Гуманитарная школа «РОСТ» – одно из старейших частных образовательных учреждений Санкт-Петербурга, существует она уже около 20 лет. Ее преподавательский коллектив далеко не во всем старается идти в ногу со временем – школа работает в первую очередь не на заказ дня сегодняшнего, а на будущее.
Среди основных задач, которые ставят перед собой руководство школы и учителя – преодоление потребительского отношения к образованию. Одна из особенностей школы – в ней на постоянной основе работает священник Русской православной церкви, не только служит еженедельные молебны, но и преподает историю христианства. Другая особенность: в школе «РОСТ» воплощается принцип инклюзивного образования, то есть в обычных классах можно увидеть и детей с отклонениями в развитии. Рассказывает генеральный директор школы Виктор Барановский.
– В.Б.: Поводом для создания у нас в школе программы инклюзивного образования для особых детей послужила сама реальность. В школу приходят родители с детьми, требующими индивидуального подхода. Здесь могут быть и педагогическая запущенность, и психологические проблемы, и отклонения в психике. Но в последнем случае важно, чтобы у ребенка был сохранный интеллект. В школе «РОСТ» есть психолого-педагогическая служба, которая специализируется по таким детям. В основном у нас это аутисты. Хотя первые особые дети появились в нашей школе лет семь назад, некоторые из них теперь школу уже закончили. Сейчас у нас в большинстве классов по такому ребенку, а то и по два, притом, что у нас малая наполняемость классов. В психолого-педагогическую службу входят клинический психолог, общий детский психолог, дефектолог и логопед.
Инклюзивное образование – это введение детей с отклонениями в здоровую среду. И если здоровая среда отсутствует, то отсутствует и инклюзивное образование. Поэтому, прежде всего, нужно чтобы эта среда была действительно здоровой – и в психологическом, и в интеллектуальном, и в нравственном, и духовном смыслах. Ну, духовный и нравственный смыслы я не разделяю.
– Когда в вашей школе еще не было специальной программы инклюзивного образования, как обучались у вас особые дети?
– В. Б.: В нашей школе около 15 лет работает очень сильный дефектолог. И на этого специалиста приходили дети. Их было немного, обычно каждый год два-три человека на школу – больше мы тогда взять не могли себе позволить.
– Почему ваша школа пошла по пути создания программы инклюзивного образования? Ведь можно от таких детей отстраниться, сказать: «У нас не коррекционная школа».
– В. Б.: Есть дети, которые в коррекционной школе деградируют, если их туда не отправлять, то можно их вытянуть, но в обычные школы их чаще всего не берут. Мы принимаем детей с сохранным интеллектом и без противопоказаний для присутствия в социуме. То есть, детей, у которых есть возможность социализации. Даже если ребенок принимает медицинские препараты, мы смотрим, какие. И мы учитываем медицинские и психологические показатели.
– Вы сказали, что основной контингент особых детей, учащихся у вас, аутисты. У аутистов часто бывает огромный контраст между уровнем развития интеллекта и способностью этот интеллект продемонстрировать в быту. Вы примете такого ребенка в школу? Ведь ему нужно очень специальное сопровождение.
– В. Б.: Совершенно верно, они бывают не адаптированы в быту, но их интеллектуальные возможности развиваются с поразительной быстротой. Это могут быть очень одаренные дети – в области искусства, в области точных наук или в чем-то еще. Конечно, такого ребенка мы примем. Если ребенок требует совсем индивидуального подхода, в том числе и в быту, то у нас есть такая группа. Это не класс, это именно специальная группа. В ней у нас работают воспитатель и учитель. Но туда больше четырех детей мы не можем позволить себе взять. Есть у нас и специальный класс, где также работают воспитатель и учитель, но в этом классе в основном не аутисты, а дети с задержкой психического развития. Класс уже в структуре школы, а группа – это индивидуальное, семейное обучение. Класс мы должны аттестовать. А в работе с детьми-аутистами, которые в группе, это не всегда возможно, потому что их поведение часто непредсказуемо, особенно в младшем возрасте. Но когда мы видим результат, видим, что человек начинает адаптироваться в социуме, мы вводим его в обычный класс – со следующего полугодия или года. Как раз сейчас мы наблюдаем троих детей, из которых, по заключению специалистов, двоих уже можно переводить в обычный класс.
