Как смеется сам Рамазан, Tooba начиналась с сельского стартапа, но сейчас уже переросла в международный проект. Кроме Кавказа, она охватывает Абхазию и Киргизию, подключаются Казахстан, Узбекистан, Бахрейн, Дубай и даже Австралия. Приложение работает на двух языках, и если основной язык в телефоне не русский, по умолчанию переключается на английский.
Фонды недооценивают мессенджеры – конверсия у них лучше, чем у соцсетей
– Технологически Tooba может расти бесконечно?
– Да, как маркетплейс (по принципу онлайн-магазина – только продаются не товары, а возможность сделать пожертвование – прим ред). Но у нас нет задачи все фонды загнать к нам. Мы хотим, чтобы любой человек из любой точки мира мог помочь любому человеку в другой точке мира. Крупным фондам Tooba не нужна. Есть маленькие достойные фонды, там работают приятные люди, но у них не хватает денег на пиар. Tooba для них – прекрасная платформа, при вложении в рекламу 0 рублей можно успешно собирать деньги.
– Какой был самый быстрый сбор?
– За 20 минут мы как-то закрыли сбор на 100 тысяч рублей. Все зависит от активности в соцсетях и того, на какого человека попадет ссылка. У нас был сбор, который один человек сразу закрыл переводом в 750 тысяч.
– Люди приходят в Tooba по ссылкам в соцсетях?
– Или в мессенджерах. Фонды их недооценивают, хотя конверсия в мессенджерах лучше, чем у соцсетей. Вот у меня есть в WhatsApp рассылка Tooba – 97 друзей, кому я могу отправить сообщение про любой сбор, который мне понравится. Пишу текст: «Мише из Москвы нужно на операцию срочно 200 тысяч. Ребята, давайте ради Всевышнего поможем». Именно теми словами, по которым меня можно узнать. И делаю рассылку.
Я всем фондам говорю, что я как личность любой сбор могу закрыть за несколько дней путем мессенджера. Просто шлю сообщение 97 человекам и пишу следом: «Если можно, раскидайте по группам». Они начинают раскидывать, каждый скидывает по 50-100 рублей, и мы закрываем сбор. При трудозатратах 5-10 минут и вложении 0 копеек.
Я не помогаю, если собирают деньги на карточку, – это мотивирует мошенников
– Но как часто можно делать такие рассылки?
– Я не делаю то, чего бы я не хотел, чтобы со мной сделали. Если посылаю, значит, на это же сообщение я бы нормально отреагировал. И самое интересное, что через 2-3-4 таких рассылки твои друзья начинают делать то же самое. И ты видишь, что у друзей те же статусы, что и у тебя, только другого сбора. Мне бывает в десять раз приятнее, когда от друзей приходит сообщение: «Поучаствуй в этом проекте». Я обязательно хоть 100 рублей закину.
– Именно на Tooba?
– Да. Я не помогаю, когда собирают деньги на карточку. Для меня это вопрос принципиальный. Потому что это мотивирует мошенников. Они берут ролик любого фонда, подставляют свою карточку, и люди думают, что помогают фонду, а деньги идут кому-то на сторону. С мобильным приложением такого риска нет. Мошенники не будут делать мобильное приложение, чтобы деньги собирать, во-первых, это очень дорого и долго, во-вторых, их быстро разоблачат.
– И что говорит статистика – когда Tooba появилась, на Кавказе фонды начали массово на нее переходить?
– Например, в Ингушетии сейчас практически 90% пожертвований идет через Tooba. Однажды руководитель фонда пытался сделать сбор не через Tooba, потому что он был уже третий, а мы больше двух одновременно не берем. Мне начали писать жертвователи: «Когда этот сбор будет на Tooba?», потому что так проще. Но есть, к сожалению, до сих пор и сборы на карточку. Мы стремимся к тому, чтобы эту привычку убрать.
Программисты – самый социально активный народ
– Сколько в Tooba сейчас программистов?
