Родитель-насильник против ребенка-тирана

Родитель-насильник против ребенка-тирана – кто кого? Почему в городах семьи крепче и какие есть права у детей? Стоит ли отдавать ребенка на воспитание в монастырь, можно ли его пороть и надо ли растить из него спортсмена – рассуждает православный семейный психолог и многодетная мама Екатерина Бурмистрова.

Детский сад для короля

– Правда ли, что семья сейчас в кризисе?
– В глубочайшем кризисе. Это становится очевидным, если посмотреть на статистику разводов с 80-х годов. Растет количество внебрачных детей, – то есть, некоторые браки просто не заключаются. Но и те семьи, которые есть, зачастую оказываются дисфункциональными, то есть семьями, функционирование которых нарушено. Это могут быть семьи эмоционально неблагополучные, семьи с зависимостями, и т.п.

Есть исключения. Кому-то повезло встретить свою пару и создать счастливую семью. На общем фоне выделяются семьи традиционных конфессий – христианские, исламские, иудейские – у всех свои особенности, но они в целом крепче. В больших городах России с семьей немного благополучнее, чем в сельской местности – потому что в селах алкоголизация выше.

– Сейчас часто можно услышать, что родители теряют контроль над детьми, появляется тип ребенка-тирана, манипулирующего родителями. Это так?
– Да, и этому не приходится удивляться. Ценность ребенка в малодетной семье (а если он один – то особенно), зашкаливает. Чем меньше детей в семье, тем выше уровень потворства – или наоборот авторитарной гиперопеки. Если на нем сходится жизнь большого рода, он для взрослых – Ребенок с большой буквы, поэтому никакие жесткие (я имею ввиду не рукоприкладство, а авторитет) методы воспитания родители не используют. Ребенок-тиран чувствует себя королем, он король-тиран.

– И что же с ним делать?
– Профилактикой для ребенка-тирана становится социализация. Если этого короля водят в детский сад, он хотя бы несколько часов в день ведет себя прилично, как один изо всех, а не как единственный. Ну и необходимо наладить психологическое просвещение родителей, чтобы они не воспитывали тиранов – ведь многие искренне думают, что детей надо баловать. Но в принципе, одного ребенка в семье воспитать иначе нельзя.

– Одновременно СМИ и правозащитники много говорят о семейном насилии. Из вашего опыта: насколько остро стоит эта проблема?
– Насилия в семьях действительно все больше. Оно всегда было – почитайте словарь Даля, там огромное количество поговорок, оправдывающих семейное насилие: «Бьет – значит, любит», «Милые бранятся – только тешатся» и т.п. А растет оно в первую очередь благодаря тому, что идет на экранах. Человек без достаточных психологических механизмов защиты, потребляя бесконечное мультимедийное насилие, неизбежно становится агрессивнее. Сейчас это касается родителей – волну подросткового насилия мы только предвкушаем: уже дорастает поколение 90-х, не видевшее нормального телевидения.

Но тут важно дифференцировать: даже нормальный родитель может иногда вести себя агрессивно. Тут и считывание образцов из детства – многие из тех, кто лупит, или кричит на детей сейчас, сами прошли через это, у них это записано на уровне неосознаваемых образцов родительского поведения. Но если он это отслеживает, старается с этим в себе бороться – он эмоционально несдержанный родитель – но не родитель-насильник.

Ему тоже помогло бы психологическое просвещение. У нас пытались сделать семейные каналы на ТВ, но их содержание оставляет желать лучшего: программ, повышающих родительскую компетентность, психологических программ для родителей – гораздо меньше, чем нужно. Если б такой взрослый слушал по радио или телевидению, как он должен воспитывать ребенка, как не должен, что можно делать, чего нельзя, какие последствия – это могло бы уменьшить процент психического и физического насилия в семьях, где родители более-менее адекватны. Но есть люди, которые не рады тому, что родили детей, мучаются этим, или просто являются асоциальным элементом. Им телеканал не поможет – они не будут его смотреть. Это проблема страны: страшная алкоголизация населения, и нет организации, которая отслеживала бы всех зависимых – алкоголиков, игроманов и т.п. Криминал отслеживается, а это – нет, люди предоставлены сами себе. В этом есть и хорошие стороны, но жить в таких семьях некомфортно никому из ее членов – и ребенку в том числе.

