Сиротские деньги: если тратить их нельзя, то зачем их начисляют?

Откуда на счетах у сирот берутся деньги? Кто и на что может их тратить? Разобраться в вопросе попытался наш корреспондент.

Недавно уполномоченный по правам ребенка Павел Астахов сообщил о том, что ряде интернатов в Ленобласти незаконно потратили деньги с личных счетов детей-сирот. В частности, в одном из коррекционных интернатов были выявлены неоднократные списания средств со счетов детей на покупку билетов к месту их отдыха. Павел Астахов сообщил, что любые списания средств со счетов детей-сирот недопустимы и незаконны, потому что дети находятся на полном государственном обеспечении.

Откуда у сирот деньги?

Сироты и дети, лишенные попечения родителей, в России могут воспитываться как в государственных учреждениях, так и в семьях. Существуют две формы семейного устройства: усыновление и опека. Но люди, которые решились взять на воспитание сироту из детдома, как правило, предпочитают вторую форму. Потому что опекуну полагается помощь от государства, а усыновитель просто забирает ребенка себе, статус сироты ребенок при этом теряет. В России ребенок, которого взяли из детдома, редко бывает беспроблемным, как правило, в его медкарте несколько серьезных диагнозов, требующих лечения и реабилитация.

Вера Дробинская из Астрахани является опекуном семерых детей-инвалидов:

-У всех моих детей – пенсия по инвалидности. Опекун может распоряжаться пенсией, если органы опеки дадут ему разрешение. В нашем регионе такое разрешение дают охотно, у нас пособие по опеке меньше прожиточного минимума. Знакомые опекуны из Краснодарского края, где пособие больше, говорят, что у них получить разрешение сложнее. Разумеется, опекун должен отчитаться о тратах, приложить чеки. Свое разрешение опека может отозвать в любой момент.

Моему Коле вскоре нужна будет операция, я хочу сделать ее в платной клинике и пока коплю на его счету деньги, чтобы потом снять всю сумму.

Еще несколько лет назад о возможности использовать на нужды ребенка, взятого под опеку, деньги с его сберкнижки знали не все опекуны. Вера Дробинская узнала об этом случайно, от знакомой, работавшей в Доме малютки. По словам Веры, представители органов опеки поначалу очень удивились, увидев ее заявление.

Директор-опекун-заказчик

Всех своих детей Вера взяла из Разночинского интерната в Астраханской области.

В Разночиновке жила и Кристина, слепая девочка о которой мы писали несколько лет назад. Когда волонтеры доставили девочку в Москву, она была в состоянии крайнего истощения. Кроме слепоты у Кристины – тяжелое наследственное заболевание, в интернате оно не было вовремя диагностировано и привело девочку на край гибели. А ведь Кристина не только находилась на полном государственном обеспечении, но и получала пенсию, эти средства можно было потратить на обследование, но администрация интерната этого почему-то не сделала. Как и в печальной истории воспитанника интерната Саши, рассказанной одним из волонтеров.

Итак, дети-инвалиды, живущие в интернатах, находятся на полном государственном обеспечении, а их пенсия поступает на сберкнижку и скапливается на личном счету в Сбербанке. Получают пенсию по потере кормильца и некоторые дети-сироты, механизм в этом случае тот же. По закону распоряжаться пенсией может опекун ребенка, его роль в данном случае исполняет директор интерната.

Таким образом, директор интерната в одном лице совмещает функции поставщика услуг и опекуна. Но схема эта, мягко говоря, несовершенна. Вот что пишет Елена Юрьевна Заблоцкис в своей книге «Особые дети и взрослые в России: закон, правоприменение, взгляд в будущее»:

«При помещении подопечного в интернат опекунские функции исполняет администрация этого интерната. Система, сложившаяся на основании такого правового регулирования, антигуманна. Факты говорят о том, что администрация интернатов часто злоупотребляет своими правами, распоряжаясь ими не в пользу подопечных. Таким образом, создается замкнутый круг: субъект, нарушающий права подопечного и опекун, призванный их защищать, объединяются в одном лице».

В приведенной цитате автор говорит об учреждениях интернатного типа для взрослых, психоневрологических интернатах (ПНИ), но в отношении схемы заказчик услуг-опекун, все сказанное справедливо и для детских интернатов.

Итак, юридически директор интерната является опекуном, и, значит, он может снимать деньги со счета подопечного с согласия органов опеки? Вопрос о том, может ли директор интерната снимать пенсионные деньги со счета подопечного, мы задали юридическом консультанту Санкт-Петербургской благотворительной общественной организации инвалидов «Перспективы» Игорю Зырянкину:

«В Гражданском кодексе есть оговорка – если сумма не превышает 1 МРОТ, то согласия органов опеки не требуется (ГК, ст. 37): «Без предварительного разрешения органа опеки и попечительства опекун или попечитель вправе ежемесячно расходовать на содержание подопечного его денежные средства в пределах установленной в соответствии с законом величины прожиточного минимума на территории субъекта Российской федерации»

Эта поправка к Гражданскому кодексу, вероятно, принималась с самыми лучшими намерениями, но в результате, она не только добавляет сложности опекунам-одиночкам, но и развязывает руки недобросовестным директорам учреждений, если в месяц со счета каждого воспитанника тратить 1 МРОТ, может набежать круглая сумма, а отчитаться по расходам с помощью чеков – не сложно. Дети находятся на полном государственном обеспечении. Какие услуги, товары, развлечения, лечение им нужны? Этот вопрос директор интерната решает с сотрудниками органов опеки. Но при этом уполномоченный пор правам ребенка почему-то заявляет, что деньги, потраченные в Сясьстройском коррекционном интернате на поездки детей к месту отдыха, потрачены незаконно.

