечителя. Он теперь помощник попечителя с довольно скромным жалованием. И все.
Денег катастрофически не хватает. Отобрана казенная квартира, продан собственный дом, имение супруги тоже продано. Старший сын Алексей умирает от туберкулеза. И как раз в это время начинаются проблемы со здоровьем.
Лобачевский начинает слепнуть. Вероятно, главная причина – постоянный нервный стресс последних лет.
Слепота подступает незаметно. Сначала Лобачевский начинает плохо разбирать свой собственный, довольно мелкий почерк. Но это пока еще можно списать на возрастную дальнозоркость. Тревожный сигнал остается незамеченным.
Ученый продолжает активно работать. Он на многие десятилетия опережает свое время. Это прекрасно, но в этом же и трагедия. Коллеги в принципе не в состоянии осознать его труды.
В уже цитированном пасквиле, опубликованном в «Сыне отечества» была такая фраза: «Новая Геометрия… написана так, что никто из читавших ее почти ничего не понял».
Да что там анонимный автор общераспространенного журнала! Сам великий академик Михаил Васильевич Остроградский заявил по поводу одной из работ Лобачевского:
«Автор, по-видимому, задался целью писать таким образом, чтобы его нельзя было понять. Он достиг этой цели: большая часть книги осталась столь же неизвестной для меня, как если бы я никогда не видел ее».
К сожалению, здесь ничего не поменялось.
Лобачевский старается скрывать свой недуг. Ходит прямо, голову держит высоко. Чересчур прямо, слишком высоко, но он уже этого не осознает.
В аудиторию его теперь провожает жена. Доводит до кафедры и удаляется. Студенты, коллеги смеются над этим. И над его неразборчивыми рисунками на доске тоже смеются. И над каракулями, в которые превратилась его подпись на официальных бумагах.
Со временем скрываться стало бесполезно. Один из современников писал: «Он входил тихо, осторожно, опираясь на палку. Его вели под руки и все как бы избегали его; он как-то беспомощно улыбался, стыдясь своего положения, как бы извиняясь за него».
Ко всему прочему его, слепого, обворовывают. Слуга Яков Онуфриев дает показания: «Во время дня, когда происходила перестройка в доме, украдено платье, принадлежащее помещику моему, а именно: черный и синий форменный фрак и бывшие на оном ордена св. Анны 1-й степени со звездою и орден св. Станислава без звезды и двое брюк, черные и синие, шелковый халат холодный, бывшие в комоде, через разломание замка, и по всем розыскам нигде не отыскано».
* * *
В 1855 году Николай Иванович, будучи уже полностью слепым, диктует свою последнюю книгу под названием «Пангеометрия». Зачем? Ведь ее все равно не поймут.
Это неважно. Ученый понимал, что перед смертью, приближение которой он предчувствовал все более отчетливо, он должен высказать все то, что знал.
И он успел.
В феврале следующего года Лобачевский умирает от паралича легких. Просто перестает дышать.
Норвежский математик Мариус Софус Ли писал: «Непреходящая слава Лобачевского в том, что он решил нам задачу, которая оставалась нерешенной две тысячи лет». А другой ученый, Уильям Клиффорд называл его «Колумбом геометрии».
К сожалению, нам не дано детальнее оценить вклад Николая Ивановича в цивилизацию. Даже сегодня, спустя полтора столетия, то, что открыл Лобачевский, доступно лишь избранным. Но теперь уже точно понятно: все это было не зря.