– Около 30 из 6 стран мира. Причем на зарплате пять-шесть, остальные все работают бесплатно. Это ребята из Америки, Англии, Казахстана, Белоруссии. К моему удивлению, программисты – самый социально активный народ. Они готовы в такой истории участвовать pro bono. Сложнее с дизайнерами или маркетологами. У нас есть программист, который зарабатывал 200 тысяч рублей, а к нам ушел на 120 тысяч. Сперва вообще бесплатно работал. Он говорит, что эти 80 тысяч – его вложение. Русский парень, в Москве живет. Я его даже не видел никогда.
– Кто руководит командой?
– Тимур Шарапудинов, один из основных наших программистов, кандидат физико-математических наук, без пяти минут доктор, преподаватель в университете.
– Насколько глубоко вы понимаете то, что они делают?
– Я только вижу, что они уже по факту сделали. А как это сделали, не понимаю. Например, я придумал реферальные ссылки, которых до нас ни у кого не было. Отправляешь в мессенджере сообщение: «Я участвую в таком-то проекте. Поучаствуй вместе со мной». Если у человека, который переходит по этой ссылке, Tooba не установлена, то он скачивает приложение. Если установлено, то сразу попадает на сбор. На этой вещи мы и хайпанули. Люди начали отправлять друг другу ссылки, у нас рост скачиваний пошел.
Развивать Tooba в Москве и средней полосе России создатели начали летом, и сейчас заявок очень много. «Мы специально не ищем, – говорит Рамазан. – Фонды сами нам звонят, пишут, узнают, как подключиться к проекту. Больше 40 фондов надо проверить на благонадежность. Подключаем в порядке очередности. Нескольким, правда, отказали. Бывает, что фонд юридически проверен, официально зарегистрирован, работает уже несколько лет, в соцсетях нормальная страничка, но репутация не очень. Мы обзваниваем другие фонды, они друг друга знают», – объясняет Рамазан.
Каждый день по 10-20 рублей отправлять кому-нибудь в помощь – добрая привычка
– Сколько денег сейчас проходит через Tooba?
– Пока это небольшие суммы, в России 200 тысяч рублей в день собираем, но планы грандиозные. Мы хотим, чтобы через три года через Tooba проходило $10 млн в день. Именно поэтому мы и не хотим брать комиссию. Потому что если мы хоть 1% с пожертвований будем получать, то в глазах жертвователей сразу станем бизнесом.
Мы рассматриваем разные варианты монетизации: мерчендайзинг, организация форумов. У нас много амбассадоров – известных людей, которые готовы бесплатно участвовать в наших мероприятиях. Это, например, Хабиб Нурмагомедов, Арман Давлетяров, Сергей Романович. Больше и больше приходит. Абсолютно у всех есть потребность делать что-то хорошее. Я в это искренне верю.
Всегда говорю: «Даже у плохого человека есть сердце». Он же своего ребенка любит, свою кошку, собаку. Наша задача – сделать так, чтобы он хотел еще кому-то помогать. Нам одна женщина написала: «Я никогда никому не помогала, разве что на улице могла милостыню подать. Подружка посоветовала ваше приложение. Один раз помогла, и теперь каждый день по 10-20 рублей отправляю кому-нибудь в помощь. Такая добрая привычка».
На Рамадан сборы на Tooba взлетают в 4-5 раз
– Расскажите про вашу семью.
– Отец вырос в селе Местерух, но потом поехал учиться в Махачкалу и остался. Он по образованию филолог, учитель русского и литературы. Мать медик, акушер. Потом отец стал военным, оба мои брата пошли по его стопам.
– Не рассматривали для себя такой вариант?
– Нет. Я видел отца, это постоянные командировки, мы его дома не видели. Я еще ребенком подумал, что не хочу такого детства для своих детей. Хотел профессию, чтобы больше времени семье уделять. И с детства хотел стать бизнесменом. Тогда мультик появился про Скруджа Макдака, он меня и смотивировал стать богатым человеком. В пятом классе уже бизнесом занимался вплотную, жвачки продавал, за ними очередь к нам домой выстраивалась. Три-четыре зарплаты отца у меня в месяц было. Куча денег, цели добился, что теперь с ними делать? Машину не купишь – я ж пятиклассник.
– А к благотворительности дома было особое отношение?