Иерархия, но не диктатура
– В связи с этим государство сейчас все чаще говорит о правах детей. С точки зрения православного семейного психолога – есть ли у детей какие-то особые права? Полезно ли самим детям об этом знать?
– Эта тема сейчас подается таким образом, что ребенок в семье занимает несвойственное ему место. Чтобы семья нормально справлялась с проблемой детского тиранства, ребенок должен занимать не главенствующую, и не равную, а подчиненную позицию. Пока он не достиг совершеннолетия, он психологически и физически подчинен своим родителям. Если мы говорим о правах ребенка – мы выводим его из этого подчинения, делаем вид, что семья – это демократия, институт с равными правами. Это для семьи разрушительно. О каких-то правах говорить можно, они есть, но они – в юрисдикции его родителей, ребенок – подданный своих родителей.

Моя старшая дочь учится в частной школе – им там рассказывают о правах детей. И я уже слышу: «Ты не имеешь права повышать на меня голос, заставлять убираться в комнате». Российские дети не готовы сейчас правильно понять концепцию своих прав, они это понимают по-своему – так, что они имеют право на все, что они хотят, а родители не имеют права ни к чему их принуждать.

Нет, семья должна быть иерархическим институтом, и все права ребенка реализуются родителями, а не государством. Но в чем отличие нормального иерархического устройства от тоталитаризма? Мы предполагаем, что воля монарха – благая. Воля тирана – уродлива. Адекватные взрослые, которые думают о благе ребенка – монархи в семье. И только если родители не имеют возможности реализовывать его права – тогда должно вступить в игру государство.

– А какие права детей все же есть?
– Элементарные: на физическую, моральную, сексуальную неприкосновенность. На неиспользование в семье стрессового метода воспитания как системы (взрослый имеет право на ошибку, и если он прибег к насилию в отношении ребенка разово – это допустимо. Но если унижение, травмирующее, ставящее в рабское положение становится системой – это уже нездоровый вариант). Есть и менее очевидные. Например, зафиксированное Женевской конвенцией право ребенка знать правду о своем происхождении. Об этом у нас в стране даже не задумываются – например, скрывают от усыновленных, что они усыновленные. Это базовое нарушение прав ребенка, может, не такое уж социально опасное – но приводящее к психологическим травмам, когда все выясняется.

– Часто можно услышать опасения, что скоро будет считаться так: не купил ребенку мопед – значит, доставил ему моральное страдание, значит – нарушил его права…
– Конечно, не всякое страдание вредоносно, и непокупание родителями мопеда не может являться нарушением моральной неприкосновенности. Но если внедрять нашим детям западное представление об их правах – они будут думать именно так. Вследствие просто неразвитости правового сознания.

Право на труд
– Отслеживая нарушения прав детей, правозащитники обращают внимание на их привлечение к труду: считается, что это нежелательно. Понятно, вовлечение детей в криминальный бизнес недопустимо. Но когда они моют машины, клеят рекламу и т.п. – в свой карман, или в семейный бюджет – с точки зрения психолога, это вредно или полезно?
– Ребенку полезно работать на благо семьи. Конечно, это должен быть неизнуряющий труд, не подтачивающий его здоровье и не мешающий ему учиться. Обязанности, в т.ч. трудовые, у ребенка должны быть, если их нет – он король, тиран. В сельской местности помощь детей естественна до сих пор – в огороде, дома. Получается, послать ребенка в огород можно, а на мойку машин – ни в коем случае нельзя?

Если семья посылает ребенка работать из стремления приобщить к труду – это тоже хорошо. Потому что, когда ребенок считает себя свободным от любых обязанностей (в т.ч. – помощи родителям), когда он в семье является продвинутым потребителем и только просит «дай, дай!» – это никуда не годится.

Тем более – когда у ребенка есть потребность, которую родители не могут обеспечить – телефон, поездка какая-то, на которую нужны деньги – и он сам добровольно идет работать – это только способствует его созреванию.