То что деньги были потрачены именно на детей и именно на поездку у уполномоченного вопросов не вызывает, его возмутил сам факт распоряжения детской пенсией. То есть пенсия должна лежать на счету в полном объеме?

А вот в интернате города Зверево не хватало денег на подгузники. Справедливости ради стоит отметить: то, что дети находятся на полном государственном обеспечении, совершенно не означает, что невозможны временные сбои в поставках тех же подгузников, при централизованной закупке такое случается. И что делать администрации интерната в ситуации, когда подгузники привезут только через неделю? Закупать их на свои деньги?

Коллизия с пенсией подопечных государственных учреждений из серии «казнить нельзя помиловать». Вроде бы снимать ее незачем, ведь ее получатель живет в интернате на всем готовом. Но ведь зачем-то ее начисляют?

В интернатах для инвалидов подушевое финансирование. На каждого ребенка-инвалида интернат получает средства из бюджета региона. В редком регионе эта сумма бывает меньше 30 000 рублей в месяц. Кроме того, каждый инвалид получает пенсию, минимум 6 000 рублей

А в семье опекуна ситуация другая – пособие по уходу за ребенком, пособие опекуна и пенсия ребенка, из которой в месяц можно снять не больше прожиточного минимума, принятого в регионе, хотя все знают, что прожить на прожиточный минимум невозможно. Многие опекуны говорят, что органы опеки весьма неохотно дают разрешение на снятие средств сверх прожиточного минимума, и не считают достаточным аргументом, например, покупку угля и дров – это же не для нужд ребенка.

Вопрос о том, хорошо ли интернаты выполняют свои опекунские обязанности, остается открытым. Периодически в прессе появляются сведения о том, что в интернатах обнаружены нарушения, затем следуют проверки, которые обычно никаких нарушений не находят.

Для чего государство дает инвалиду пенсию? На жизнь. А средства на его содержание в интернате для чего выделяет? Для оказания социальных услуг. Возникает вопрос –покупка тетрадки и шоколадки – это социальные услуги, или жизнь? Непонятно. Как оценить, в каких услугах нуждается подопечный интерната, если никакого регламента на этот счет нет? Нужны ли ему дополнительные лекарства, книги, одежда, уголь и дрова? Кстати, именно эта коллизия позволяет директорам домов престарелых вычитать плату за соцуслуги из стариковских пенсий.

Судя по количеству выделяемых средств, получается, сейчас государство больше заинтересовано в том, чтобы сироты находились в интернатах. Доля опекуна, являющегося частным лицом, незавидна, средств ему не хватает, а за каждую копейку приходится отчитываться.

Каждая кухарка

Что же происходит с ребенком-инвалидом, достигшим 18 лет в интернатной системе? Его лишают дееспособности. Происходит это потому, что у всех подопечных интернатов в медкарте стоит диагноз отставание в развитии, олигофрения и пр. Дееспособности по суду лишают и «домашних» детей с неврологическими диагнозами, и, если после смерти родителей не найдется опекуна, особые взрослые с неврологическими и психиатрическими диагнозами тоже попадут в ПНИ.

Лишая человека дееспособности, государство исходит из трогательного убеждения в том, что каждый россиянин должен при случае быть способен совершить сделку купли-продажи недвижимости. И никто не интересуется, есть ли у него такая возможность и будет ли она когда-нибудь. У большинства подопечных ПНИ никакой недвижимости нет и не предвидится, их запросы гораздо скромнее – купить пачку печенья в ларьке, как это было с Екатериной Деловой, героиней юридического прецедента, благодаря которому в Гражданском кодексе РФ появилось понятие частичной дееспобности.

Но пока это понятие частичной дееспособности в основном существует только де-юре, де-факто за него каждый раз приходится бороться. Кстати, за недвижимость людей с неврологическими диагнозами, если таковая имеется, тоже может начаться борьба и не факт, что в ней будут отстаивать интересы подопечного. Кстати, ограничение дееспособности это, в том числе, и невозможность вступить в брак. В этом смысле подопечные интернатов живут как при крепостном праве.

Что же происходит с пенсией инвалида, которая так долго копилась на его счету?

Когда ребенку-инвалиду исполняется 18 лет, она поступает в его распоряжение. Но его, см. выше, уже по суду признали недееспособным. И его сберкнижка переезжает из ДДИ в ПНИ в распоряжение нового опекуна-директора. В полном ли объеме средства на этой сберкнижке, на что они тратились, этого особо никто не контролирует. Предполагается, что функция контроля лежит на органах опеки. Но подсчитывают ли представители органов опеки, сколько шоколадок, тетрадок и пр. было реально куплено?

Если ребенок, или взрослый недееспособный подопечный ПНИ умирает, его родители лишены родительских прав, а других наследников нет, то деньги с его сберкнижки наследует государство. Но никто, опять же не проверяет, всю ли сумму унаследовало государство.

Какой можно сделать вывод? В финансовом обеспечении сирот, инвалидов и подопечных интернатов так много «дыр» и лазеек, что не удивительно, что в этой сфере встречаются нарушения.

На сегодняшний день сиротские деньги работают не на сирот, а на систему, у которой, как у самих сирот, нет ни прав, ни шансов на нормальное будущее.