– Да. У отца. Он до сих пор осознанно или нет занимается благотворительностью, много помогает родственникам. Вот он в больнице лежал, звонит мне и говорит: «Здесь со мной парень лежит, у него проблемы с сердцем. У него жена больная, сам работать не может. Давай ему поможем». Скинулись, помогли парню.
Когда Союз только развалился, машины во дворе не оставляли, всегда на стоянку ставили. Она была очень далеко, мы пешком шли пару километров до дома. Вот тогда я и получал воспитание на будущее, как я сейчас понимаю. Отец мне говорил постоянно: «Здоровайся со старшими. Когда встречаешь женщину с сумками, подлетаешь, сумки забираешь и до дома провожаешь». Попрошайкам милостыню подавал. Я это все видел. Но не могу сказать, что именно это меня подтолкнуло к благотворительности, стало ключевым. Это часть религии тоже. У нас на Рамадан много мусульмане помогают. Даже по Tooba видно, как сборы взлетают в 4-5 раз.
На социальные проекты жертвуют плохо
– Где на Кавказе лучше всего развита благотворительность?
– В Дагестане. Наверное, потому что больше людей. У нас в Махачкале кафешки забиты, суета, до часу ночи машины туда-сюда снуют. По сравнению с Москвой у нас кафешки очень хорошо зарабатывают, наверное, потому что некуда пойти больше.
– Инклюзивное кафе «Время перемен», где работают сотрудники с инвалидностью и на открытие которого собирали деньги через Tooba, работает?
– Оно закрывалось на пандемию, сейчас работает. Тогда оно было убыточное, потом они начали вроде бы в ноль выходить.
– Быстро собрали на открытие?
– К сожалению, нет. Это был самый долгий наш проект. Люди плохо жертвуют на проекты, на детей охотнее. Нам еще вопросы такие задавали: «В кафе будут кормить платно или нет? Это бизнес-проект или благотворительность?». Мы объясняли, что это бизнес-проект, но социальный – потому что в кафе будут трудоустраивать людей с РАС. Это кафе придумала Айшат Гамзаева, основательница Дома дневного пребывания для детей с особенностями развития.
Я сделал приложение для себя, чтобы мне, как бизнесмену- донору, было удобно помогать в два клика
– У вас Tooba сейчас большую часть времени занимает?
– 100% времени. Я уже на работе не бываю, все делегировал. В октябре в Москву приехал, в ноябре встречаюсь с представителями Казахстана, 15-20 числа открытие в этой стране. Все расписано.
– Вам Tooba больше нравится заниматься, чем бизнесом?
– Мне всегда больше нравилось заниматься социальными проектами. Я как начал зарабатывать, сразу пытался сделать что-то полезное для людей. Меня спрашивают: «Вот ты создал приложение. Почему у кого-то не пошло, а у тебя пошло?» Действительно, было приложение «Я рядом», но закрылось. Есть еще питерское «Хочу помочь!», но они за три года только три миллиона собрали. А наше живет, потому что я его сделал для себя, чтобы мне было как бизнесмену, как донору удобно помогать в два клика. Все фишки, которые программисты делали, мы убрали, потому что они мне показались слишком сложными. Например, у нас до сих пор нет регистрации.
– Но при этом надо привязывать карту.
– Карта сама привяжется автоматически. Это для удобства сделано. И это безопасно, потому что мы у себя данные не храним, они все на стороне «Яндекса».
– А бизнес не боитесь оставлять без присмотра?
– Я оставил, но не стоит этого делать (смеется). Любой бизнес, когда без присмотра, рано или поздно спускается вниз. Боюсь, мне же семью кормить надо, но есть приоритеты.
Мне важно оставить после себя что-то полезное. Я считаю, что Tooba – хорошая вещь, мы стольким людям помогли. Последний наш ролик я посмотрел – там столько детей – разных наций, религий, конфессий. И ты понимаешь, что благодаря твоему приложению они получили помощь. Кто-то ходить начал, кто-то жить нормальной жизнью, кто-то слышать. Здорово же. Меня это мотивирует.
Фото Павла Смертина