Ребенок может быть на побегушках на благо семьи и быть счастлив. Но тут можно выделить такой критерий, как добровольность: если родители заставляют своего ребенка попрошайничать или мыть машины – наверное, это нарушение его прав.

Вот дети алкоголиков иногда бывают вынуждены брать на себя слишком большую ответственность – пока родители в запое, они и в магазин сходят, и за братьями-сестрами присмотрят. Это плохо: ребенок не должен отвечать за себя сам. Родители должны отвечать за него – за его психологическое и физическое развитие, за его питание, здоровье, образование и т.п. Если какая-то ответственность перекладывается на ребенка, это его травмирует. Ребенок может помогать – но на том посильном участке, который ему дает ответственный за общее функционирование семейного хозяйства родитель.

Бессилие насилия
– А порка – это дисциплинирующее средство или насилие?
– Это бессилие. Никакого ребенка не надо пороть. Ребенок – словесное существо и общаться с ним надо на уровне слов. Если он слов еще не понимает, что-то делает не то – можно его как-то прихлопнуть небольно. Но шлепать уже говорящего ребенка, тем более старше пяти лет – совершенно точно уже нельзя. А уж если родитель позволяет себе бить ребенка – то один ударит один раз, другой – 10 раз, третий посадит на цепь. И ничто не сработает: чем больше ребенка наказываешь – тем более трудным он становится. То есть, наказывая, надо постоянно идти по пути эскалации наказания, так как то, что вчера было достаточным, сегодня уже не произведет впечатления.

Хороший способ воздействия – лишение поощрений и система логических последствий. Это работает. Всегда, если есть хоть какие-то силы и возможности, надо найти другие способы, запретить играть на компьютере, или не дать сладкого к чаю… должно быть невыгодно себя плохо вести.

– Но часто мужики говорят «Меня батя порол – и вырастил нормальным человеком, спасибо ему за это!»
– Некоторых мальчиков в исключительных случаях выпороть можно. Например, что-то украл ребенок, отец его отлупил – и он сделал вывод, что красть нельзя. А вот отец поймал курящего – хорошо, если после порки он курить заречется, но сколько в такой ситуации стали прятаться, продолжать курить, а отца ненавидеть? Я много знаю мальчишек, которых «перебили» и вырастили не крепких мужиков, а невротиков. Почти всегда физические наказания, особенно сильные, увеличивают детско-родительскую дистанцию, нарушают доверие, ребенок закрывается, перестает разговаривать с родителями.

Подросших девочек физически наказывать нельзя ни в коем случае, это чудовищно влияет на самооценку, так что себе дороже.

Дети согревают семью
– Бывают семьи с почти армейской дисциплиной, распорядком, требованиями. До какой степени это оправдано?
– Дети очень хаотические существа, любая попытка привести их к порядку – понятна и нормальна; вопрос, какой ценой. Если в доме леденящий холодок казармы, где дисциплина превыше человеческих отношений, настроений и т.п. – в такой семье всем нехорошо. Другое дело, что внешний эксперт тут не может разобраться, только сами родители могут понять, не пережимают ли они.

– Бывает, что родители заранее решают – мой сын будет спортсменом, дочь – балериной – это нормально? Ведь это предполагает очень жесткие жизненные рамки для ребенка.
– Родители имеют право хотеть, чтобы их дочь выросла балериной, такой семье очень сложно что-то рекомендовать, но я знаю довольно печальные подобные случаи. Есть такое понятие – процесс семейной проекции. Несколько взрослых в семье ждут от конкретного ребенка исполнения своих желаний, даже, может быть, ценой его подавления и буквально физического калечанья. Как этому противодействовать – неясно. Люди часто не понимают, что они делают – это же не физическое насилие, где синяки и т.п. Последствия этого психологического травмирования будут видны нескоро, человек может и не осознать их, как последствия своих действий. Нельзя ребенка перегружать своими проекциями, чем более он несвободен от таких семейных ожиданий, тем больше шансов развития у него патологии характера и пр. Есть ли у ребенка право на отказ, есть ли право родителей его переламывать, какую меру сопротивления ребенка считать критичной – каждая семья дает на это разный ответ. Мы можем назвать состоявшихся деятелей культуры, науки, медицины, выросших под таким давлением. Но счастливые ли эти люди? Каков был бы результат, если бы родители не стали давить на них в детстве? Только Бог знает, и только перед Богом родители дадут ответ за этот выбор. Я такие семьи стараюсь останавливать, стараюсь показать родителям возможные последствия их стиля воспитания. Я думаю, если ребенок говорит: я не хочу быть балериной – имеет смысл к этому прислушаться.