– Кто составлял программу инклюзивного образования для вашей школы?
– В. Б.: Наши специалисты используют программы Института специальной педагогики и психологии им. Рауля Валленберга. Наш главный специалист Лариса Михайловна Сигалаева как раз защищает кандидатскую диссертацию на тему подготовки детей-аутистов к социуму. Эта программа предполагает адаптацию этих детей друг к другу и к другим сверстникам, адаптацию к быту (чтобы они могли соблюдать какие-то дисциплинарные моменты, понимали пространство и так далее) и привитие учебных навыков. Насколько ребенок способен воспринимать учебную нагрузку, насколько он усидчив, то есть, сколько минут он может удерживать свое внимание на чем-либо – все это фиксируется.
– Много ли сейчас в вашей школе детей с отклонениями именно медицинского характера?
– В. Б.: 15 человек, семь из них – младшие, на уровне 1-го класса. Есть аутисты, есть дети с отклонениями в физическом развитии.
– Как себя чувствуют особо сложные дети, когда их переводят в обычный класс?
– В. Б.: Мы стараемся делать так, чтобы они эту перемену особо остро не почувствовали. Это и есть инклюзивное образование. Я уже говорил о здоровой среде. Так вот, эти дети пребывают в среде школы. И мы по возможности стараемся создать условия, чтобы они не чувствовали себя отрезанными от школы, и чтобы школа понимала, что в ее теле присутствуют вот такие дети. С самого начала обычные дети учатся контактировать с особыми детьми, выстраивать с ними отношения. И одна из наших задач – максимально сгладить переход от индивидуальной опеки в общий класс. Обычные дети постоянно видят особых детей, играют с ними, проводят с ними и какое-то учебное время – у нас время от времени проходят совмещенные уроки, которые, правда, не введены в систему потому, что тяжелый аутист непредсказуем, как погода. Особые дети участвуют во всех наших праздниках, по возможности готовят свои несложные программы.
– Бывает ли, что родители обычных детей воспринимают эту программу в штыки?
– В. Б.: На сегодняшний день отказался отдать ребенка в нашу школу один-единственный человек. Ему все понравилось, кроме того, что мы работаем с такими детьми. А принял я в этом году в школу 30 человек. Как правило, родители относятся с пониманием, и даже предлагают помощь. И тот факт, что мы работаем с особыми детьми, мы ни в коме случае не скрываем – информация об этом есть на нашем сайте.
– Вы сказали, что кто-то из особых детей уже окончил вашу школу. Соответственно, вы могли наблюдать их в разном возрасте. У аутистов переходный возраст – один из самых трудных, когда все предыдущие достижения педагогов могут пойти насмарку. В вашей практике было что-то подобное?
– В. Б.: На моей памяти был один случай, когда человек, говоря по-простому, «слетел». И тогда его уже подхватили специалисты – медики и другие. Но что интересно, тот запас знаний, который он получил, у него остался.
– В вашей школе постоянно работает священник – и в своем главном качестве, и в качестве преподавателя. С особыми детьми он общается как-то особо?
– В. Б.: Нет, с ними священник общается на общих основаниях. А общие основания у нас – это, во-первых, согласие родителей на общение их детей со священнослужителем, во-вторых, желание самого ребенка. А так, если проходит молебен, то классный руководитель, глядя на самих детей, видит, могут они в данный момент участвовать в молебне или нет. Индивидуально священник больше работает с родителями, особенно с невоцерковленными, много рассказывает им.