– А надо ли спрашивать у детей разрешения на повторный брак, переезд в другую страну, усыновление нового ребенка и т.п.?
– Должно быть так: главный тот, кто родился раньше. Хорошо, чтобы ребенок был согласен, но голос ребенка – совещательный. Он не должен решать вопросы, но ему надо объяснять. Если он с чем-то не согласен, и есть возможность – надо остановиться, объяснить ему свои резоны, развеять его опасения. Но последнее слово, конечно, за взрослым.

– Бывает, что родители выбирают для ребенка школу-пятидневку, закрытый лицей или даже монастырский приют (чтобы вырос «церковным»). Как к этому относиться?
– Я противник таких решений. Нет такого воспитания, такого климата, который лучше даже средненькой семьи. Ребенок, если родители живы и адекватны, должен взять у них знания, умения, навыки. Ему не место в системе общего подчинения, ему место – в системе подчинения личного, подчинения двум небезразличным родителям, даже и с какими-то перегибами. Он должен заквасится в этом рассоле, пропитаться родительским духом – и только тогда сможет сам стать впоследствии родителем. Если мы растим солдата, не имеющего семью, или монаха – это адекватно. Но семьянином можно вырасти только в семье.
Есть кадетские корпуса – но они бывают разные. Если ребенок приходит ночевать домой – это один разговор. А если он видит родителей два раза в год – совсем другой.

Воспитание в таких заведениях бьет по связи детей и родителей. Есть очевидная зависимость: сперва приюты для детей – затем дома престарелых для родителей (или монастырский приют – монастырская богадельня, если угодно). Не потому даже только, что любви не будет – а потому что закладывается идея: есть места, где за людьми ухаживают лучше, чем в семье.

Если родитель чувствует, что не справляется с воспитанием настолько, что, имея физическую возможность, хочет сдать ребенка кому-то на воспитание – это сигнал серьезного кризиса. Такому родителю не надо потакать в этой его идее – ему надо помогать. Это дело духовников, психологов, семьи – поддержка, чтобы человек прошел сквозь кризис, справился с тем, с чем не может никак справиться. Иначе это отказ от родительства, провал родительского «зачета».

Для ребенка это тоже всегда очень травматично, каким бы хорошим учреждение не было. У него либо чувство, что он победил, сломал родителей – либо, что он недостаточно хорош, чтобы родители им занимались. И чаще всего такие дети будут иметь к родителям огромные претензии.

Если в районе 15-16 лет ребенок сам хочет (часто это бывает из-за какого-то конфликта в семье) учиться в таком месте – в единичных случаях это может быть неплохо.

– А если в семье нет любви – возможно ли ее воспитать, научить(ся) ей?
– Любви можно научиться, только глядя на положительный пример, захотев, чтобы у тебя было бы также, как вот у этих. Ведь многие семьи не только не имеют любви в себе, но не знают даже, что она должна быть, не видят своего уродства. Многие и сами выросли в таких семьях. Тепло семейного очага, главная ценность, которую невозможно вдруг стяжать – ее надо годами растить в своей семье. А мы пожинаем итог 70-ти лет коммунизма, периода свернутых семейных ценностей, когда маму выгнали на работу, ребенка отправили в детский сад, узаконили аборты… Остывание семейного очага имеет исторические корни. Но семьи верующих, многодетные семьи – имеют наиболее высокие шансы на семейное счастье. Дети согревают семью.

Екатерина БУРМИСТРОВА родилась в 1973 году в Москве. В 1997 году окончила психологический факультет МГУ. Сотрудничает с различными детскими клубами и семейными центрами, ведет семинары для родителей, индивидуальные и семейные консультации. Замужем, мама восьми детей.

Беседовал Михаил АГАФОНОВ